Надо сказать, я много времени проводил дома, пока Зигалит занималась своими уметами, я развлекал себя тем, что читал книги, или время от времени отправлялся прогуляться по городу, поглазеть на жителей, товары в лавках и цены, взглянуть, как строится башня. Вся эта праздность были мне непривычны, я не любил такой жизни, когда мне приходилось выжидать вдали от байкальских престолов, а теперь наступило безвременье какое-то, Арик нашёл себе дело, я почти жалел, что позволил ему встать вместо меня в услужение Повелительницы Той стороны, он теперь всё время в неких хлопотах, я же не знаю, чем себя занять. Помогать Зигалит в её делах, мне казалось мелким и до безумия скучным, и получалось, что я бездельник и от этого страдаю, не зная, куда применить свои знания и умения. Стать, как Арик всё время намекает, лекарем-кудесником, мне тоже не кажется привлекательным, тем более, слава пойдёт, и тогда уж не выпутаешься из этих бесконечных исцелений. К тому же я не считаю, что надо исцелять чудесным образом всякого, болезнь Боги насылают человеку всегда с некой целью, чтобы одумался, остановился, оглянулся, как живёт, перестал считать себя бессмертным и вспомнил о добре. А ежли появится такой вот всех исцеляющий кудесник? Да меня же Боги первым и накажут… Вот до чего я додумался.
Всё, чем я мог развлечь себя в отсутствие дел, это обучать Аяю. Это было приятно и отменно развлекало меня, потому что было весело, Аяя любила пошутить, иногда нарочно решив бестолково какое-нибудь задание, чтобы повеселить меня. Вот к примеру, я задал ей задачку, про две сотни кур, три сотни цыплят и зерно. Она взяла и отняла от цыплят кур.
– Это что такое? – спросил я. – Что за чепуху нарешала?
А она ну хохотать:
– Ну как… цыплята у кур стали отнимать зёрнышки, а куры рассердились, и всё цыплячье зерно и склевали!
Я тоже рассмеялся, подхватывая её весёлый смех.
– А петухи? А что петухов-то не посчитала? Петухи, что же, не клевали? – хохоча, спросил я.
– А что их было-то, петухов? Небось, всего три, им и подойти не дали! Сидели себе на заборе, кукарекали!..
И мы хохотали эдак, пока не начинали болеть животы от смеха. Вот и сегодня так было, даже Зигалит соизволила зайти сюда, хмуря брови, от чего они стали как-то чудно куститься, а щёки топорщиться чёрствыми булками, и проговорила:
– Што за весе-елье у вас? И-ишь… Арий, вон, яви-ился, застанет вас за хохотом таки-им, што подумает? Ла-адно эта-а, а ты, Эрбии-ин, женатый челове-ек, стыди-ись!
– Что ж, женатому и посмеяться нельзя? – спросил я, не переставая хохотать.
Ревности Зигалит я не боюсь, а вот Арика злить мне не хотелось. Потому я поднялся со скамьи, намереваясь выйти и встретить брата, а не сидеть рядом с его драгоценной возлюбленной. Но она сама подскочила первой, услышав, что он здесь, и побежала навстречу.
– Что говоришь-то, Зигалит? – негромко сказал я жене. – Зачем на дурное намекаешь?
– Чи-иво и намека-ать, када тебе тут как мё-одом нама-азано. Што она тебе-е? Краше и милее меня-а?
Я приобнял жену за полные плечи и соврал:
– Милее тебя, никого во всем свете нет.
– Во-от, то-то же! – фыркнула Зигалит, капризно сбрасывая мою руку. Вообще говоря, у меня не было ещё такой немилой жены. Впервые я так нехорошо ошибся…
Мы вышли с Зигалит из-за домика Аяи и увидели их двоих, обнимающимися посреди двора, удивляя челядь.
– Ишь ты вить, обла-апились… я уж дума-ала, што врёте, што эта-а ево жена, думала, не себе ли ты её придержива-ашь. Наро-ошно им прикры-ывшись, – Зигалит, прищурившись, посмотрела на меня, будто раскрыла мои тайные мысли.
Я лишь сокрушенно покачал головой. Зигалит взяла за привычку называть Аяю «эта», но сама Аяя не замечала все эти способы унизить и задеть её. И Арику не рассказывала, похоже, что Зигалит не слишком привечает её, или, в самом деле, не замечала, считая её слишком низкой для того, чтобы сердце тратить на обиды. Арик же, уважая в Зигалит мою жену, неизменно привозил ей самые разные подарки, вот и сегодня, оказалось, привёз гостинцев из Кеми, украшений богатых, чтобы задобрить её алчное сердце.
Позднее, за ужином, Арик рассказал, что Вералга, похоже, скоро замуж за Викола пойдёт.
– Глядишь, ещё детей народят, – усмехнулся Арик.
– Да что ты?! – удивился я новостям. – Викол, ледяные уши?! Кто бы мог подумать.
Вообще мне всегда и Викол-то казался старым, а Вералга, хоть и глядела всегда молодой, все же воспитала меня как бабка, как я мог вообразить теперь, что эти двое вдруг затеяли любовь? Это было страннее, чем, если бы две статуи вдруг влюбились и стали бы танцевать вдвоем… Поэтому я с таким вниманием и недоумением слушал рассказ Арика об их счастливой страсти.
– Да, у них какая-то древняя любовь и обида, а теперь наша Вералга, похоже, простила его и снова к себе допустила, – сказал Арик, поблагодарив Зигалит за вкусный ужин.
– Пра-астила? И зря-а, – проговорила Зигалит. – Опя-ать её обманет, ежли раз обману-ул. Верна-а, ми-илый? – она притянула меня за руку.
Я заметил невольное удивление в Ариковом взгляде, которым он проводил её движение. Аяя и бровью не повела, она при Зигалит вообще мало говорила, словно не хотела лишний раз привлекать её взгляд к себе. Я даже спросил её как-то после об этом. Она сказала, пожав плечами.
– Твоей жене я нелюба, не знаю, чем и что я ей нехорошего сделала, но это… так. А потому злыми глазами глядит, словно, об острый лёд режусь всякий раз о её взгляд.
– Откуда ты про лёд знаешь? Помнишь его? – удивился я.
– Помню? – удивилась в свою очередь Аяя. – Ну… помню, Орсег показывал, морские льды, вот то льды, не представляешь, синие, голубые, лазоревые, што твои самоцветы! И снег, холодный, хрустящий! А воздух сладкий… Орсег пропал совсем, носа не кажет больше.
– Он знает, что ты беременна, стало быть, недоступна для него. Он жениться на тебе хотел.
– Да… теперь не женится, – сказала Аяя. – Но за него бы я не пошла.
– Отчего же? – спросил я, мне было интересно, что она скажет.
– Как «отчего»? Замуж по любви надоть, иначе как? Грех иначе.
Я же говорю, дитя. А её матерью незаконного ребёнка сделали. Ох, вот задачку Арик мне сделал с этим всем… Али просто обмануть всех, сказать, вот он, муж, что не было обряда над ними, кто знает, кроме Богов? Так и придётся сделать… Ничего, время ещё есть.
Да, время ещё было, это верно, Аяя почти не чувствовала бремени, была весела и легка, как и раньше. Между занятия науками, любовными утехами, мы время от времени выходили с ней в город. Я пытался прикрыть её, как делал некогда с Эриком, отводя взгляды, но с Аяей этого у меня не получалось отчего-то. Впрочем, быть может, получалось вообще только с Эриком? Но её мне не удавалось спрятать от глаз встречных людей. А потому я просил её надевать покрывало, прикрывая лицо. Но помогало мало, Аяя двигалась легко, иногда порывисто, никакой томности, чтобы удержать лицо и фигуру под складками покрывала. Да и не понимала она, зачем ей прятаться, когда все женщины вокруг ходили так, не прячась, а потому все останавливались и смотрели нам вслед. Так что она не проходила незамеченной. Сегодня мы пошли посмотреть на строительство башни.
– Знаешь, говорят, когда закончат, здешний царь станет с Богом напрямую говорить, обходя жрецов и молитвы, – сказала Аяя. – Что думаешь?
– Думаю, чтобы слышать Бога, не нужны ни жрецы, ни башни, нужно токмо сердце открыть, – сказал я, для всех я шёл рядом с ней полноватой тёткой, отвлекая своими полными ягодицами внимание от Аяи. Но получалось не слишком, всё равно взгляды с моей задницы неизменно соскальзывали на Аяю.
А она не замечала этого, как не замечала всегда. И слышала и видела только меня. Я бы тоже не замечал, если бы некогда из такого вот зеваки не вырос целый завоеватель Байкала, погубивший не одну тысячу человек, и меня самого, между прочим…
– И я так думаю! – радостно воскликнула она. – Вот именно, как ты сказал!