– А каким был твой первый раз?
Вот теперь молчание стало действительно неловким. Несмотря на то, что они были так далеко друг от друга, Мия кожей ощутила нависшие над собой тучи от тяжёлого взгляда Алекса и непроизвольно поёжилась, забиваясь в мягком углу дивана и подтягивая ноги к груди. Однако это не мешало ей, оставив вопрос открытым, ждать чужого откровения.
– Не помню.
– Как это не помню?! – Мгновенно взвилась Мия и едва ли не подпрыгнула на месте. – Как можно такое не запомнить? Неужели стесняешься? Скажи хотя бы с кем: парень, девушка? – Не услышав объяснения, она вздохнула. – Лекс…
– Какой смысл помнить, если это был другой я.
И правда, какой смысл помнить? Ведь это ждёт и её – новая жизнь. Уже неважно, что происходило или произойдёт с этим телом, если она всё равно от него откажется. Может, просьба найти ей «сосуд», лишённый невинности, и правда была глупой. Хотя она ни в чём уже не была уверена на сто процентов, кроме как в своём решении разорвать приносящую страдания связь.
– А во сколько ты девственность потерял, ну… Другой ты?
– В пятнадцать.
Мия усмехнулась: она бы никогда не догадалась, но не рискнула сказать это вслух. Вместо этого она решила вернуться к проблемам насущным, постучала пальцами по колену и вздохнула.
– Значит это твоё окончательное решение?
– Да, я отыгрываю последний тур.
– Если ты считаешь, что так будет лучше.
Она почти незаметно улыбнулась, словно Алекс способен её увидеть. Да и это не имело уже значения, ведь он часто вызывал её улыбку и наверняка об этом знает. Мия просто хотела, чтобы её лучший друг воплотил свою мечту, хотела разжечь его огонь пусть и в последний раз, увидеть, как ярко сияет Алекс, озаряя танцпол и согревая замёрзшую балерину своим внутренним солнцем. Она даже почти не злилась, но только почти.
После этого разговора Мия ещё долго не думала ни о чём, кроме повседневных хлопот и тренировках. Даже ночные родео её соулмейта не вызывали должных эмоций: да, больно, да, немного неприятно, но вполне терпимо. И тогда пришла мысль, что, может, если она привыкла, то не надо отказываться от связи, не надо умирать и терпеть немыслимое, накликая на себя проклятие, ведь она сможет это вытерпеть. Да и бабушке не придётся объяснять каким образом её внучка воскресла в другом виде. Хотя насчёт того можно ли ей будет всё объяснить родным Мия очень и очень сильно сомневалась.
Противоречия буквально разрывали её, но при этом помогали поднять технику на новый уровень, даже Ландау её похвалил. А, в последнее время особенно замкнутая, Инес восхищённо выдыхала, точно так же, как когда-то наблюдая за Янковским. Упомянутый Владислав наоборот только мрачнел с каждым днём, но старалась улыбаться.
Очередная постановка была не за горами, когда Лидия Савицкая попала в больницу.
Мия разрывалась между любимой бабушкой и театром, убивалась на репетициях и уставшая шла к единственному родному человеку. Своё день рождения она отпраздновала там же, сидя в пропахшей медикаментами палате и читая бабушке недавно приобретённую специально для их встреч книгу. Они не обсуждали здоровье, потому что Мия итак узнавала все нюансы, доставая врачей и медсестёр. Она искренне старалась сделать всё, чтобы бабулю побыстрее выписали из этого адского заведения, для неё – лишённого надежды, и знала то, что никогда не сможет принять.
Потому, она просто кусала в те редкие ночи, проведённые на своей квартире, кулаки, тряслась беззвучно, извивалась, словно от разряда электричества, и рыдала без слёз, на сухую: приговор – один год, и то с натяжкой – выворачивал наизнанку. А потом, как порядочная внучка, утром шла к бабушке, отмечая каждое изменение в морщинистом лице, чтобы банально пожелать доброго утра и обязательно, обязательно сказать, что она её любит. Далее шли репетиции, перерыв, снова репетиции, перекус на ходу, и, забив на запреты и истерики Ландау на тему нездорового образа жизни, она снова шла в больницу, где уже ждал табурет у белоснежной койки и книга на прикроватной тумбе. Ежевечерний ритуал: перед сном непременное «Я люблю тебя, бабуль», лёгкий поцелуй в щеку, и, когда та засыпала, краткая переписка с Алексом.
В этом ритме прошло несколько месяцев, очередная премьера была радостно принята публикой, а критики отметили Мию, как самую перспективную балерину десятилетия. Даже Алекс снова приехал, чтобы поддержать её и сестру. Однако для Мии всё это больше не имело значения. Отправившись на очередную ночёвку к друзьям, она с нетерпением ждала ночи, когда все уснут, чтобы тайком пробраться в комнату Алекса, поскрестись в дверь и проскользнуть внутрь, словно какая-то преступница.
Алекс выглядел очень сонным и таким домашним, что напряжение мгновенно исчезло и ему на смену пришло необычное тепло. Мия улыбнулась, обняла друга как можно сильнее и зачем-то кратко поцеловала в щеку. Тот её поступок никак не прокомментировал, потёр пальцами поцелованное место и потянул её за руку к кровати. Не зря ведь она так поздно заявилась?
– Лекс, я хочу тебя попросить о кое-чём. – Она не знала, как начать, но сделать это было необходимо. Алекс же молча выжидал. – Ты не мог бы связаться с Марго?
– Это из-за бабушки? – Конечно, он сразу смог сопоставить просьбу с фактами.
– Да. – Она кивнула. – Ты знаешь то же, что и я. – Ей и в прошлый раз было сложно даже просто напечатать Алексу об отведённом бабушке сроке, а сказать это вслух вообще не представлялось возможным. – Вдруг она сможет помочь?
Алекс поджал губы, да так, что они превратились в одну сплошную линию. Посмотрев поверх её плеча куда-то в стенку, он прогнал в голове все возможные варианты, а затем, будто очнувшись, снова повернулся к ней, глядя так понимающе, с отголосками боли на самом дне чёрных глаз.
– И ты готова обречь бабушку на проклятие?
Слова застряли в горле… Она об этом не думала раньше, точнее каждый раз забывала чем чревато переселение душ. Пока Мия пыталась собрать мысли и слова воедино, Алекс достал телефон, провёл по нему пальцем и нажал на экран. В динамике раздались гудки, на экране появилось знакомое женское лицо на фоне заднего стекла автомобиля.
– Ксандр? – Марго удивлённо вскинула бровь, а Мия тем временем подтянулась поближе, чтобы ничего не упустить. – И тебе привет, милочка.
– У Мии тут вопрос. – Алекс повернул телефон немного в сторону, чтобы в кадре большей частью оказалась Мия. – Давай.
– Кхм, Марго… Понимаешь, тут такое дело. – Боже, как же сложно это сказать! – У меня бабушка… Она в больнице, и я хотела бы…
– Нет. – Слишком резко и холодно прервала просьбу Марго. – Если она умирает. – Какая догадливая, стерва! – То тут ничего поделать нельзя. Это душа умирает, уже поздно что-то менять. – Марго прижала острый ноготь к нижней губе, бросила взгляд в сторону и вздохнула. – Если бы вы обратились, скажем, года три назад, ну или до того, как болезнь – она ведь болеет, верно? – начнёт проявлять себя, то можно было бы что-то придумать, а так нет.
Марго не извинилась, не посочувствовала, не объяснила больше ничего и просто скинула звонок. Мия уткнулась лбом в плечо Алекса, а он обнял её свободной рукой, провёл ладонью по предплечью выше, опуская на затылок и начал гладить, нежно-нежно.
– Я думаю, тебе стоит провести с ней как можно больше времени и хорошенько постараться, чтобы она тобой гордилась.
Хриплый шёпот Алекса завораживал, обволакивал и наполнял пропитанную горечью грудную клетку ощущением покоя и смирения. Мия не сразу поняла, что ядовитый шипастый цветок внутри её сердца начинал тускнеть и терять свой блеск, когда рядом оказывался Алекс, впитывал обратно токсичный дым и втягивал колючки.
– Мне жаль, что я не могу тебе помочь.
– Ты и так мне помог. – Не осознавая зачем, Мия потянулась вверх, прикрыла глаза и вполне целомудренно коснулась губ Алекса своими.
– Не за что, – ответил тот на тактильное «спасибо».
Мия принесла в больницу распечатку с официального портала, где в топе лучших было указано её имя. Она красовалась, стоя перед больничной койкой, даже улыбалась почти искренне, вызывая улыбку в ответ. Лидия гордилась ею и не уставала это повторять, говорила, что у неё самая лучшая внучка в мире, что она стала совсем взрослой и самостоятельной, и просила пообещать только одно:
