Хоукинсон улыбнулся.
— Карьерный рост.
— Карьерный рост, — согласился Брайан. — Это уже не расследование пропажи сов вблизи Оттери-Сент-Кечпоул, — он попытался удержать серьёзную мину, но всё-таки засмеялся, и Хоукинсон присоединился к нему. Даже Гринграсс ответил подобием улыбки.
— Я даже тоскую по тому времени, — негромко поделился он, блестя глазами. — Нынче крайне скучно.
— Знаешь, может, оно и не плохо, — посерьёзнел Брайан. Рафаэль только пожал плечами: он не любил спорить с Брайаном, ведь его споры кончались для оппонентов порчей.
Работы в тот день — как и в большинство — было немного, поэтому Брайан утянул Хоукинсона в отдел, чтобы коллега рассказал о школе. Про неё всем слушать неизменно интересно, ведь у двух третьих отдела родственники учатся. Даже в маленькой компании Брайана: у него самого — кузены, как и у Рафаэля, у Вуда и Флинта — сестрёнки…
Как-то незаметно подкралось обеденное время, и шумная компания, хохочущая над историями о проделках студентов, направилась в министерскую столовую. Рафаэль попытался остаться на рабочем месте и сбить голод сладостями, но Брайан решительно утащил его с собой. Вуд даже помог, придерживая под другой локоть.
Ленивая и скучная работа, разудалая и шутливая компания сотрудников — основа Правопорядка была феноменальна своими контрастами. Как-то в других отделах люди (чисто визуально) лучше соответствовали занимаемым должностям. Транспорт вечно куда-то торопился, Спорт громко заявлял о себе спорами до хрипоты о мелочах, Международники держали дистанцию и тихо переговаривались о своём, Популяции ведали самые невероятные истории и вворачивали в речь словечки на нечеловеческих языках, Катастрофы сочетали в себе выжимку черт Правопорядка и Транспорта… Тайны оставались Тайнами, и лишь их было не встретить в общественных местах.
— Порой диву даюсь, — негромко поделился с друзьями Вуд. Поотстав, они втроём плелись в хвосте хохочущей процессии, возглавляемой Хоукинсоном, Флинтом и мисс Амбридж. — Как нас ещё не расформировали?
От неожиданности Брайан зацепился носком ботинка за коридорный ковёр и качнулся — Гринграсс вцепился в него, не давая упасть. Благодарно улыбнувшись ему, Брайан спросил у Вуда:
— Что так резко-то, Орсон?
— Не говорите, что подобные мысли вас самих никогда не посещали, — видя, что Рафаэль больше не пытается смыться, Орсон отпустил его и сунул ручищи в глубокие карманы мантии, позвенел мелочью. — Я сейчас серьёзно, парни. Смотрите, что выходит? На вызовы о случайном колдовстве — а это больше половины всех ежемесячных происшествий в стране — отправляются Катастрофы. Для незаконного использования магии и изобретений маглов сделали отдельные сектора. Тёмной магией и опасными волшебниками занимаются мракоборцы. Совсем Тёмной магией, некромагией и прочими ужасами занимаются Тайны. Что же остаётся нам? Бессмысленные патрули, драки в пабах и, вон, ваши с Гринграссом любимые пропадающие совы. Не то что… — он запнулся и отвёл взгляд.
Брайан вздохнул.
— У наших отцов во время и после войны?
Шумная компания коллег остановилась ждать лифт, но Брайан с друзьями не сговариваясь свернули на пустынную лестницу. Рафаэль стал спускаться первым, выстукивая на перилах похоронный марш.
— В их жизнях тогда было больше смысла, чем сейчас в наших.
— Не говори так! — возмутился Брайан, буравя спину Гринграсса возмущённым взглядом. — В каждой жизни есть смысл и ценность. Просто у нас и наших родителей… масштабы проблем другие, — пришли на ум слова Хоукинсона.
Не обернувшись, Рафаэль передёрнул худыми плечами.
— Я же сказал: у них — тогда, у нас — сейчас. Если сравнить ценность Карлуса Поттера в сорок четвёртом и Брайана Поттера в семьдесят третьем, за Карлуса дадут трёх Брайанов, если не четырёх. Однако если сравнить Карлуса Поттера образца сорок четвёртого с Карлусом Поттером семьдесят третьего — за первого дадут двух вторых. Кто знает, возможно, в девяностых ценность Брайана взлетит до небес…
— Какая ты всё-таки дрянь, Гринграсс, — поморщился Вуд. — Я бы на месте Брайана уже наколдовал тебе что-нибудь неприятное.
— Что может быть неприятней моей крови? — ожесточённо хмыкнул Рафаэль.
— Не бери в голову, Орсон, он просто расстроен, — Брайан вздохнул, насильно отрешая себя от злых слов друга. Всё же сказаны они были без желания задеть. — Справедливости ради, мне тоже не по себе из-за вмешательства Тайн.
— В смысле?
Бросив быстрый взгляд на Рафаэля — тот неспешно спускался по лестнице, всё так же выстукивая похоронный марш на перилах, — Брайан рассказал об их задании и сцене в кабинете Крауча. И если с нервозности Крауча Орсон посмеялся, к концу истории он хмурился.
— Что ж, — начал Орсон неуверенно, поглядывая на Рафаэля. — По крайней мере, в этот раз они придолбались к мелкому Розье, верно? Сегодня Тайны пришли не по душу Рафаэля.
— Ошибаешься, — прошипел Гринграсс; пальцы сорвались с перил в середине ритма, и его обрыв неожиданно сильно ударил по нервам. — Мальчишка для них предлог. Может быть, потенциальная инвестиция, — злые рубленные предложения резали слух до давления в голове; воздух на пустынных пролётах начал загустевать, лампы замигали, мутнея. — Скорее, потенциальная проблема, но это пока далеко. Сейчас он — инструмент, не более…
— Рафаэль, — Брайан в два шага нагнал друга, сильно сжал его плечо. — Успокойся.
Судорожно вздохнув, Гринграсс закрыл глаза и постарался дышать ровнее. Лампы перестали мигать и вернули полную яркость, воздух больше не сдавливал грудь.
— Сходил бы уже, прилюдно плюнул в лицо отцу, — посоветовал в попытке разрядить обстановку Орсон. — Ему бы разъело полрожи, он бы выгнал тебя из рода — и всё пучком.
— Так это не работает, — вздохнул Брайан.
— А жаль, — скривился Рафаэль.
До конца спуска они молчали. Орсон звенел мелочью, Рафаэль думал о своём, а Брайан пытался понять, насколько сильно перспектива работы под гнетущим оком Отдела тайн разбередила его душу. У Рафаэля с Тайнами были непростые отношения едва не с рождения. Сложно иметь иные, когда твоя кровь даёт уникальные магические способности.
Всё же в какой-то мере прав Вуд — и зачем только держат Правопорядок в таком количестве личного состава, если большую часть функций у отдела отобрали? Все прежние века, через войны с нечеловеческими расами и гонения на магов, через восхождения королей-личей и войну с Гриндевальдом Отдел правопорядка был столпом, поддерживавшим страну, берегущим её от коллапса. Однако в шестидесятых многое изменилось. Жизнь наладилась, улучшилось её качество; пришло первое в истории полноценно мирное время, когда ни с кем не нужно было бороться за жизнь — лишь политики вели свои словесные баталии; пришёл мирный маглорождённый министр, сосредоточенный на административных вопросах, и работа отдела потеряла былую актуальность. Постепенно у тех, кто веками объединял страну в тяжёлые времена, отнимали всё больше обязанностей, распределяя их между новыми структурами, секторами. Реформировали, как говорил с высоких трибун министр Нобби Лич, руководивший в те годы. А затем к семидесятым от прежнего мощного, страшного, внушающего уважение своими профессионалами Правопорядка ничего не осталось — так, горстка молодняка и стариков, весёлых, безынициативных и работающих от перерыва к перерыву. У Брайана болело сердце это наблюдать. Ведь в памяти горели рассказы отца об отделе в сороковых-пятидесятых годах.
За каких-то двадцать-тридцать лет стало спокойней, скучней. Не нужно больше отлавливать-добивать приверженцев Гриндевальда — на острове всех поймали и перебили к пятьдесят восьмому; к началу шестидесятых вытравили вдохновлённых молодых революционеров и доморощенных подпольщиков; приструнили поднявшихся в войну монополистов — закон о регулировании продаж летучего пороха жёг сердца (и кошельки) некоторых господ до сих пор. Жизнь наладилась, даже гоблины и прочие расы не шумели. Правопорядку оставалось искать потерявшихся сов.
