Ему было совершенно очевидно, что эта ситуация не пройдет для него бесследно. Пусть он и был уже взрослым человеком с вполне устоявшейся психикой, то, что произошло, не могло не оказать серьезного влияния на всю его дальнейшую жизнь. Что-то в нем угасло и угасло явно навсегда, с чем он не видел никакого смысла бороться. И все же он не мог уступить этому отвратительному событию и превратить в ничто все свои цели и надежды.

Ему невольно вспомнилась Аня – красивая белокурая девушка, в которую два года назад он был безумно влюблен, и которая, как ему казалось, отвечала ему тем же. Он был искренне уверен, что это любовь навсегда, что вместе они смогут всё, несмотря ни на какие трудности и испытания, но вышло совсем не так. В сущности, конец был самым что ни на есть классическим. Она бросила его ради парня из богатой семьи.

Если так подумать, боль, что он испытывал тогда, не намного уступала той, что одолевала его теперь. Он осознал это с горечью и в то же время с некоторым облегчением. С горечью от того, что тогда, так же как и теперь, была сломана очень важная составляющая его натуры – любовь и вера в людей, а с облегчением по той простой причине, что в прошлый раз он справился, следовательно, сможет найти в себе силы справиться и сейчас. По крайней мере, он на это надеялся, хоть и прекрасно понимал, что едва ли это будет так легко, как хотелось бы.

К концу четвертого дня Мирослав заставил себя убрать квартиру, изрядно захламленную за последние три дня, собрать весь мусор и придать себе более-менее человеческий вид. Затем он оделся и вышел на улицу – во-первых, чтобы выбросить мусор, а во-вторых, чтобы хоть немного разбавить эту проклятую атмосферу полной безнадежности, так прочно засевшую у него в голове. Благо за прошедшие дни от его болезни не осталось ни малейшего следа, и хотя бы по этому поводу он мог не беспокоиться.

При выходе из подъезда ему показалось, будто на углу дома стоит какой-то высокий человек в темной верхней одежде, но он не обратил на это особого внимания и тут же повернул направо. Выбросив мусор, он двинулся в ближайший парк и долго бродил среди унылых, безлистных деревьев, обдумывая свое незавидное положение. Ему было дьявольски тоскливо на душе, хоть уже и не так убийственно скверно, как полдня назад.

Он понятия не имел, что делать дальше. Увольняться с работы теперь не было никакого смысла, Аксенов получил, что хотел, вероятность того, что он будет преследовать его и впредь, была чрезвычайно мала, но, с другой стороны, одна мысль о том, что он вновь будет изо дня в день видеть эту мерзкую физиономию, приводила его в неустойчивое нервное состояние.

В конце концов, Мирослав решил просто некоторое время не думать об этом. Зимние каникулы только начались, он успеет решить все потом, а пока просто попытается выжить. На большее он сейчас едва ли был способен.

По возвращении домой он снова заметил у подъезда высокий, мужской силуэт, а подойдя ближе, не сразу смог поверить своим глазам.

Это был Аксенов. Однако выглядел он совсем не так, как обычно. Неизменной осталась только дорогая, черная дубленка, а вот лицо…

Казалось, будто он не ел и не пил целую неделю. Кожа была белой, как мел, и выразительные темно-серые глаза на ее фоне казались неестественно огромными, отчего и мука, отражавшаяся в них, ошеломила бы своей силой кого угодно, кто не знал о причине, ее вызвавшей.

Но Мирослав не заметил всего этого. Он только понял, что происходит нечто совершенно непонятное и в высшей степени скверное, что вызвало в нем одновременно и страшную ярость, и мучительный страх. С каменным лицом он прошел мимо Аксенова, быстро открыл входную дверь и немедленно вошел в подъезд.

Аксенов за ним не последовал. Он просто смотрел на него – молча, с каким-то тупым, чуть ли не плачущим выражением, и, к счастью, не попытался ничего предпринять.

У Мирослава дрожали руки, в коленях чувствовалась какая-то странная слабость, сердце от страха готово было пробить грудную клетку и, вырвавшись, неистово запрыгать по холодному полу подъезда.

Кое-как поднявшись на второй этаж, он быстро открыл дверь в свою квартиру и, оказавшись внутри, тщательно закрыл ее. Он продолжал поворачивать ключ даже тогда, когда поворачивать уже было некуда. Он понятия не имел, что происходит. Но одно ему было совершенно ясно: так страшно ему не было никогда еще в жизни.

========== Уравнение №8 ==========

Мирославу понадобилось около десяти минут, чтобы окончательно прийти в себя и перестать с ужасом ждать требовательного звонка в домофон. С трудом взяв себя в руки, он разулся, снял куртку и вдруг вспомнил страшную вещь.

Телефон! Он уже три дня не заряжал его и, следовательно, был полностью изолирован от всех, кто хотел бы с ним связаться. А ведь ему наверняка звонил Пашка, чтобы узнать, выздоровел он уже или нет. Пашка, который, несмотря на долгую разлуку, был привязан к нему, как к родному брату, и который наверняка сейчас с ума сходил от беспокойства.

Мирослав бросился на поиски телефона. К счастью, это не заняло много времени: трубка лежала на полу рядом с диваном, не подавая никаких признаков жизни. Должно быть, она валялась там еще с той злополучной ночи.

Поставив телефон на зарядку, Мирослав подождал некоторое время, а затем, как только на экране возникла иконка растущей батареи, нажал на «включение». Казалось, будто устройство с огромной неохотой возвращается к жизни. Наконец, на экране загорелась обычная фоновая картинка, а затем…

Да, он не ошибся. За эти дни он пропустил массу звонков от Паши, но их количество было совершенно ничтожным по сравнению с тем шквалом звонков и смс, что пришли ему с номера, который он предпочел бы навсегда забыть… И главное, обновление происходило в какой-то совершенно безумной прогрессии. Вначале было 35 непрочитанных сообщений, затем 78, 120, 210, 340 и в итоге, наконец, замкнуло на 570. А пропущенных звонков было всего 18, 15 – от Пашки, и 3 – с того самого номера.

Мирослав горько усмехнулся. Ну понятное дело – только идиот не догадался бы, что он никогда не возьмет трубку, а тот, с кем он имел дело, идиотом точно не являлся.

Мирослав решил немедленно связаться с Пашкой, но не успел он нажать на «вызов», как телефон оповестил о входящем звонке – и как раз от того человека, которому он собирался звонить. Видимо, Пашке пришла соответствующая смс или он просто решил сделать еще одну попытку.

- Только не убивай меня, ладно? – сказал Мирослав вместо приветствия. – Я сейчас все объясню!

- Ага, размечтался! – тут же заорал Пашка, о вспыльчивости которого в их приюте ходили легенды. – Ты подлая свинья, Мирка! Я не желаю слышать никаких объяснений! Никаких объяснений тут просто быть не может! Ты хоть представляешь, каково мне пришлось? Я же думал, что ты там скончался! А приехать не мог из-за этой долбаной метели! Тут у нас сейчас сплошная мгла, в Москву, блин, хрен доберешься! А еще отцу обещал сегодня помочь, в общем, полный писец! Но уже завтра собирался рвануть хоть на тракторе, а тут надо же – очнулся гад! Вот тебе не стыдно, а? – в голосе Пашки слышались слезы. – Ты свинья, Мирка, свинья и ничего больше!

Мирослав и сам невольно почувствовал ком в горле.

- Прости, Паш. Блин, клянусь, я не хотел, чтобы так вышло. Если бы я мог, я бы этого не допустил. Но я не мог. Эти дни я был сам не свой, я был не в себе…

- Бухал, что ли, по-черному? Если да, то ты вообще сволочь. Бухал и еще и без меня!

- Да нет, - Мирослав через силу улыбнулся. – Я знаю меру, ты же знаешь. Дело не в этом.

- А в чем, блин, тогда дело?

- Я не могу объяснить. Я знаю, что поступил с тобой не по-братски и сейчас продолжаю в том же духе, но мне просто нечего сказать. Я соврал, что все объясню. Я не могу, Паш. Не бойся, ничего смертельного не произошло, но если я расскажу тебе, я не знаю, что со мной будет. Я просто не смогу больше с тобой общаться. Если можешь, забудь, пожалуйста, об этой ситуации, но не требуй объяснений. Не могу я ничего сказать, брат, просто не могу.