- Слушай, я тут подумал…
Девушка бросила на него острый, колючий взгляд. Меланхоличную грусть сняло как по волшебству. Я вновь видел ее прежнюю, и она не отвечала.
- Ну, вот смотри, - дворф подкинул на ладони полировальный камень – и вновь вернулся к своему занятию. - Значит, найдем мы этот вход. Ну, я про квартал. Отдадим осколок. А дальше?
Я молчал, потому что пока был чужим в этой команде. И мне было интересно, что за осколок.
Игдена пожала плечами. Я заметил, как напряглись ее руки, как она скользнула взглядом по мне и колдунье, а затем - по Гробнару, слишком увлеченному какой-то песенкой и настройкой лютни. И… промолчала. Но дворф смотрел на нее, а потому - повременив, ответила:
- Еще не пришло время, воин Айронфист. Я не знаю.
- Ну как это? Девочка, так же дело не пойдет.
Кара на время отвлеклась от своего фамильяра и достала книгу с заклятьями для колдунов. Фыркнула, перелистывая страницы:
- А ты еще не понял, дворф? Наш лидер не считает нужным сообщать нам что-либо.
Игдена не ответила. Просто продолжила варить зелья. Келгар что-то буркнул себе под нос и нахмурился, но вернулся к своему занятию.
Котелок на огне дымился, и в нем булькал отвар с грязно-белой пеной. Игдена сняла пену и выбросила ее на угли, что-то произнося нараспев. Полыхнули синеватые искры.
Насколько я успел понять, она была странным лидером. Молчаливая, закрытая, но все равно принимающая окончательное решение.
Пожалуй, именно в тот вечер я решил, что буду делать после ухода из гор. Я пойду с этой странной компанией, если будет позволено, и вернусь в Невервинтер. Нужно выяснить, что это были за жрецы теней, воровавшие студентов из Академии и по возможности - разобраться с этим.
А Игдена… я пока почти не знал ее. Хотя меня не радовала ни ее жестокость, ни то, что она работала на головорезов. Я не мог ее понять. И с одной стороны она казалась жестокой, а с другой – неглупой, пусть и странной. Способной видеть и не совсем закостеневшей. Такие люди – мутные и неясные на первый взгляд – уже попадались мне в жизни, и жизнь же меня научила, что делать о них поспешные выводы не стоит никогда.
Вполне возможно, что я мог что-то упустить при первой встрече. Или понял ее действия не до конца.
========== 3. Ненависть ==========
Он присоединился к нам в горах, этот паладин. Во время привалов и боев я наблюдала за ним. За этим человеком, ушедшим из города, чтобы заразить других своей слабостью, лишить их сил, пытаясь дать плоть и кровь своему желанию быть спасителем. Это было лживо. Против правил природы. Иначе я не могла сказать.
Сердце разливало по телу обжигающую, горячую ненависть до дрожи. Он мешал законному ходу вещей природы. Защищать стоит только свое потомство и больше никого. Иногда.
Я была готова убить его за спокойствие, за самоуверенность, за чванливое высокомерие, сквозившее в каждом его взгляде и слове. Он был слишком снисходителен, и это давило на меня, растаптывало, обесценивало. Но он был полезен. Он многое знал. Я ненавидела его, я боялась его серой мутной тины. А он дышал ею, пропитался этой гнилью фальшивого сострадания, пропитался… не знаю, чем.
Я не хотела его видеть, не хотела, чтобы он находился рядом со мной. Никогда. Я еле сдерживала смех ему в лицо, как сыну Старлингов, когда он говорил о своей морали, о человечности, о чем бы то ни было. Говорил глупо, потому что это не имело смысла. Я не слушала почти никого, кроме своего чутья - острого, как звериное. И других спутников, обладавших большим разумом, чем он. Воин Айронфист и огненная колдунья знали толк в силе, пусть природа каждого из них отличалась. Девочка-тифлинг – в выживании. Она была из мертвого места, но понимала природу того, как в этом мире живут сильные и слабые. Друидка была мне бесполезна, но все же могла слышать шепот трав и деревьев, зверей и птиц. Как и я. Гном… он оказался странен. Он был не от этого мира, но – понимал мертвые металлы, оживлял мертвые изобретения и создавал музыку, которая действительно была способна как уничтожить, так и дать сил. Паладин же… не знал ничего. Ничего.
И каждый раз, едва он попадался мне на глаза, все равно чувствовала ту жгучую, заливающую краской щеки ненависть. Слишком сильную, странно сильную, которой я никак не могла понять. Убегала, уходила прочь из таверны. Куда угодно. На задания, была девочкой на побегушках тени из Амна, лишь бы не возвращаться во Флягу и не видеть этот омерзительный взгляд ледяных голубых глаз.
Я боялась его. И боялась, и ненавидела, и почему-то не могла уничтожить. Мне казалось, что он видит больше, чем нужно. Что его холодные руки пытаются влезть мне в душу, разрезать ледяным касанием тело, достать сердце, изучить его.
Я была иной для спутников, я молчала, погруженная в себя и в необходимое. Лишь говорила им, что делать, не называя имен и почти не интересуясь ими - лишь по возможности делала то, о чем они просили меня, потому что это могло быть полезно. Они видели лишь мое молчание и изредка - мимолетную улыбку, не думая, что дорога в одиночку тяжела. А они будут должны. Даже святой воин – за мое обещание защитить его от Невервинтера. Просто - ни к чему, чтобы лорд вышел на меня и на человека из Амна.
Разумеется, для других мои мотивы были иными. Я плела уклончивые ответы, но не могла этого сделать с воином Тира. Я теряла под его тяжелым, будто ледяная глыба, взглядом - все.
Этот святой воин… о нет, он был иным. Стократ опаснее. Стократ страшнее. Он видел то, чего не заметили другие. И ни о чем не просил. И за то, что он хотел коснуться моей тайны, снять все покровы с моей души, оставив ее голой и униженной - я не переносила его. Я хотела разбить его, увидеть его боль, растоптать, подчинить - себе. Понять и манипулировать. Избавиться от навязчивого ощущения этой серой мути, наблюдающей за мной, за каждым шагом, душащей и уничтожающей.
И все равно боялась, что в какой-то момент уже не спрячу от его холода, его света, его пустого любопытства – саму себя.
========== 4. Забота ==========
Я хотел поговорить с Игдой уже долгое время, но сделать этого никак не удавалось. Она будто избегала меня – вылетала из таверны, едва я ее окликал, либо просто не попадалась на глаза и не пускала к себе в комнату.
Я не понимал, что могло произойти. То ли боялась, то ли просто невзлюбила – я не знал. И меньше всего мне хотелось, чтобы меня избегал лидер команды. Я не знал – возможно, я чем-то ее обидел, и тогда следовало бы извиниться.
Наконец, разговор случился. Это был обычный вечер в таверне. Ночная темень и сырость загнали в «Утонувшую Флягу» много людей. Я уже закончил ужин, и просто сидел за столом возле двери в коридор с комнатами, ожидая, когда немного остынет терпкий грог, согревающий до красноты на лице, с орехами и пряностями, как и положено холодной осенью. На столе таяла желтым воском свеча.
Спутников почти и не было видно – переполненная полуосвещенная таверна, заполненная пряным, горячим запахом готовящейся еды и сизыми клубами дыма, шумела: с кем-то, бурно жестикулируя, говорил Келгар, Кара насмешливо наблюдала за залом из дверного проема кухни, подчеркнуто игнорируя просьбы Дункана обслужить клиентов. Гробнар собрал вокруг себя оживленных слушателей, в числе которых, хитро прищурившись, сидела Нишка, и что-то рассказывал. Элани и Игду я не видел. Но увидел, как друидка с трусившим за ней камышовым котом – проскользнула в зал. А потом окаменела, увидев меня.
- Игдена? – я окликнул ее.
Друидка замерла, напряженно разглядывая меня. Я поднял руку в примирительном жесте.
- Подожди. Я хотел только поговорить.
Она промолчала, а потом резким, легким движением, похожим на порыв ветра – села за стол напротив меня. Блики свечи играли в ее янтарных глазах, на целой связке причудливых амулетов на шее – в городе, когда не приходилось драться, она выпускала их поверх одежды. Дерево, яшма, кожа, кость, металл… что только не было использовано. И – браслеты, туго обхватывавшие запястья. Вновь – кожа и кость. А еще – зеленые листья. Я только теперь обратил на них внимание, заметив, что листья живые, и эта жизнь поддерживалась странным, неведомым мне образом.