— …брат говорит, есть сомнения. Его друзья, те, кто обнаружил… — Ева резко оборвала себя, когда Рей и Майкл сели рядом.

— Что произошло? — с потрясающим спокойствием спросил Холмс. В такие моменты в его тоне прорезалась уверенная властность, вызывавшая любопытство Рея; задавать вопросы так — целое искусство, редко доступное подросткам.

— Вы не знаете? — Гектор нахмурился и посмотрел на Рея как будто бы с ожиданием, что он сейчас скажет: «Я знаю, конечно!» Но Рей лишь мог проворчать:

— Не знаем чего?

— Что высшее правосудие всё-таки существует.

От звука этого голоса — негромкого, вкрадчивого, злого — за спиной Рей вздрогнул всем телом и рефлекторно вжал голову в плечи. Поймав себя на этом, устыдился и резко выпрямился, обернулся к Розье.

Тот улыбнулся в ответ, показывая ровные белые зубы. За плечом приятеля высился Эйвери, отчётливо довольный, поглаживающий кулак. Это не укрылось и от Паркинсона.

— Придержи язык, Розье, — процедил он, и по случайности, быть может, как раз в тот момент блик от пламени свечей вспыхнул на его значке старосты.

Розье проследил за этим со всё той же улыбочкой; поглядел на Паркинсона и Флинт, на Холмса, а затем уставился на Рея, чуть прищурившись, словно поймал его на нечистой игре.

— Как скажешь, Паркинсон, — нарочито покладисто произнёс Эван, а затем добавил, расширив оскал, обращаясь к Рею: — Хорошо вернуться в школу, — и ушёл на другой край стола, где был радушно встречен Джагсоном и Селвином.

Мурашки пробежали по спине от этого вида и того, что он сулил. Рей хотел бы сказать, что морально готов вновь существовать рядом с Розье — но то была откровенная ложь.

Его дрожащей руки вдруг коснулась чужая. И нет, это была не грубая ладонь квиддичиста Паркинсона — сильные пальцы Холмса.

Рей посмотрел на него, и, наверное, постыдный страх отразился в его глазах. Но Холмс не осудил. Не разрывая зрительного контакта, Майкл медленно наклонил голову — и это чувствовалось как обещание. Рей не до конца понимал, чего конкретно — однако склонен был довериться человеку, ставшему для него за неделю ближе большинства «друзей детства».

Тем временем в зале повисла тишина — директор поднялся на ноги. В его улыбке, обращённой к студентам, притаилась печаль.

— Приветствую вас, мои дорогие студенты, профессора, привидения, — директор сопроводил широким жестом и кивком обращение к каждой группе собравшихся в зале. — Завтра стартует новый семестр, последний в этом учебном году, а для кого-то — последний в школьной жизни. И я сожалею, что начинать его приходится с печальных и тревожных вестей, — Дамблдор сделал паузу, и зашелестевшие было радостные перешёптывания семикурсников оборвались. Тяжесть ещё не высказанных новостей повисла в воздухе дурным предзнаменованием.

В звенящей тишине Дамблдор мягко сомкнул ладони, и цветные знамёна факультетов и школы сменились чёрными. Траурными. Рей замер в испуге.

— Сегодня мы скорбим о потере Джона Хоукинсона, — сказал Дамблдор, и многие ахнули, поглядели на пустое место профессора защиты от Тёмных искусств, — наставника, — директор оглядел учеников и плавно повернулся к преподавателям, — коллеги, — мадам Помфри промокнула уголки глаз белоснежным платком, — друга и очень хорошего человека, — Дамблдор тяжело вздохнул, и Рей почти физически ощутил его боль. Рядом закаменел в напряжении, нахмурился Майкл.

В разных концах Большого зала зазвучали всхлипы, нервные бормотания, какая-то девочка за пуффендуйским столом ударилась в полноценную истерику — старосте пришлось встать и вывести её из зала; мадам Томпсон вышла следом через боковую дверь. Дамблдор продолжил:

— Смерть Джона Хоукинсона служит нам напоминанием о непредсказуемости жизни. О том, что как бы молод, полон сил и надежд человек ни был, всё может оборваться для него так трагично и так внезапно. Поэтому я прошу вас, каждого из вас: живите. Полноценно проживайте каждый миг, наслаждайтесь каждым днём. Цените жизнь и друг друга.

***

В тот вечер в общей гостиной Слизерина было необычайно тихо — как, наверное, и в остальных. Младшекурсников быстро отправили спать, и Рею оставалось только гадать, о чём устроились секретничать старшие у камина.

У своей кровати тревожно копошился Снегг, мрачно поглядывая на Рея и Холмса поочерёдно. Злость подступала комом к горлу — «Что он себе позволяет?! Я ему помогаю, а он смеет так смотреть в ответ?!» — и Рей едва удерживал себя от того, чтобы вспылить; нервы и так были расшатаны новостью и речью директора. Поэтому, стараясь отрешиться от зырканий Снегга, Рей окликнул Холмса:

— Как думаешь, что случилось с Хоукинсоном? Тебе не кажется странным, что Дамблдор не объяснил причину его смерти?

Растянувшийся на своей кровати Майкл даже не повернул головы.

— Кажется, — проронил он тем своим тоном, который раздражал Рея больше всего: тоном «Не мешай, я думаю».

Рей сердито пнул столик с шахматной доской, на которой всё ещё ждала завершения партия. Холмс скосил глаза.

— Чтобы ответить на твой первый вопрос, Рейнальд, у меня недостаточно данных. Я не стану строить пустые теории, опирающиеся лишь на мои собственные домыслы.

— Знаю, — буркнул Рей и отвернулся, случайно пересёкся взглядом со вновь зыркнувшим Снеггом. Не вытерпел: — Чего смотришь? Есть, что сказать?

— Хочу и смотрю! — ощетинился Снегг, и на него со своей подстилки зарычал Сэр Дункан.

— Лучше пожелай не сердить меня, Снегг!

— Ты мне не указ, Мальсибер, понял?!

Шорох донёсся со стороны кровати Холмса — тот приподнялся на локте и задёрнул полог, отгораживаясь от соседей по комнате.

Сразу стало неуютно; Рей устыдился своего ребячества, пригладил волосы и решительно отвернулся от Снегга, опустился на колени рядом с псом. В голове закопошилась неприятная мысль: не надо было заботиться о Снегге. Стоило бросить его на растерзание Эйвери и Розье — так, глядишь, на самого Рея они бы обращали поменьше внимания, занятые более лёгкой добычей.

***

За завтраком на следующий день Рей всё ещё пребывал не в лучшем расположении духа. В Большом зале так и не сменили траурные цвета на привычные глазу, что не добавляло весёлости. В довершение, всем курсам жестоко перекроили расписание по причине того, что МакГонагалл, Флитвик, Кеттлберн и Стебль поделили между собой уроки защиты — так что теперь вместо обожаемой трансфигурации Рею и его одноклассникам предстояла с самого утра пара копания в навозе в теплицах, а затем ещё более убийственная история магии.

Именно об этом Рей раздумывал, зло пялясь на свиток с обновлённым расписанием, когда Холмс легко тронул его за плечо. Рей повернулся, и Майкл мимолётно указал вилкой на компанию Лестрейнджа, устроившуюся относительно недалеко.

Рей присмотрелся внимательней и неожиданно осознал, что никогда прежде не видел Рабастана настолько бледным, выбитым из колеи. Эшли что-то нашёптывал на ухо другу, но тот, казалось, почти не слышал — только кивал в такт словам, мял сосиски в кашу и обкусывал губы до крови. Наблюдавший за ним Дэвид Поттер скривился и пнул его под столом — Лестрейндж ответил шипением, и Поттер, бросив что-то короткое, вышел из зала.

Если подумать, Лестрейндж может что-то знать о случившемся с Хоукинсоном. Его отец сидит очень высоко, тесно связан с Блэками и Малфоями, которые обладают всей информацией и всегда. Кроме того, у старшего брата Рабастана много друзей в Министерстве, даже в Правопорядке…

Рей повернулся к Холмсу и приподнял бровь, на что тот серьёзно кивнул. Улучив момент, когда Эшли отозвала к себе Ева, Рей скользнул на опустевшее место рядом с Рабастаном.

— Привет, — осторожно обратился к пятикурснику, готовый в любой момент отпрянуть: с Рабастаном никогда не стоит исключать возможность неожиданного нападения.

— Чего тебе? — процедил Лестрейндж, продолжая бездумно перемалывать вилкой свой завтрак.

— Хотел спросить, как каникулы… но и сам вижу, что не очень, — Рей попытался усмехнуться с претензией на веселье, не получив реакции в ответ, спросил заметно серьёзней: — Что случилось, Рабастан? Я могу как-то помочь?