– Вчера? – уточнил Добровольский. – А «скорую» вызвали – сегодня. Почему?

– Потому что не могла. – Максим видел, что она хочет закинуть ногу на ногу, но под юбкой что-то сильно мешает. Похоже, все ожоги были на бёдрах – сидела она, отнюдь не интеллигентно расставив ноги и постоянно об этом забывая.

– Что же вам мешало, Любовь Николаевна? – Добровольский сунул руки в карманы халата. – Алкогольное опьянение?

– Можно просто Люба, – подмигнула ему пациентка. – Любо, братцы, любо… – попыталась она спеть, но смогла только прошептать эти известные слова, после чего вздохнула и шмыгнула носом.

– Хорошо, – согласился Максим. – Пусть Люба. Давайте поподробнее. Когда был ожог, как вы его получили, что делали сразу после и потом в течение суток?

– Очень много, – сказала Марченко. – Очень.

– Что много?

– Вопросов, сука, много. Как ты их все запоминаешь?

Она откинулась на стуле, не заметив, что ударилась головой о стену.

– «Тыкать» мне не стоит, уважаемая, – слегка скрипнув зубами, уточнил Добровольский. – Идём в перевязочную, смотрим. А вы пока вспоминайте всю историю, что с вами вчера приключилась.

– Да он ко мне как к дочери всегда относился! – сказала Марченко в потолок. – Реально тебе говорю… Вам, – поправилась она и посмотрела на Максима.

– Берём или как? – услышал Добровольский голос Марины из двери перевязочной. – Я через двадцать минут с чистой совестью на автобус пойду, будете сами разгребать.

Максим Петрович указал рукой на перевязочную:

– Проходим, садимся на кушетку, показываем.

– Что показываем?

– Фокусы, что же ещё! – развёл руками Добровольский. – Ожоги свои оказываем. Где вы их прячете?

Через несколько минут картина прояснилась. Живот, обе ноги, левая рука. Марина вздохнула, взяла мокрую салфетку, пинцет и аккуратно начала убирать отслоённый эпидермис, висящий лохмотьями.

Добровольский, сложив руки на груди, смотрел на этот процесс. На животе он увидел татуировку в виде какой-то змейки, присмотревшись, понял, что набита она была поверх послеоперационного рубца.

– Аппендицит?

– В детстве, – кивнула Марченко. – А можно поосторожнее? – переключилась она на Марину, но, встретив молчаливый суровый взгляд, замолчала.

– Так что с какой-то дочерью? – спросил Добровольский, вспомнив слова в коридоре. – И кто кого облил?

– Я в гостях была. – Люба перестала замечать, как медсестра снимает с неё пласты отслоившегося эпидермиса, и начала рассказывать. – Гости чисто символические – в другом подъезде.

– А живете где?

– В гостинке на Луговой, – в очередной раз скривив рот, ответила Марченко, слегка вдруг начав шепелявить. – Я в двадцать пятой квартире, а друганы мои в шестьдесят восьмой. Ну как друганы? – в очередной раз решила она уточнить у самой себя. – Дядька мой и жена его, Людка. Она, сучка, меня и приревновала, прикиньте? На ровном месте, тварь!

Люба стукнула по кушетке.

– Ещё одно движение… – начала Марина, но Марченко развела руки, извиняясь и всем видом показывая, что больше так не будет.

– Сорян, сорян, – пожала она плечами. – Возмущению просто нет предела. Я дядьку с самого моего детства помню. У меня отец сел рано. За убийство. Не для себя рано, ему за тридцать тогда уже стукнуло. Для меня рано, мне четырёх ещё не было. И дядя Юра мамке помогал плотно очень. Деньги давал, со мной уроки делал. Правда, ей те деньги не особо на пользу шли, она всё больше водку покупала, так что я когда с мамашей пьяной, когда с дядей Юрой… Ну и там всякое было… В смысле не с дядей Юрой. – Она подняла на него глаза и покачала головой, отрицая всё, что могло сейчас прийти в голову хирургу.

Добровольский хотел было ускорить процесс наводящими вопросами, но понял, что лучше дослушать полную версию. Люба, видя, что её слова поняты правильно, успокоилась и продолжила:

– Отец вышел через двенадцать лет, когда мамки и не было уже. Я школу заканчивала, мне какая-то дальняя тётка опеку оформила, но реально со мной дядя Юра был. Отец недолго прожил – помер от туберкулёза через годик. Считайте, и не было у меня отца. Я его только на свиданках видела – в год раза два, не больше. А дядя Юра у меня на выпускном гулял вместо отца. Потом женился на Людке. Это уже не первая жена, а третья, что ли, я их особо не считала…

Она задумалась, прошептала что-то, загнула пальцы.

– Да, третья. Продавщица из «Пятёрочки». Ничо так баба, всё при ней. Но ревнивая. А дядя Юра меня как дочку – обнимает, целует. Между нами двадцать пять лет разницы, чего ревновать? Вот и вчера – присели на кухне, выпили, я к нему на колено залезла, чтобы до салата дотянуться. А Людка с чайником в руках стояла – и как Гитлер, сука, без объявления войны… Я не думала, что это так больно. Она ещё на дядю Юру попала, но не сильно. Мы с ним со стула вместе как соскочили, так сразу и упали. Людка орёт что-то про мужа, про то, что убьёт, и с ноги мне в бочину…

Марченко показала примерное место удара. Максим отметил про себя назначить ей рентген, чтобы исключить перелом рёбер. Медсестра тем временем закончила хирургическую обработку, но не торопилась к столику за повязкой, слушая историю.

– Короче, мы в этой луже кипятка повалялись, я вскочила, в ванную ломанулась, хотела под холодную воду. А Людка решила, что я там закрыться хочу, за волосы меня схватила. Все орут, на дядю Юру наступили, уже и не помню кто. Я ей: «Мразь, отпусти меня!» Она что-то про то, как глаза мне выцарапает. Блин, как в кино.

Добровольский уже понял, что придётся давать телефонограмму про насильственные действия, но надо было дослушать до конца. Он кивнул Марине – не стой, сама же на автобус хотела успеть; та очнулась, намочила большие салфетки в хлоргексидине и принялась бинтовать.

– Ссс… – зашипела, как змея, Марченко. – И больно, и прохладно… И, короче, я уйти хочу, а они уже вдвоём дверь на лопату, телефон отняли и экран на нем разбили. Решили, что я сейчас полицию вызову. А я всё-таки до этого в «скорую» успела дозвониться, а уже потом дядя Юра телефон забрал, а когда «скорая» приехали, они с Людкой ещё бутылку вмазали и дверь не открыли. Я слышала, как врач стучал. Сама орала как резаная. Не открыли. Я им: «Полицию вызовите!» Они постучали ещё недолго, поматерились за дверью и ушли. Я говорю: «Они полицию стопудово вызовут, лучше отпустите меня!» Людка мне говорит: «Увижу возле моего Юры – в окно выкину тебя, а потом скажем, что ты пьяная сама прыгнула!» Открыла дверь и пинком меня на площадку, а следом телефон выкинула и кроссовки.

– Весело кто-то отдыхает, – сказала Марина, завязывая концы бинта на ноге. – Надо встать будет, чтобы вокруг рубашку обернуть.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.