Однако теперь ему это было не нужно — у него появился мотив такой силы, что Дейдара был готов в любой момент принести ему в жертву мир. Впрочем, чтобы это стало осуществимо, сперва требовалось усилить себя. Именно этому Дейдара и посвящал каждую свободную минуту.

Он медитировал, чтобы в дополнение к телу развить и духовную энергию, как следствие — увеличить собственный запас чакры. Магия — это хорошо, конечно, но чакра являлась однозначным козырем в борьбе с практически любым, кто осмелится встать у него на пути.

С самой чакрой Дейдара тренировался осторожно: пусть место и казалось безопасным и уединённым, Дейдара не был бы шиноби S-класса, если б не знал, как обманчива кажущаяся надёжность. Поэтому упражнялся он потихоньку, никаких масштабных ниндзюцу не использовал. В последнее время был занят проблемой того, как приспособить под новые реалии свой Бакутон.

В прошлом мире Стихия Взрыва была основой всей силы Дейдары и, как ни смешно бы это звучало, причиной всех ключевых событий его жизни. Из-за редкого Кеккей Генкай его, сироту, взял на личное обучение старик Цучикаге; за мастерство именно в подрывах он получил ранг S; именно его способности привлекли внимание Акацуки, что вылилось в присоединение Дейдары к организации; высвобождение же грандиозного взрыва стало тем, что завершило его жизнь.

Однако в новом мире старая сила ощущалась как будто чужой. Рокочущая мощь, с которой прежний Дейдара стирал с лица земли целые поселения и отряды врагов, казалась в новых реалиях чем-то слишком… большим, наверное. Или даже громоздким, пожалуй. Неповоротливым в своём роде. Ведь когда С3 Дейдары дарил окружающим ослепительный свет — надо быть Гаарой, чтобы защититься от его трансформирующей мощи. А вот более-менее сильному магу, скорее всего, хватит щита… или не хватит: Дейдара пока не проверял, да и не очень-то хотел. На применение Бакутона не пойдёшь в школьной драке — только в настоящем бою; в нём же, если противник в самом деле сумеет защититься от взрыва — это будет очень тупое и бессмысленное разоблачение Дейдарой собственных способностей. Так что пришла пора продумать альтернативные способы применения Бакутона.

С креативностью у Дейдары никогда не было проблем — зато имелись с ресурсами. На каникулах таки запрещалось колдовать, и пусть дома с родителями-волшебниками использование им палочки не могли отследить (потому что наблюдение велось не за палочками, а за территориями), то за пределами имения Поттеров творить чары Дейдара не мог себе позволить. К тому же, магия, которую ему хотелось бы опробовать, по книгам оказалась слишком сложной и уж точно за гранью понимания только-только поступающего на третий курс Хогвартса.

На мысли его натолкнул кинжал, который два года назад Дейдара купил во время вылазки в Лютный переулок. Этот самый клинок — простой и компактный, который Дейдара всегда держал при себе, — из сплава стали с кровью дракона был способен проводить и магию, и чакру. Вот только с родной Стихией Взрыва Дейдара его вовсе не пытался подружить: можно было бы попытать счастья, если бы ножей у него имелось много, а рисковать потерей единственного годного — глупо. Хотя нож для метания, несущий в себе взрывной заряд, казался идеей заманчивой… Впрочем, нет, лучше уж тогда сюрикен или сенбон. А ещё, пожалуй, лучше — нечто с куда менее выраженной опасностью…

Проблема заключалась в том, что просто так сунуть чакру в предмет Дейдара не мог. Даже в родном мире ему приходилось использовать особую чакропроводящую глину (как напарник использовал особый металл для внутренних конструкций своих кукол); в этом же эквивалентом являлись особым образом выкованное оружие и артефакты. И именно их создание Дейдара начал было изучать в теории, но быстро понял, что ничего не понял в громоздких расчётах и коэффициентах. Так он решил, что в новом году из дополнительных курсов точно возьмёт нумерологию.

Ведь если освоить создание самого банального: предмета-концентратора, способного поглощать магию-чакру и высвобождать «по требованию», — с этим можно работать! Насоздавать таких концентраторов-камней, коих в изобилии валяется на берегах Чёрного озера, да зарядить их Бакутоном!..

Дейдара ухмыльнулся мыслям и вернулся к медитации.

***

В один из солнечных дней, возвращаясь с утренней тренировки, Дейдара столкнулся в воротах с куда-то отчаянно спешившим Джимом: тяжёлый рюкзак за спиной, очки набекрень, на голове бардак. Проходя мимо, Дейдара только кивнул, не замедлив шаг. Джим хмыкнул, скорчил рожу, а затем единым духом выпалил:

— Мы на речку с ребятами!

Дейдара остановился.

— Ну, молодцы.

Пару секунд висело молчание, а затем Джим поджал губы и с обиженным видом умчался прочь. Дейдара закатил глаза и вошёл в дом.

Уже какое-то время (а если точнее, с того безобразного случая под Гремучей ивой) брат упорствовал в том, чтобы быть невыносимым придурком, и Дейдара не настаивал на общении: у него имелись куда более важные занятия. Лишь один человек имел право отвлекать его от любых дел, и это был вовсе не Джим.

Приняв душ и переодевшись в чистое, Дейдара спустился на кухню в поисках съестного, попутно размышляя над ответом на последнее письмо Лиама. Впрочем, застав на кухне мать, он мигом выбросил работу из головы.

— Доброе утро!

— Доброе утро, милый, — мама погладила его по мокрым волосам, когда Дейдара подошёл ближе. — Ты с пробежки?

— Ага, — поцеловав мать в щёку, Дейдара отмахнулся от появившейся было Лолли и сам занялся завтраком. — Погода сегодня хорошая.

— В самом деле, — мама выглянула через широкие окна в сад, где цвело и сияло лето. Среди крон щебетали птицы, стайками перебираясь с ветки на ветку; пара больших коричневых бабочек порхала над лужайкой в загадочном танце; к окну с жужжанием подлетел и уселся на стекло шмель, принялся деловито ползать туда-сюда. — Джеймс ушёл с друзьями на речку.

— Знаю, встретил его по дороге, — откликнулся Дейдара, нарезая овощи, попутно отправляя сосиски в закипевшую воду.

Мама повернулась к нему, по её лицу скользнуло облачко беспокойства.

— Ты совсем перестал гулять с ребятами, — заметила она с грустью. Дейдара переложил овощи на тарелку и как можно спокойней ответил:

— У меня нет на это времени, мам. Мне нужно больше тренироваться.

— Но уже сейчас ты тренируешься слишком много, — мама подошла ближе, взяла его руки в свои и сжала с тихой, но такой пронзительной заботой, омрачённой тревогой. — Милый, я понимаю, что случившееся с твоей однокурсницей и профессором Хоукинсоном сильно повлияло на тебя… Но тебе не нужно бояться: дядя Карлус и наш милый Брайан защитят нас всех!

Дейдара слабо усмехнулся.

— Я не боюсь, мама.

— Конечно нет, прости, я оговорилась…

— Но нет, я не прекращу заниматься, — он поднёс её руки к лицу и коснулся пальцев губами, после чего прижал к своей груди. — И не волнуйся, в асоциального упыря я не превращаюсь, мм. Я договорился со своим школьным приятелем, мы встретимся сегодня здесь, во Впадине.

— Я не могу не переживать, когда один из моих сыновей наслаждается летом, а другой закрылся ото всех, — вздохнула мама и коротко поцеловала его в лоб. — Но я рада, что ты пригласил встретиться друга. Если сочтёшь уместным, приведи его к нам на ужин.

— Посмотрим, — кивнул Дейдара. Он не соврал матери: позже днём ему предстояло встретиться с Эшли, и Дейдара гадал, что встреча ему принесёт.

Если раньше Шелби писали ему общие письма исключительно по работе, то в какой-то момент этого лета Дейдара начал вести переписку отдельно с Эшли, отдельно с его младшим братцем. С Лиамом всё было по-старому: сухие и чёткие обсуждения планов, касавшихся бизнеса и нынче всё больше студсовета, перетекающие из письма в письмо непрерывным диалогом. Послания же Эшли приобрели более личный окрас, и Дейдара всё пытался решить, нравится ли это ему. Что ему точно не нравилось, так это нервозность, сочившаяся из каждого нового письма старшего Шелби всё отчётливее. И центром её был Рабастан.