– Денис, – она остановилась и пристально посмотрела на меня. За пять месяцев наших отношений я уже успел привыкнуть, что по имени она зовёт меня в основном в моменты недовольства. Порой это даже раззадоривало. – Может, ты прекратишь?

На её округлых щеках действительно можно было заметить пару мелких слезинок, в которых отражался лёд, в свою очередь, отражающий свет фонарей. Из-за этого ситуация приобретала несколько драматический оттенок.

– Если хочешь – могу прекратить навсегда, – бросил я с вызовом, сам не понимая, серьёзно ли я говорю.

Ветер ненадолго утих. В образовавшейся тишине многоточием прозвучали шаги случайного ночного прохожего. Он шёл очень медленно, аккуратно ступая по льду и направляясь в сторону подземки – откуда мы пришли. Пока он проходил мимо, мы с Сашей неразрывно смотрели друг другу в глаза. Неожиданно у неё скривились губы, то ли подготавливая лицо к плачу (слёзы были уже на месте), то ли готовя рот к презрительной гримасе и таким же словам.

Я не стал ждать, к чему в конечном итоге приведёт эта трансформация. Развернулся и, ни слова не говоря, зашагал в прежнем направлении. Я был уверен, что она тут же пойдёт за мной. Преодолев с десяток метров, я обернулся – Саша стояла на том же месте и в той же позе, глядя на обледенелую дорогу. В холодном свете луны и недостаточном свете фонарей она на мгновение показалась мне бронзовым изваянием, бесчувственным и безразличным, призванным вечно символизировать женщину, смотрящую только в ей ведомые дали. Женщину, смотрящую куда угодно, только не в мою сторону и даже не туда, куда устремлён мой взгляд.

Я застыл в нерешительности, превратясь, возможно, в такой же точно памятник мужчине, не знающему как ему поступить.

– Саша, – негромко позвал я. Она даже не шелохнулось. Только концы её шарфа слегка развевались, увлекаемые опять появившимся ветром. Словно уже было открыто окно, а теперь где-то в другом конце города открыли дверь. Шарф реял на этом сквозняке практически недвижимо, что не только не ослабляло сходство с монументом, но и придало этому монументу наряду с суровостью черты изящества. Потом дверь закрыли. Шарф опустился на её плечи.

– Саша! – громче позвал я и, чертыхаясь, двинулся по льду обратно к ней.

Не дождавшись, пока я сократил и половину расстояния между нами, Саша, будто каменный гость из старой сказки, встрепенулась и резко кинулась ко мне. Точнее, в мою сторону. Подавать руку она мне явно не собиралась и просто пробежала мимо, даже не взглянув. От неожиданности я замер на месте, потом резко развернулся, бросился было за ней, но тут же лихо поскользнулся на неровном ледяном тротуаре. Сделав в воздухе фигуру, которую проделывают футболисты, ударом в падении забивая гол, мягко приземлился спиной на замёрзшую до неузнаваемости воду.

Возникло ощущение, что гол забили мне.

Пока я приводил себя обратно в вертикальное положение, попутно определяя размеры ущерба одежде и внутреннему миру, Саша успела убежать довольно далеко – на её стороне были, как мне пришлось догадаться, злость и более взвешенный выбор зимней обуви. Я увидел только неясные колебания ночного воздуха возле перекрёстка с мигающим светофором в хорошей сотне метров от меня. Уставившись на непрекращающееся мигание, я пытался понять, стоит ли бежать за ней. Тогда я совершенно не знал, каким образом поступать в такой ситуации. Какое решение будет лучшим в первую очередь для меня, а значит и для ситуации в целом. Женщина ведь редко знает, что для неё лучше. Слишком много примеров этому было как в обширной истории человечества, так и в скромной истории моей личной жизни. Это я твёрдо понимал уже тогда. А вот что делать в подобных обстоятельствах не знал. Как не знаю этого и сейчас.

В конце концов, вычислив, что, оставаясь размышлять дальше, я лишь окончательно замёрзну, а ринувшись вдогонку – как минимум, согреюсь, я принял решение подумать о выше обозначенных вопросах на бегу.

По дороге к её многоэтажному дому (а бежала она, конечно же, туда) я ещё не раз был на грани падения, но, в отличие от душевного, физическое равновесие мне каждый раз удавалось удержать. Я не понимал ровным счётом ничего. Не понимал, почему я сейчас должен бежать за своим, как я хотел думать, близким человеком по ледяным проспектам и переулкам безразличного города. Не понимал, что сказать этому человеку, когда догоню его, потому как у меня сейчас были только вопросы, да и те, будучи заданными, наверняка останутся без ответа. И ещё не понимал, почему я никак не могу догнать этого человека. Последнее смущало и одновременно раздражало больше всего.

Добежав, в конечном счёте, до нужного парадного, я успел ухватить медленно закрывающуюся железную дверь за миг до того, как она бы неумолимо заблокировала вход и оставила меня на морозе размышлять о ценности секунд. Вскочив, таким образом, на подножку уходящего поезда, первое, что я там услышал – как с лязгом закрылись двери лифта, унося моего близкого человека куда-то вверх. К сожалению, с каким номером кнопку нажала Саша, я не знал.

Не особо раздумывая, поскольку уже и не о чем, я помчался в ту же сторону по лестнице, по ходу дела пытаясь определиться, где же тормозить. Стоит признать, к таким марафонам я оказался совершенно не готов – беспорядочные и быстрые удары сердца неплохо заглушали всё, что доносилось из окружающего мира, включая и нужный мне звук постанывающей кабины. В изнеможении остановившись отдышаться на площадке между этажами, счёт которым даже не начинал, я сообразил, что никто уже никуда не едет. Зато несколькими пролётами ниже возились с ключами. То ли я бежал слишком быстро, то ли слишком медленно поднимался лифт, но, кажется, я умудрился обогнать его вместе с едущей там Сашей, которая сейчас, судя по всему, отпирала квартиру.

Прыгая через половину пролёта, я двинулся в направлении, откуда только что прибежал. Очутившись на нужном этаже, я только и успел заметить, как в пяти метрах от меня мелькнул Сашин силуэт, тут же скрытый захлопнувшейся дверью. Оставшись стоять на месте в полусогнутом состоянии, упёршись руками в колени, я пытался схватить ртом немного воздуха – единственное желание, которое я мог безошибочно определить в тот момент. Были ещё и другие, но все они были в известной степени противоречивы. А некоторые даже противозаконны.

Тут что-то стукнуло и заскрипело. Подняв глаза, я увидел, как дверь неестественно шумно открылась. Та же дверь.

На пороге стояла Саша.

Она была уже без шапки, слегка раскрасневшаяся и растрёпанная. Судя по тому, как вздымалась её грудь, она сама ещё не пришла в себя от этой погони.

Я медленно выпрямился. Ничего не говоря и не шевелясь, мы смотрели друг на друга. Дышали и смотрели. Друг другу в глаза. Одни на этом этаже, в этом опустевшем парадном, в заброшенном городе. Просто наблюдали друг друга. И слушали звуки нашего общего дыхания. Больше не происходило ничего.

Внезапно в этот затерянный мир ворвался новый звук. Знакомый. Звук лифта, который дёрнулся в нежданной конвульсии и против воли устремился вниз. Вместе с ним в мир ворвался человек, невидимой рукой приведший его механизм в движение. Вслед за человеком возникло парадное. Потом и остальной город вновь наполнился людьми.

Я сделал глубокий и шумный вдох. Саша слегка покачала головой, и на её лице мелькнула тень очень спокойной улыбки.

– Не отвязаться прямо, – тихо сказала она. Отступила в квартиру и медленно закрыла за собой дверь. Деликатно щёлкнул замок, словно затвор фотоаппарата, делающего финальный кадр сессии.

Я ещё чуть-чуть постоял, осознавая, что мир вокруг стал прост и отчаянно понятен, и, неспешно спустившись по лестнице, вернулся в ледяной город. Тот же, откуда я недавно вбежал, но всё же несколько другой. Вдохнув ночного воздуха, я направился в сторону метро. Я всё ещё мог успеть.

Конечно, тогда я не запомнил чудотворную цифру, при вводе которой тот самый лифт поднял бы меня к Сашиной обители. Даже не попытался – это казалось несущественным. Осталось лишь условная догадка, что я был на четвёртом или пятом этаже. И очень стойко задержался в памяти образ двери, за которой Саша два раза за вечер исчезала. Именно на это воспоминание я и собирался сейчас ориентироваться в её поисках. В поисках двери, то есть. Для поисков Саши ориентиров не было.