— Дебби не занята, у Дебби дежурство на кухне в ужин. Что Дебби может сделать для мисс Хлои?

— Ты не могла бы очень тихо и незаметно понаблюдать сегодня за Эваном Розье? Мне очень важно быстро узнать, если Майкл Холмс или Дэвид Поттер попробуют поругаться с ним. Сможешь?

— Присмотреть за Эваном Розье и сказать мисс Хлое, если Майкл Холмс или Дэвид Поттер будут с ним ругаться? — повторила домовушка, дёрнув себя за длинное ухо.

— Именно, — кивнула Хината.

— Дебби сможет, — объявила Дебби. — Когда мисс Хлоя прикажет начинать?

— Сейчас, — вздохнула Хината, однако уточнять, что это просьба, не стала.

Радостно поклонившись, Дебби испарилась. Знать, расскажет ли она кому-нибудь о своём задании, Хината не могла.

В Хогвартсе всё тайное становится явным. Замок словно был зачарован не хранить секретов или, по крайней мере, выдавать их тем, кто умел искать.

Когда-то давно Хинату учили: если что-то невозможно скрыть, нужно действовать быстро и подать событие под выгодным тебе соусом. Ждать и надеяться, что всё само как-нибудь устроится, глупо.

Всё тайное становится явным, а у Хинаты тайн было много. Как, в последнее время, и внимания со стороны тех, кто умеет искать. Так не пришла ли пора ударить на упреждение? Хината решила, что да.

Устроившись поудобнее, она закрыла глаза и расслабленно задышала. Теперь она знала, что делать, — осталось подготовить себя.

От медитации Хинату спустя какое-то время оторвала мадам Помфри, которая пришла в последний раз проверить состояние подопечной.

— С тобой всё будет в порядке, дорогая, — проворковала молодая целительница, закончив осмотр.

— Благодаря вам, — улыбнулась ей Хината. — Спасибо за всё.

Мадам Помфри полыхнула счастливым румянцем.

— Это моя работа, деточка. То, чем я всегда хотела заниматься… Но это не значит, что я снова хочу видеть тебя здесь! Ты в этом году зачастила, и ладно бы с простудами!

— Если вас это успокоит, я не нарочно.

— Все вы, гриффиндорцы, так говорите! — расфыркалась мадам Помфри, и Хината примирительно подняла руки. Покачав головой, целительница приказала: — Переодевайся и иди: профессор Дамблдор тебя ждёт. Пароль от его кабинета «Берти Боттс».

— Спасибо, мадам Помфри, — поднявшись с кровати, Хината быстро засобиралась, натянула платье и мантию, самодельные гетры, ботинки, самое долгое время потратив — совершенно механически — на то, чтобы привести в порядок волосы; густые, тяжёлые, они приятно легли на плечи и спину, которую Хината моментально заученно выпрямила.

Поправив очки, Хината наконец выбралась из больничного крыла, куда и в самом деле зачастила в этом году. Стоит, наверное, начать учить медицинские заклинания — с её везучестью, да и возрастающими деятельностью Итачи и ненавистью к нему, лишними они точно не будут.

Эти мысли Хината оставила на поверхности, так как находила блестяще приличествующими случаю. А ещё проверила рефлексы, сказала себе: «Дядя». Сердце пропустило удар. Хорошо.

Навстречу ей то и дело попадались школьники, бредущие на обед, однако знакомых, на счастье, Хинате не встретилось. У неё было время для последних моральных приготовлений.

К подножию директорской башни Хината пришла в мире с собой и своим намерением.

— «Берти Боттс», — сказала Хината сторожу-горгулье, и та резво отпрыгнула в сторону, открывая проход к винтовой лестнице. Без спешки поднявшись по ней, Хината постучала в дверь кабинета директора. Получив разрешение, вошла и тут же оказалась в мире стрёкота и жужжания многочисленных приборов.

— Здравствуйте, Хлоя, — в отличие от прошлого её посещения, когда работал с бумагами, на этот раз Дамблдор склонялся над одним из приборов и глубокомысленно всматривался в испускаемый им сизый дым. Тот как будто бы складывался в некие образы, но рассмотреть, к сожалению, Хинате не удалось — директор отступил от прибора навстречу ей, и дымок разом побледнел, стал закручиваться по тонкой спирали. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, профессор, спасибо, — ответила Хината, как всегда не рискуя встречаться с ним взглядами.

— Мне очень жаль, что вам пришлось перенести подобный ужас, — произнёс Дамблдор, и его голос был печальным и искренним. На своём насесте поднял голову и мелодично курлыкнул феникс Фоукс. — Если можете, простите меня.

— За что, профессор? — удивилась Хината.

— За то, что не смог вас защитить.

Хината смутилась. Неведомым образом директор всегда находил фразы, в исполнении человека его положения выбивавшие её из колеи.

— Вам не за что извиняться, сэр. Вы не можете быть везде и всегда, чтобы помочь каждому.

— Я отказываюсь верить в это вот уже девяносто один год, — невесело усмехнулся Дамблдор и приглашающе указал на стул перед большим рабочим столом, куда Хината аккуратно опустилась и сложила на коленях руки. Сам директор занял место в своём высоком кресле. — Мне не хотелось вырывать вас из процесса исцеления на полпути, вновь окунать тот в неприятный опыт, однако, боюсь, время не терпит: нам нужно поговорить о том, что произошло вчера вечером. Я питаю большую надежду, что вы, именно вы, моя девочка, как раз сможете выдержать этот разговор даже так непростительно скоро. Мадам Томсон и Помфри упоминали, вы держитесь стоически.

Здесь могла крыться и чистосердечная забота, и вдумчивая проверка. Хината низко склонила голову, заставила плечи мелко задрожать.

«Дядя», — сказала она себе.

«Дядя», — повторила, и сердце затрепетало.

«Дядя», — чувство бессилия и вины накрыло, и в уголках глаз собрались слёзы.

У каждой из них были такие колокольчики для привлечения из глубин существа определённых эмоций. Ино называла их «звоночками исполнения желаний». В отличие от подруги, для манипуляции родственниками (и друзьями; и продавцами; и порой простыми прохожими) Хината ими не пользовалась, а прилежно, как научили в Академии, взращивала в себе для шпионажа. В прошлой жизни эти рефлексы использовать так и не пришлось, в этой — впервые.

Только бы удалось.

— Это… совсем не так, — она всхлипнула, сцепив руки в замок на коленях. Жгучее бессилие, ненависть к себе вспыхнули в ней яростным пламенем, возвращая чувствами в детство, когда из-за неё (из-за того, что её, химе, попытались украсть!) дяде пришлось пожертвовать собой, оставив Неджи-нии-сана сиротой. Это всё ещё причиняло боль, даже после стольких лет.

Дамблдор наклонился вперёд.

— Хлоя…

— Мне страшно, профессор. Просто ещё больше, чем случившегося, я боюсь показать то, что чувствую.

— Почему, моя девочка? Чего вы боитесь?

— За друзей, — Хината охнула и прижала стиснутые кулачки к груди, заливаясь краской. — То есть… я не хочу, чтобы кто-то из-за меня переживал, сэр. У всех хватает своих забот…

— Вам не стоит закрываться от друзей, — перебил её Дамблдор. — Ни в коем случае и никогда. Боясь потревожить близких, вы своей закрытостью раните их только больше.

«Я знаю», — хотела сказать Хината. Вместо этого напомнила себе: «Дядя». Сдавленный не то всхлип, не то хрип исторгся из горла.

Проворно поднявшись и обогнув стол, Дамблдор погладил Хинату по макушке.

— Поплачьте, если хотите, Хлоя. Уверяю, вам после этого полегчает.

— У меня нет времени плакать, сэр, — пробормотала Хината, не поднимая взгляд. — Я должна вам кое в чём признаться.

— О чём вы говорите? — чуть отступив, Дамблдор присел на край стола и направил на неё пронзительный взгляд из-за очков-половинок.

Хината взяла паузу, чтобы собраться с чувствами, которые придадут голосу необходимый растерянно-опасливый окрас. Как раз в этом она почти перестала изображать.

— Я… не знаю, как это объяснить. Но когда я очень волнуюсь, случается кое-что необычное… с моими глазами, — она смущённо поправила очки.

— Что именно случается? — уточнил Дамблдор.

— Я как будто… то есть на самом деле начинаю видеть… сквозь стены, сэр, — она поёжилась. — Не знаю, как так получается, честное слово! Стены словно становятся прозрачными, я начинаю видеть то, что за ними…