Прибыв на место, он понял, почему Паша относился с таким благоговением к отелю «Император». Не в каждом королевском Колизее можно было увидеть подобную роскошь. Всё здесь сверкало и переливалось, будто в магазине ювелирных изделий, высокие узорные потолки вызывали легкое потрясение, а обстановка, мебель и прочие мелкие детали интерьера изумляли продуманностью и дороговизной.

Праздничный зал был огромен, как маленький город, украшен какими-то необыкновенными, бриллиантовыми шарами и наполнен гостями, сиявшими и переливавшимися не хуже этих самых шаров.

Мирослав невольно порадовался, что из всех возможных вариантов вытянул именно свой «пафосный» костюм. Во всем зале не было ни одного скромно одетого человека.

- Пойду посмотрю, что там за блюда, - сказал Паша, с жадностью глядя в сторону шведского стола.

- А разве уже можно есть?

- Наверно, нет. Но я пока просто посмотрю. Поем уже когда придут жених и невеста.

И Паша немедленно исчез. Мирослава покоробило слово «жених». Вряд ли он когда-нибудь сможет к этому привыкнуть.

Гости лениво блуждали по залу, то и дело останавливаясь и о чем-то любезно болтая друг с другом, Мирослав же, никого здесь не знавший, с хмурым видом стоял у стены, игнорируя заинтересованные взгляды ярко одетых дамочек, проходивших мимо. Ожидание уже изрядно наскучило ему, когда позади него раздался смутно знакомый, хорошо поставленный голос:

- Вот так неожиданная встреча.

Обернувшись, Мирослав с трудом сдержал стон. Блин, лучше бы он остался дома. Вот только беседы с Аксеновым-старшим ему сейчас и не хватало. Хотя вообще-то он должен был предвидеть, что тот тоже будет здесь. Помолвка единственного сына, как ни как. Зная, что его лицо сейчас находится под облучением рентгена, Мирослав вежливо сказал:

- Добрый вечер.

- Какими судьбами, Мирослав? – Виктор Аксенов, как и его сын, за прошедшие пять лет почти не изменился, только седины на его висках стало значительно больше, что нисколько его не портило.

- Я работаю в компании, с которой сотрудничает Илья, - честно ответил Мирослав. – Я здесь с другом из этой же компании.

- Понятно, - обычно всевидящий взгляд, судя по недовольному выражению, в этот раз наткнулся на непробиваемый барьер. – Как у тебя дела?

- Неплохо, благодарю.

- Женился?

- Нет.

- Почему? – и что это за требовательность в голосе?..

Но Мирослав лишь небрежно усмехнулся:

- Не встретил достойную. Но, надеюсь, все еще впереди.

Эти слова, похоже, пришлись Аксенову-старшему по вкусу.

- Конечно, конечно. Может, ты и прав, что не спешишь. А вот Илья теперь уже потерян, - он снисходительно улыбнулся. – Впрочем, тут трудно было не потеряться. Анна восхитительная девушка, настоящая королева, никто бы не устоял перед ней. Я понимаю Илью. И горжусь его выбором.

- Безусловно, - почтительно сказал Мирослав, с трудом преодолевая желание послать его на кое-что покрепче, чем «хер». Проклятый паук! Сгинь уже отсюда!

И тут у входа в зал раздался непонятный шум – восторженные голоса, громкие приветствия и звонкий, уже знакомый Мирославу смех. Посмотрев в ту сторону, он забыл и об Аксенове-старшем, и о том, где он вообще находится.

В окружении разодетых в пух и прах гостей стояли они: Илья и Анна Дель-Мар – наверное, самая красивая пара, какую когда-либо видел этот мир.

Анна была одета в длинное, ярко-алое платье, великолепно сидевшее на ее точеной фигуре, правильно подобранный макияж делал ее и без того красивое лицо каким-то неописуемо сказочным, а высокая прическа довершала облик фантастической королевы. Илья же…

Илья вполне ее стоил. В своем черном, как ночь, смокинге и мерцающей серебристой рубашке с бабочкой он был просто бесподобен. Но не это бросилось в глаза Мирославу в первую очередь. Улыбка Аксенова – вот что заставило его сердце замереть и упасть без шанса на новый взлет.

Так не улыбаются тем, кого не любят. И не смотрят с такой теплотой и нежностью…

Да, Аксенов любил Анну, в этом не могло быть никаких сомнений. И она его выбрала явно не из-за денег, о чем говорило загадочное сияние, появлявшееся на ее лице всякий раз, когда она смотрела на него. Надо признать, они смотрелись вместе просто божественно.

Что-то в душе Мирослава громко треснуло и осыпалось на тысячу мельчайших осколков. Его губы дрогнули, и он улыбнулся – слабо, радостно и опасно. Опасно для него.

Я так и хотел. Да, все так и должно быть.

- Потрясающая пара, - словно сквозь сотню параллельных миров, донесся до него самодовольный голос Виктора Аксенова. – А какие дети будут – я даже представить себе не могу…

Мирослав ничего не ответил. Он был как в тумане. Радость за Аксенова перемешивалась в его душе с безумной болью от осознания их окончательного разрыва. Похоже, до этой минуты он еще на что-то надеялся. Но теперь всякой надежде пришел конец, и это оказалось гораздо больнее, чем он ожидал.

Но ему все еще нужно было держаться, и потому, когда Паша потянул его в сторону Ильи и Анны, чтобы поздравить их вместе со всеми, он покорно двинулся вперед, стараясь не замечать колющей боли в области грудной клетки.

Вблизи они были еще красивее и ярче. Свет на лице Анны просто ослеплял, а радость в глазах Аксенова причиняла почти физическую боль. Он с улыбкой пожал руку Паше и, не заметив Мирослава, обнял какого-то знакомого в блестящем, зеленом пиджаке. Мирослав не расстроился. Боль, что он сейчас испытывал, была настолько велика, что усилить ее уже было просто невозможно. Его быстро оттеснили от молодых, и он не стал сопротивляться. Но и уходить не стал, помня, что правила приличия требуют находиться на подобных мероприятиях как минимум час после появления виновников торжества.

Все это время он провел, глядя на танцующих, которые странным образом проскальзывали мимо его глаз, и за поеданием разнообразных элитных блюд, вкуса которых он не ощущал (если б не Паша, ему бы это и в голову не пришло). Потом он незаметно вышел из здания «Императора», сел в машину и поехал домой.

Первые минут десять в голове у него не было никаких мыслей – жуткий, бездонный вакуум, в который ничто не могло пробиться. А потом живот пронзила знакомая боль. Ужасающее ощущение, будто кто-то пилит его кишки тупым лезвием. Ему даже пришлось свернуть на обочину и подождать, пока приступ стихнет. На этот раз боль не проходила очень долго. Когда стало немного легче, он завел машину и осторожно возобновил путь.

Из груди все время рвался какой-то ненормальный, умалишенный смех.

- Я потерял его, - бормотал Мирослав, даже не понимая этого. – Я его потерял…

Желание смеяться было просто невыносимо.

Я схожу с ума…

Но даже в такую кошмарную минуту он не жалел о решении, принятом им пять лет назад. Не жалел о том, что сделал все это собственными руками. Даже сейчас, столь мучительно страдая, он каким-то непостижимым образом был рад за Аксенова, рад тому, что тот смог найти свое счастье и навсегда забыть его.

Это правильно. Я этого и добивался. Я справлюсь. Обязательно. А если нет… Да наплевать! Мне все равно, что со мной будет.

Проезжая по Невскому проспекту, он вдруг заметил на одном из магазинов яркую надпись: «Алкотека». Далеко не единожды ему приходилось проезжать здесь, но это название никогда не цепляло внимания, а тут вдруг показалось единственным, что могло его сейчас спасти. Он устремился внутрь с энтузиазмом, с каким никогда в жизни не заходил в подобные заведения. Набрал алкоголя на целый батальон, особое внимание уделив коньяку (который, как он однажды слышал, вызывал самое мощное опьянение), расплатился, перетащил огромный звенящий пакет в машину и, уже не останавливаясь, погнал домой.

В квартире, разложив всю эту потрясающую батарею на столике в гостиной, он откупорил первую бутылку, налил коньяк в заранее принесенный бокал и, чокнувшись с невидимым собеседником, широко улыбнулся:

- Поздравляю, Илья. Всего вам хорошего и побольше.

После чего одним махом опустошил бокал, поморщившись лишь самую малость.