— Случилось дерьмо, Рей. Такое дерьмо… блядь… — Рабастан запустил пальцы в шевелюру, потянул себя за отросшие пряди. Его широко распахнутые глаза с ужасом глядели в пустоту — или в воспоминания о каникулах.

Рею так и не удалось добиться от Лестрейнджа правды. Возможно, она скрыта под непреложным обетом или иным подобным.

«К тому же ей вовсе не обязательно быть связанной с Хоукинсоном, — запоздало подумалось Рею, когда он кидал землю в горшки на травологии. — Это всё ещё могут быть последствия истории с нападением Розье на Хлою». Старший Лестрейндж не мог простить участие в подобном своему сыну — скорее всего, попросту дождался, когда тот вернётся домой, для полноценного наказания за защиту маглокровки. Это предположение поселило в сердце Рея угасший было страх перед встречей с собственным отцом.

Реджинальд Мальсибер не отличался лёгким нравом. Над его вспыльчивостью за глаза шутили, а вот в лицо боялись лишнее слово сказать. В переписке он ещё мог сдержаться, но вот стоит Рею пересечь порог отчего дома летом, вся ярость отца обрушится на его беззащитную голову. И поддержки ждать будет неоткуда…

«Нельзя это так оставлять», — подумал Рей, и именно эта проблема поглотила всё его не сосредоточенное на учёбе внимание. Для мыслей о Хоукинсоне в его голове не осталось места.

***

Для Хинаты траур не был чем-то новым. В свою бытность шиноби она видела смерть в самых разных вариантах и достойно овладела искусством принятия её. Шиноби не положено проявлять эмоции, химе такого клана, как Хьюга, — тем более. Когда грустно и больно — закройся в себе, внутри оплачь погибших, но лишь дадут миссию — будь готов отринуть чувства и делать то, что должен, без оглядки на собственные переживания.

Жестоко, быть может, но, признавала теперь Хината, так проще.

Она видела: нетренированных горе способно утопить. Больше других в своём окружении Хината беспокоилась за Лили: только недавно потерявшая любимого дедушку, она была так хрупка, уязвима, и новая смерть поблизости стала сильным ударом. Не было больше смеха, зарядок по утрам и пересудов с Марлин. Лили бродила по школе, как привидение, сталкивалась с людьми, бормотала что-то бессвязное и вновь терялась в потоке собственных чувств. Никак не реагировала на попытки Северуса и Марлин растормошить её, не слушала профессоров, всё пропускала мимо себя. Вот кому бы следовало больше внимания уделить той речи директора…

Пронаблюдав пару дней и убедившись, что ни своими силами, ни с помощью Северуса и Марлин Лили не справится, Хината решительно взяла дело в свои руки. И в первую очередь она временно отстранила от Лили «помощников».

Северус и Марлин, пусть и были очень разными людьми, на сложившуюся ситуацию отреагировали поразительно единодушно: гиперопекой над страдающей Лили. Марлин вилась рядом с подругой каждую свободную минуту, тараторила зачастую без особого смысла, пыталась утащить то погулять у озера, то посмотреть на новорождённых гиппогрифов профессора Кетлберна, то проследить за Джеймсом Поттером и его компанией, устраивавшими вылазки во всё более отдалённые коридоры и башенки школы. Северус, в свою очередь, усаживал Лили подле себя в библиотеке, пытался поить тёплым чаем, даже раз или два неловко обнял. Лили не отвечала ни одному из них ничем, кроме слёз и просьб оставить её одну. Друзья считали, она сама не знает, что ей нужно.

— Я знаю, что вы хотите ей помочь от всего сердца, однако, к сожалению, на данной стадии ваши действия не идут на пользу Лили, — перехватив ребят на очередной попытке «развеять» Лили, сказала им Хината. Северус нахохлился, Марлин уставилась на неё доверчиво, прося дать альтернативу. — Предоставьте это мне.

— С чего бы? — процедил Северус. — Что ты, Бенсон, знаешь и умеешь такого, с чем я не справлюсь?

— Мне знакомы смерть и горе, — негромко, мягко произнесла Хината. — Лили сейчас находится в опасном состоянии, и выводить её из него необходимо крайне осторожно. Пожалуйста, дайте мне время. Ваши любовь и поддержка очень понадобятся Лили, но чуть позже, когда она будет готова воспринимать их.

— Если ты так говоришь, Хлоя… — вздохнула Марлин, не имевшая привычки спорить с Хинатой. Для Северуса, к сожалению, она не обладала подобным авторитетом, но в конце концов сумела убедить его временно не вмешиваться в исцеление Лили. После того, как Северус пообещал, Марлин уволокла его на кухню за какао и зефирками, намеренная выплеснуть предназначенный подруге запас заботы на парня. Хината проводила их взглядом и, зная прилипчивость Марлин, решила, что всё время мира в её распоряжении.

Затягивать с решением проблемы, впрочем, она не собиралась, а потому сразу после уроков нежно взяла Лили под руку и увела в сторону от потоков учеников. Лили шла за ней послушно и безразлично. В этом и заключалась проблема: Лили заперла чувства в себе, не давала им волю — то, что шиноби практиковали со знанием дела, для неподготовленной девочки могло обернуться катастрофой внутри.

— Пожалуйста, поговори со мной, Лили, — ласково попросила Хината, легко сжимая руку девочки. — Я с тобой, я здесь для тебя.

— Я в порядке, — пробормотала Лили, отворачиваясь, слабо пытаясь выдернуть руку.

— Никто сейчас не в порядке. То, что случилось с профессором Хоукинсоном — это так страшно, — произнося слова мягко, Хината вместе с тем наблюдала за изменениями на лице Лили с цепкостью шиноби на миссии высокого ранга. Каждое микродвижение мышц подмечалось, трактовалось, влияло на линию разговора. Хината не могла сказать, что хороша в этом, но ей доводилось утешать и быть утешаемой. — Я много думаю о нём в последние дни, вспоминаю, как он старался на уроках, как улыбался на пирах…

— А я почти совсем не думаю о нём, — на едином дыхании выпалила Лили и залилась краской, спрятала лицо в ладонях. Девушки остановились, и Хината нарочно встала рядом с Лили, приобняв её за трясущиеся плечи. — Мне так стыдно… в смысле, я должна его пожалеть, он ведь был такой молодой… но я… я думаю о дедушке Эндрю, — Лили всхлипнула. — Я плохой человек, я знаю.

— Вовсе нет, — осторожно возразила Хината, обнимая её крепче. — Расскажи мне о своём дедушке.

Раздвинув пальцы, Лили поглядела на неё с недоверием пополам с испугом, словно сомневалась, всерьёз ли предлагает Хината. Та лишь подбадривающе улыбнулась в ответ и погладила Лили по спине. И тогда девочка несмело заговорила:

— Дедушка Эндрю не жил с нами, так что виделись мы не очень часто, но каждый раз был таким замечательным… Моя мама выросла в том доме в самом центре Дублина, и мне всегда нравилось приезжать туда на каникулы. Там какой-то особенный дух, понимаешь? Я очень люблю встречать Рождество в Ирландии — там как-то, ну, лучше, чем в нашем Коукворте… Когда мы с Пэт были маленькими, дедушка Эндрю наряжался то снеговиком, то оленем, приходил в дом с улицы, стряхивая с лысины снег, и объявлял, что принёс весточку от Санты. Мол, Санта прибудет позднее, а пока послал своего доброго друга мистера Фрости или мистера Рудольфа с конфетами. Как мы хохотали! Нам с Пэт доставалось по огро-о-омному мешку конфет и хлопушке, которые мы должны были использовать перед тем, как пойдём спать. Дедушка говорил, что по дорожке из конфетти Санта найдёт путь от камина до ёлки, чтобы оставить подарки… А ещё дедушка Эндрю катал нас на санках с горки, а в одну зиму договорился с кем-то из друзей и прокатил нас на настоящих санях, запряжённых конём. Это было так весело! Мы катались по заснеженной дороге, и дедушка рассказывал нам местные легенды: и добрые, и страшные, и поучительные… — задор, вспыхнувший было в глазах Лили, погас, улыбка сползла с лица, плечи поникли.

— Он был очень хорошим человеком, — сказала Хината.

— Он был самым лучшим! — воскликнула Лили и шмыгнула носом. Она отошла к окну, тяжело облокотилась на подоконник, и Хината вновь встала рядом, легко касаясь боком. — Я так по нему скучаю, Хлоя…

— Я понимаю, — прошептала Хината и обняла девочку за плечи.

— Мне очень-очень его не хватает, — всхлипнула Лили. — Когда была в этот раз дома, мне так хотелось снять трубку и позвонить в Дублин, услышать «Дом Келли, алло», — последнее она произнесла единым словом, глотая звуки тут и там, и тихо хихикнула сквозь слёзы. — У меня не очень хорошо выходит дублинский выговор.