Она замолчала. На этот раз окончательно. Нужно было реагировать.

Я бережно снял цепочку с крана и поднёс к глазам. В переплетениях благородного металла безучастно отразилась неизбежность, и тут я вспомнил, какой из двух вариантов имени правильный.

– Светлана Георгиевна, – не без труда мне удалось придать голосу необходимые спокойно-уверенные интонации. – Когда вам будет удобно, чтобы я заехал?

– Когда сочтёшь это возможным, Денис, – любезно, как и всегда, ответила Сашина мама.

В ожидании более чем стандартного для такого заведения счёта я вызвал такси. К месту назначения без особых хлопот можно было добраться и более дешёвым и экологически чистым видом транспорта. Но я рассудил, что пока буду им дёшево и чисто добираться, моя точка сборки, которую, несмотря на все перипетии со льдом, удалось ощутимо сдвинуть, вполне может вернуться на прежнее место. А это помешает выполнить задачу, не потеряв того спасительного ощущения, что я всего-навсего следую естественному ходу событий.

Наверное, отправляться к Сашиным родителям в состоянии хоть и слегка, но всё же изменённого сознания было не самой лучшей идей. По существу, это был поступок крайне безответственный. Однако я оказался сильно уязвим перед лицом неотвратимого и в той же мере нелепого окончания того, что по всем моим внутренним убеждениям не имело ни причины, ни права заканчиваться. Уязвим, но не безоружен.

Счёт не несли, а такси всё не вызывалось. Учитывая теоретическую простоту исполнения обоих желаний, у меня возникло подозрение, что они взаимосвязаны и могут осуществиться лишь в комплексе. Наконец, в очередном смс-сообщении вместо вежливых извинений за отсутствия машин в районе и смысла в существовании я увидел номер и точное время прибытия машины с таким номером. Тут же подошла Даша. Положив на стол бело-лимонную картонную книжечку и не проронив ни слова, она плавно исчезла у меня за спиной. В книжке скрывались цифры моей задолженности, одной из строк значился стакан растаявшего льда, что так никому и не пригодился.

К сожалению, она не принесла этот самый стакан – мы могли бы вместе посмотреть, как там без следа растворились положенные ей чаевые.

Я вышел на улицу и тут же зажмурился от яркого пятничного солнца. Последний день сентября близился к своей середине, но в силу присущих пятнице качеств, для многих он будет продолжаться ещё долго. Он будет продолжаться, даже когда по всем временным нормам уже закончится. В особо сложных случаях он будет продолжаться, даже когда по всем нормам закончится день следующий.

Сколько он продлится в моём случае я не представлял. На мой взгляд, этой пятнице вообще не стоило начинаться.

Я поискал глазами своё такси и, не обнаружив его, прикинул, каким путём мы с таксистом поедем к Сашиному дому. Переместил тёмные очки из внутреннего кармана плаща на нос и не спеша направился в соответствующую сторону. Выйдя из бара на залитый тёплым светом тротуар, я отметил, что вовсе не зря туда заходил. Однако пришлось признать, что я всё ещё нервничал. На это указывало, например, то, что я не просто не хотел, а не мог простоять десять минут, обещанных смс-сообщением, в состоянии относительного покоя. Мне явно было необходимо начать двигаться с определённой скоростью, чтобы эта инерциальная система отсчёта приобрела хоть какое-нибудь, пусть и относительное, равновесие.

Вскоре шаткий баланс был достигнут. Уровень оживлённости проспекта в это время дня стремился к образцовому. Количество людей, попадавшихся навстречу, а также обгонявших меня, позволяло ощутить себя одному в этом спонтанном путешествии. В то же время оно было достаточным, чтобы не показаться себе единственным человеком, который идёт туда, где уже давно никто ничего не ловит.

Солнце лениво и безучастно освещало дорогу мне и всем, кто по стечению обстоятельств брёл куда-то рядом по этому притихшему в преддверии холодов городу. Как будто если он, город, притворится мёртвым, зима пройдёт мимо, подумав, что здесь ей всё равно нечем будет заняться. Но я, конечно, преувеличиваю – город совершенно не выглядел мёртвым. Ни сейчас, ни раньше. Возможно, поэтому зима никогда не оставляла его без своего внимания.

Чтобы удержать сознание в равновесии, его должны были покинуть мысли, отправившись неторопливо кто куда. Но для этого их необходимо было додумать. Встречающиеся на моём пути к нежеланной цели существа уже не казались двумерными моделями без характеров и судеб, созданными, только чтобы я не считал себя последним жителем планеты. Мало-помалу модели становились трёхмерными, каждая со своей историей и, быть может, свободой воли. Достаточно сложно вообразить, но, похоже, у каждой была своя собственная жизнь. Вероятно, наполненная ежедневной радостью и понимаем сути, но не исключены неурядицы, головная боль и депрессии. Вероятно, далеко не все знали, куда именно они плетутся сейчас практически на ощупь в под всё ещё согревающими лучами. Но обязательно был тот, кто не сомневался в конечной точке своего трипа. Хотя видел лишь мираж в пустынном городе, забитом двумерными фигурками, у которых, в отличие от него, нет ни истории, ни цели, ни смысла. Впрочем, кто знает, может этот мираж, никогда не существовавшее нечто, превратится в саму реальность, стоит лишь дотянуться и ухватить рукой то, что ещё секунду назад было воздухом.

А какие, если задуматься, у них могут быть цели, у живых манекенов, что встретились мне на пути? Надо полагать, не глобально-долгосрочные и скорее всего несбыточные, а больше сиюминутные. Хотя в таком случае это и не цели вовсе, а просто дела. Вернее всего будет связать их с так называемой работой. Всякая область, где у нас что-либо не вышло, несостоятельность в чём-то (осознанная или, скорее всего, нет), забытые детские мечты, люди, которые исчезли из нашей жизни вопреки нашей воле или, что хуже, вопреки нашей воле так в ней и не появились… Всё это и отсутствие многого другого с большим или меньшим успехом заполняется и компенсируется жертвой, которую мы с готовностью несём на алтарь всеобщего времени. Жертвой при этом тоже выступает время – только уже личное. Собственное. Именно его и отдают без оглядки на растерзание работе. Кому-то желанной, а для кого-то и ненавистной.

Человек всегда приносил жертвы явлениям, сущности которых не понимал. С работой всё так же – мне кажется, в первую очередь она нужна людям, которые не умеют справляться со своим временем.

Я собирался было подумать о том, что здесь есть и другие аспекты. Более явные и реальные стороны этого многоугольника. Такие как вынужденное обеспечение своего существования, например. Или пристрастие к различным благам материально-физического, а если повезёт, то и духовного, свойства. Или же то, что часто скрывается за предыдущим пунктом – ничем не разбавленная и не омрачённая любовь к деньгам. Кроме того, при соблюдении никому не известных начальных условий спонтанно может проявиться совершенно иной вид любви, редкий и малодоступный – к собственно приносящей доход деятельности.Но легче встретить суррогат подобного чувства: он всего-навсего маскирует что-либо перечисленное и неперечисленное выше.

В итоге, ничего из этого так и не успело оформиться в мысль, зависнув где-то над головой облаком неясных ощущений. Из кармана джинсов доносились звуки композиции “Life in Technicolor” – звонил мой телефон. Когда я это заметил, Крис Мартин вальяжно допевал первый куплет – видимо, телефон звонил уже какое-то время. На дисплее незнакомый номер, таксист, надо думать. Таксисты они такие, всегда звонят с незнакомых номеров. Я неохотно вернулся в реальность:

– Слушаю.

– Это я слушаю! – раздался матёрый бас. – Уже минуту гудки слушаю. Дружок, ты бы мелодию какую поставил что ли, раз трубку не берёшь! Мне бы ждать веселей было.

Определённо, это был таксист.

– А я поставил, – уныло сказал я. – Слушал вот.

Мой собеседник такому ответу обрадовался.

– Слушать на концерте будешь, тогда телефон можешь вообще выбросить! – ещё более матёро ответил он и рассмеялся. Задорным смехом человека, кругозор которого не слишком широк, но он досконально изучил всё, что в него в своё время попало, и превосходно в этом разбирается. – Ну так как, вызывали такси или что? Или мне заводиться и уезжать?