Я стоял возле до боли знакомого парадного. Независимо от степени избитости фразы, это было именно то, что я чувствовал. За последний месяц мне пришлось в полной мере ощутить на себе немало избитых выражений, которые ранее казались напрочь лишёнными внутренней энергии, даже если когда-то она в них и была. За последний месяц я кусал локти, бился головой о стену, у меня разрывалось сердце, я плакал, потерявши (что прямо свидетельствовало – имея, не хранил!). Сколько песен оказалось написано обо мне, не стоит даже говорить (да и писать эти песни тоже не стоило, раз уж на то пошло). Мне оставалось только надеяться, что запас клише, способных так живо резонировать с моим душевным состоянием, подбирается к своему концу. И, может быть, всё это было бы ещё терпимо, если бы не один факт – я до сих пор не знал, что на самом деле произошло. Что произошло, чтобы всё это произошло. Моя фантазия получила слишком большую свободу действий.

Та самая железная дверь была закрыта. Никто не спешил входить и выходить, что было вполне естественно в середине рабочего дня. Выуживать телефон из тесного кармана не хотелось, и я посмотрел на солнце. Оно, как всегда было на месте, хотя в этот раз на новом. По самой приблизительной оценке, более привычные часы показали бы сейчас четверть первого.

Я присел на не так давно выкрашенную скамейку. По всему, мне не оставалось ничего другого, как ждать случайного или не очень жильца этих мест, которому придёт в голову вернуться домой или же выйти из него. И это меня устраивало.

Сняв очки, я спрятал их во внутренний карман лёгкого плаща. Пальцы почувствовали касание тёплого металла. Ухватившись за цепочку, я вытащил заветный кулон и поднял его над головой. Туда, где сочувственно сверкало солнце. Тонкая золотая нить неощутимо пересекала пальцы. Лучи мягко отражались в дорогом стекле, рассыпанном по маленькому бесчувственному сердцу.

Кулон медленно качался передо мной, словно маятник, то показывая, то вновь пряча самый главный источник света в моём мире. Я смотрел на эту картину, слегка прикрывая веки, когда солнечный луч в очерёдной раз норовил ударить мне в глаза. Это было красиво. И, казалось, я мог смотреть на это вечно. По крайней мере, хотел.

С Сашиными родителями мы виделись лишь однажды. Точнее, видел я только Сашину маму – примерно полтора года назад, в апреле. Были выходные, было тепло. Одним словом, была весна. Именно такая, которую обыкновенно ждёшь. Ждёшь всю зиму, потом ждёшь ещё целый март, и, в этом городе, даже после тридцать первого марта чаще всего продолжаешь ждать. В итоге она, не смотря ни на что, наступает.

Так произошло и в тот раз. Дав ей настояться несколько дней, мы с Сашей с самого утра пошли пробовать её на прочность. Было хорошо и сухо, и едва различимый ветер выдувал из нас остатки зимнего настроения.

Но так было недолго. Уже к обеду ветер стал выдувать не только зимнее, а и настроение в целом. Ему удалось вырвать деньги из моих рук – я как раз намеревался заплатить за горячий кофе, которого в планах изначально не было, ведь для весны более характерен чай (искренне надеюсь, что эта небольшая сумма принесла счастье тем, кому досталась). Затем тот же ветер пытался вытеснить ажурную арматуру из ограды парка, куда мы отправились насладиться весенними атрибутами, но лишь сдул пенку с Сашиного капучино. Причём сдул очень удачно, в том смысле, что всё же не на меня, а на других наивных людей, пришедших в парк за тем же, за чем и мы.

Вопреки ожиданиям дождь так и не пошёл. Вместо него из принесённых упомянутым ветром облаков безо всякого стеснения сразу повалил снег. Хотя на тот момент это уже не вызвало большого удивления. К тому же, снег вполне мог заменить Саше утраченную безвозвратно пенку. И нет, он не стал бы водой в миг соприкосновения с горячей ароматной жидкостью – её капуччино уже наполовину превратилось в лёд.

Мы укрылись от весенней стихии в ближайшем заведении, до которого успели добежать, когда поняли, что бежать всё-таки надо. Им оказалась бильярдная, быстро наполнившаяся внушительным количеством людей, никто из которых даже не собирался брать в руки кий. Попав внутрь, мы тут же принялись согласованно обсуждать невозможность произошедшего, и как вообще можно жить в этом городе, в этой стране, и что нормальным людям, какими мы с Сашей являемся, здесь не место, и нужно срочно, не дожидаясь мая, куда-то переезжать. Подойдёт берег любого тёплого моря с причудливым названием. Другими словами, мы занялись тем, чем и принято заниматься в схожих ситуациях. И даже если я не был столь же серьёзен в этих заявлениях, как Саша, всё равно мне было легко и приятно поддерживать её в том, что вряд ли когда-нибудь произойдёт. Мы с ней были хорошей парой. Тогда я был в этом уверен.

Вскоре после начала столь резкого изменения метеоусловий, Саше позвонила её мама с вопросом, не нужно ли её забрать. Или, скорее, нас – учитывая деликатность и внимание Светланы Георгиевны, убеждён, что предложение было сформулировано во множественном числе. Саша долго не раздумывала, да и в самом деле было не о чем: как оказалось, мы оделись совершенно не по погоде. Мои кроссовки после перенесённого вряд ли когда-то снова станут белыми, но вот стать ещё более заполненными растаявшим снегом вполне могли. Сашу же трясло от ветра, насквозь продувшего бежевую, с тонкими светло-синими полосами, джинсовую куртку, которую она упрямо продолжала называть ветровкой.

Светлана Георгиевна подъехала удивительно быстро. Словно ещё с утра припарковала свой внедорожник за углом и только ждала случая заехать прямо в парк и остановиться возле бильярдной, хозяин которой деликатно предлагал собравшимся приступить к обмену его услуг на их деньги. Вообще въезд на территорию парка был ограничен. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы кто-то вольно разъезжал по его пешеходным аллеям. Но когда, распугивая людей, ищущих более щадящей обстановки, мы подкатили к выезду из обители деревьев и кустарников, Сашина мама просто кивнула охраннику, тот кивнул в ответ и, вероятно, нажал на кнопку невидимого пульта. Красно-белый шлагбаум перед нами поднялся.

Тогда я сразу захотел поинтересоваться, что заставляет охранников так покладисто нажимать на кнопки. Дело ли в Сашиной маме, или папе, или в не самой первой свежести джипе, засыпанном усиленно тающим снегом? А может быть, в этом парке? Но чем сильнее мы удалялись от него по праздным улицам, с каждой минутой принимающим всё более плачевный вид, тем более неуместным казался вопрос. Он так и остался незаданным.

– Денис, я очень рада, что мы с тобой, наконец, увиделись и познакомились, – сказала Сашина мама. Я сидел сзади. Саша устроилась на переднем сиденье. Больше внутри никого не было. Фраза прозвучала приветливо, даже дружественно. Я уже открыл рот, чтобы вернуть любезность, но тут вмешалась моя девушка.

– Так вы ещё не познакомились! – быстро и весело сказала она, повернувшись вполоборота на своём месте. – Мама, это Денис! Денис, это Светлана Георгиевна, моя мама! Теперь говори! – шутливо скомандовала она мне.

– Саша! – Светлана Георгиевна укоризненно взглянула на дочь.

– Я тоже очень рад знакомству с вами, – удалось вставить мне.

– Хочется думать, что ты говоришь искренне, – она внимательно посмотрела на моё отражение в зеркале заднего вида.

– Конечно, он говорит искренне, мама! – снова вмешалась Саша. – Денис вообще редко говорит не то, что думает! – добавила она и озорно мне подмигнула.

Мы оба знали, что последнее утверждение не вполне верно. Но когда мы очутились в просторном салоне, где не было ни ветра, ни снега, ни испорченного капучино, у Саши явно появилось игривое настроение. Я не раз замечал, как повышение или понижение уровня комфорта окружающей среды аналогичным образом влияет на уровень её собственного душевного комфорта.

– Денис, – произнесла Светлана Георгиевна после минутной тишины, – хочу тебя пригласить пообедать сегодня с нами. У нас дома. Сашин папа тоже очень хотел с тобой познакомиться. – Она слегка повернула ко мне голову и улыбнулась. – Кажется, представился хороший случай.