========== 1. Замкнутость ==========

В Невервинтере холодно. Такое чувство, что всегда холодно. Мертвый камень и погибшие голоса, навечно застывшие души, облаченные в мраморные статуи.

Это не мое место. Ни этот город, ни этот кусок серебра, который вручил мне приемный отец.

Мне странно, что многие зовут приемными отцами или матерями тех, кто на них совсем не похож. Дэйгун имел это право из-за некровного родства, но так происходит не со всеми приемными родителями. А значит – получается ложь.

Ложь опутывает меня клейкой паутиной. Люди забывают, кто они есть и чего стоят. Отгораживаются от части себя, прячутся за каменными стенами. За ними, вне городов - все честнее.

Их ложь усвоила и жрица из Круга Топей. Она научилась от них лицемерию. Научилась - молчать. Она не была настоящим друидом – никогда. У нее не было подлинной связи с природой, потому что она не стала частью ее. Я знала, что сердце этой эльфийки всегда оставалось… где-то в другом месте. Но не в Круге. Она не была его частью, она всего лишь пряталась в нем. Это было в ее движениях и словах.

Я кутаюсь в плотное грубое одеяло. Меня не согревает ткань. Меня - пока - не согреет ничто.

Ложь везде. И у теневого человека из Амна в особняке у реки. Он - тьма. Я боюсь его паутины. Я не хочу попасть в нее. И у муншэйской полукровки, в которой я чую запах крови, безумия и потерянной надежды. Они честнее, чем те, кто носят плащи с никогда не закрывающимся глазом, но не лучше. Воры понимают в достижении путей больше стражи, но они используют меня.

Лгут те, кто окружает меня.

Они произносят мое имя. Отнимают от него по кусочку.

Игдена… я боюсь, что скоро оно перестанет звучать. Как звучало. Как должно. Молчит и честен лишь мой спутник. Мой лесной кот. Его шерсть и мои волосы, его глаза и мои глаза – одного цвета. Увядшая осенняя трава и густой янтарь. На его шкуре - черные пятна. Он вышел ко мне сам, узнал и нашел меня - сам. Моя часть души. У него есть имя, но я не произношу его понапрасну. Это просто не нужно. Имена имеют силу, и мир глуп, что придумал их каждому живущему. Что теребит смертельное оружие, будто детскую игрушку. Я не умею пользоваться этой ловушкой, но и не хотела бы. Она часто требует слишком большой платы.

Кот смотрит в окно рядом со мной. В мертвые желтые фонари, вглядывается в их свет. Шуршит дождь. Я нашла себя в связи с природой, научилась слышать стоны земли, шепот деревьев, чувствовать язык зверей и птиц. Сильванус дал мне сил для магии. Я жила на болотах, делила территорию с теми людьми из деревни, которые не понимали, ни чего стоит их собственная жизнь, ни того, что значит чужая – и чужие старания. Они не хотели платить ни за травы, ни за зелья, думая, будто отбирать эти вещи от природы и искать реагенты для отваров – не стоило мне ничего. Стоило. Они не понимали своего блага – существовать под крышами домов и выращивать урожай. И были в этом слабыми.

Странные люди. Странные, лживые и желающие все обретать даром. Я не могла позволить себе того же.

Они были не готовы к нападению иномирян на деревню, ведь всегда – играли. Выживали – но не привыкли к войне. Прошлая их уничтожила.

Именно поэтому в огне, крови, влажной жиже луж и пепле остались тела трех братьев – но к ним у меня был свой счет. Не стоило однажды насмехаться надо мной и приходить в мой дом со злом, когда мои отвары спасли их от лихорадки. После их визита я так и не оправилась несколько лет. Нет, они не позволили себе насилия, но многие травы, которые были мне нужны, отвары и настои, готовившиеся не один год – просто рассыпались в пыль. Они не любят чужих рук. Братья оказались и просто глупы, и… меня это обидело. Они раскрошили и уничтожили не мои травы. Они разбили те усилия, за которые мне платила деревня. А еще должны были ответить за то, что я в ту зиму едва не погибла, заболев, потому что не смогла сварить себе лекарство – нужных трав не хватало, а без некоторых отвары были бы бесполезными.

Поэтому я только усмехнулась наивности сына Старлинг. Поэтому мне была безразлична смерть маленькой волшебницы – она должна была слушать своего учителя, его опыт, его слова. Поэтому я никогда не любила то место, где жила. Я не мечтала его уничтожить, но слышал меня там разве что Дэйгун, да и он - не всегда.

А уход тоже не принес желаемого освобождения.

За деревней я видела все то же, что и в деревне раньше. Каждый решал проблему за счет другого и думал, что в этом мире все дается даром. Каждый оправдывал собственную слабость. Я пользовалась этим, потому что мне нужно было жить, и неизменно просила платы. Платы - за бездействие. За то, что люди пользуются чужим временем и силой, какой бы ни была услуга. Даже если это была женщина, которая потеряла мужа. Даже если это были родители, потерявшие детей.

Кто мог следить – не следил. Кто мог защищать – не защищал. Мне ли следовало за это расплачиваться, получая потом то же самое, что и от трех братьев? За чужую неосмотрительность, за чужую глупость, за чужую неподготовленность? Нет. Поэтому они платили столько, сколько были должны.

Это просто… было честно.

========== 2. Осторожность. ==========

Осень в горах всегда была суровым временем, но красивым. Низины пылали от красно-желтых кленовых крон, а скалы под голубым небом и закатным солнцем часто казались розовыми.

Это была странная встреча. Два случайно столкнувшихся отряда. Мой - и ее. Хотя, говоря по правде, отряд Игдены и отрядом назвать было нельзя. Дворф Келгар, колдунья Кара, гном Гробнар - и она сама. Молчаливая девочка-друидка со странным именем. Мне хотелось назвать ее Игдой, но я не стал.

Я до этого никогда не общался со жрецами деревьев и прихожанами церкви Сильвануса, поэтому с интересом наблюдал за ее поведением. Игдена не любила, когда ее звали по имени, но, увы, ни я, ни кто-либо другой не знал ничего более подходящего.

Над нашим привалом раскинулась ночь. Рыжий огонек костра теплился возле скалы, и горько пахло травой. Над нашей лощинкой причудливо вились колючие кусты. В темно-синем небе догорало рыжее солнце, и высоко-высоко уже начинали сиять звезды. Кара чистила шерсть хорька, Келгар полировал топор, Гробнар что-то наигрывал на лютне, настраивая инструмент для нужных заклятий. Я наспех латал небольшую прореху в кольчуге. Игдена мешала деревянной ложкой травяной навар. Я думал, что она пополняла запас растительных зелий. Иссани, укутавшись в плащ, крепко спал. Я вылечил часть его ран, и все же посланец Города Роскоши был слишком измотан.

Я смотрел за движениями тонких, ловких рук Игдены. Она сейчас была странно мирной и казалась мне болезненно уставшей. В ее золотистых глазах отражалась неясная печаль, и все ее манипуляции с травами выглядели машинальными, словно она пыталась отвлечься - и не могла. Куда только делась та неистовая жажда крови, которая проснулась в ней при виде раненого орочьего отряда? Я еще помнил выросшие из земли жесткие побеги, неспешно разорвавшие покалеченные тела в отвратительную кашу и помнил, в каком зверином оскале она ощерилась, когда я попытался остановить ее, чтобы она проявила хоть немного больше милосердия к раненым.

Я осторожно смотрел на девушку и не мог понять ни какая она, ни что ее тревожило.

Дьявол! Проволока в одном из колец никак не желала смыкаться так, как надо.

Чутье на людей редко подводило меня, но - мне казалось, что Игдену что-то терзает. Что-то было еще, помимо той странной жестокости, сидевшей где-то в глубине ее души.

Но в то же время она казалась на первый взгляд не только тихой, но и… неприятной. Я чувствовал в ней тягу к насилию, которое она применяла, казалось, ради самого этого насилия, когда можно было поступить совершенно иначе. Был ли тот случай с орками в пещере единственным – или нет? Я сильно сомневался, что она не делала так раньше.

Рядом со мной поднял голову дворф. Потом потянул: