– То-то же, – хмыкнула довольная маленькой победой Незабудка.

– Кума, ну будь человеком! Пусти к пацану! Он зря не станет меня звать.

– Ага не станет… Что б ты Рихтовщика по-тихому слил, за подзатыльник твоему сопляку?

– Да с хрена твой Рихтовщик теперь-то мне сдался?! Читала ж лог?.. Он официально признан Системой опекуном. Ваша взяла!

– Береженого Стикс бережет.

– Черт!.. Не доверяешь мне, пошли вместе.

– Другой разговор… Веди!

Через четверть минуты они втроем вломились в ярко освещенный кабинет, где на полу в луже крови обнаружили почерневший труп Галины, с простреленной головой, а на диване пацана, тоже с заляпанной кровью головой, но не мертвого, а лишь оглушенного. Пуля счастливчику лишь чиркнула по виску.

– Что здесь – черт возьми! – произошло? – зло рявкнула Незабудка. – Где Рихтовщик?!

От грома ее голоса тело убитой, и оправившейся на перерождение, девушки осыпалось конечным прахом в кровавую лужу.

– Мальчик мой! Да кто ж тебя так? – подскочивший к ребенку Скальпель и, спрятав нож в ячейку, стал водить ладонями над глубокой царапиной на виске мальчика. Под воздействием его Дара, рана затягивалась прямо на глазах.

Хоть Незабудка и скинула с врага паучьи путы, выполняя не отмененный приказ, Викинг продолжал удерживать спину Скальпеля на мушке автомата.

– Папа, – простонал пацан, приведенный знахарским Даром отца в чувство.

– Квант, сынок, – подхватив сына на руки, Скальпель сел вместе с ним на диван, – расскажи нам, что здесь произошло?

Досадливо скривив губы, Викинг был вынужден опустить ствол, в зону поражения которого теперь невольно попадал десятилетний пацан.

– Сперва к нам сюда пришел Рихтовщик. Галя признала его опекуном. И я их поздравил, как ты просил, – стал послушно рассказывать Квант. – А потом, вдруг, сюда ворвались трое злодеев в масках и с пистолетами. Я испугался, увидев их, стал звать тебя. Но один выстрелил в меня. Я упал, и больше ничего не помню.

– Вот ублюдки! Найду и голыми руками на клочки порву! – зашипел Скальпель.

– Че-то не слышали мы звуков выстрелов, – покачала головой Незабудка.

– Так пистолеты у всех с глушаками были, – охотно разъяснил пацан.

– А что ж Рихтовщик-то, даже не попытался вас с Галей защитить? – спросила Незабудка, у которой бодрый и складный, как доклад, рассказ десятилетнего пацана, только-только оклемавшегося от сильного удара по голове, на интуитивном уровне вызвал стойкое отторжение. – Не похоже на него.

– Он не успел. В него первого злодеи стрелять стали. И в обе ноги ранили, – снова очень логично обосновал пацан.

– Ишь ты! До этого он грудью на шесть автоматов пер, и ни единой царапины не получил. А тут с первых же выстрелов его, как терпилу низкоуровнего, положили.

– Слышь, ты базар-то фильтруй, – окрысился на Незабудку Скальпель. – У меня пацану всего десять лет.

– Судя по тому, как ловко он научился уже взрослым лапшу на уши вешать, развит мальчишка не по годам, – фыркнула Незабудка.

– Это че, типа предъява? Так обоснуй! – возмутился Скальпель.

– Это интуиция! Которая подсказывает мне, что от всей этой тухлой истории за верту несет дешевым разводом.

– Да у меня пацан ранен! Как у тебя, вообще, язык повернулся такое говорить!

– О! – хмурое лицо Незабудки неожиданно просветлело. – Прикинь, аватарка Рихтовщика в отрядном чате снова цветной стала. Видать не добили злодеи мужа-то моего. Вот сейчас у него и выясню, что тут на самом деле случилось.

– Суки! Ничего никому доверить нельзя! – прошипел сквозь зубы Скальпель.

– Че сказал? – напряглась Незабудка.

– Спрашивай, говорю, быстрей своего Рихтовщика, – проворчал в ответ Скальпель.

– Так я уже. Че-то пока не отвечает зараза. О! Кажись, пошло… Да че, блин, за твою мать!

– Э-э, при сыне не выражайся!

– Извини.

– Че стряслось-то?

– Он только начал писать ответ, и аватарка, зараза, снова посерела.

– Ну хоть че-то он успел написать?

– Всего два слова.

– Незабудка, блин, не беси а!.. Какие два слова?

– Не верь…

Возвращение в мир живых и страдающих на этот раз произошло само собой, без участия нашатыря. И вот что я вам скажу – в жопу такие самостоятельные возвращения.

Перед глазами все плыло, башка страшно трещала, перетянутые скотчем руки и ноги затекли и нихрена не чувствовали, а задвинутый практически по самые гланды кляп не позволял издавать ни малейших звуков… В довершение всех бед еще какая-то сука над головой с кем-то нарочито громко переругивалась:

– Гусь, хоре сопли жевать. Отпирай ворота!

– Блоха, братан, не бузи. У меня приказ Толстяка. Он лично по рации со мной связался, и велел досматривать все выезжающие тачки. Без исключений!

– Ты че тугой-то такой! Я ж те русским языком объясняю – это фургон Скальпеля, и осматривать его чрезвычайно опасно для здоровья!

– Да, млять! Мне ж Толстяк, если приказ нарушу, таких звездюлей навешает!..

– Млять, братан, Скальпель – без пяти минут глава стаба. Вот и подумай, че он с тобой сделает, когда узнает, что ты посмел свое немытое мурло в его дела сунуть.

– Сука!.. Ладно, хрен с тобой, вали без осмотра.

– Правильное решение, братан! – у меня над ухом зло взревел мотор, и фургон, на полу которого я, похоже, лежал, рывком дернулся вперед. – Когда шеф окончательно застолбит Вешалку, я замолвлю за тебя перед ним словечко.

– Смотри не забудь! – голос оставшегося позади Гуся донесся уже со значительного отдаления.

– Ну вот, видите, как и обещал, выскочили без проблем, – через несколько секунд снова заговорил помощник Скальпеля, обращаясь к кому-то в салоне.

– На дорогу смотри, – отозвался спокойный незнакомый голос.

Из своего лежачего положения я хорошо мог разглядеть лишь ноги говорившего, обутые в надраенные до зеркального блеска берцы. Попытался скосить глаза, но, из-за продолжающегося обильного слезотечения, лицо пассажира слилось у меня в мутное пятно.

Вдруг на периферии зрения замигала иконка отрядного чата, сигнализируя о прилетевшем запросе. Заглянув в чат, обнаружил весточку от потерявшей меня жены:

«Рихтовщик, что происходит? Кто застрелил девчонку и ранил пацана? И, вообще, куда сам-то провалился?»

От немедленного ответа меня отвлек обладатель сверкающих ботов, заметивший, видимо, шевеление моей головы, когда я пытался его рассмотреть. Опустившаяся вдруг сверху рука бесцеремонно оттянула мне правое веко. Когда незнакомец чуть склонился надо мной, чтоб заглянуть в глаз, я успел увидеть его гладковыбритое неприметное лицо, с ледяными глазами безжалостного убийцы.

– Гандус, ты сколько ему снадобья вколол? – обратился он к кому-то в салоне, отпуская мое веко. И заслезившийся глаз туже смыл лицо незнакомца.

– Три кубика. Считай, бычья доза. До базы должно хватить.

– Этому бычаре три кубика маловато будет. Он, похоже, уже сейчас в себя начинает приходить.

– Э-э, парни! Че за дела?! Мы так не договаривались! – тут же встрял запаниковавший Блоха. – Вы обещали, что Рихтовщик всю дорогу будет, как овощ. А теперь вдруг выясняется, что он почти уже очухался…

– Заткнись, – спокойно оборвал его командир в блестящих ботах, и тут же приказал своему бойцу: – Коли еще столько же!

– Сердце может не выдержать, – попытался возразить невидимый Гандус.

– Коли сказал! Под мою ответственность.

Я почувствовал укол иглы в основание шеи. И с запозданием вспомнив об не отправленном ответе Незабудке, стал торопливо его надиктовывать:

«Не верь сказкам Скальпеля. Нас с Галей вырубил его сын – Квант!» – хотел написать я. Но впрыснутое мне в шею снадобье оказалось чрезвычайно действенной штукой, и я вырубился практически мгновенно, понятия не имея какая часть послания успела уйти адресату.

(Разговор в радиоэфире)