Самые ужасные стороны общества проявились в нашей истории во всей своей мощи. Тогда же мы поняли, что одним городом они не ограничатся, занимая всё новые и новые территории. Но я быстро понял, находясь в Аххое-2, что проход этот действует в две стороны. И мы занялись незаконной контрабандой людей на пути к лучшей жизни. Что до моего брата, он ждёт лучшего времени, когда Юнтард появится и здесь.

– Намечается интересная история.

И не сразу разберёшь, что надо мной находилось здание старого административного дворца. Я подниму голову и увижу старый маяк. Забраться на его верхушку труда не составит. А ведь внутри он кажется намного меньше. Оттуда слышно всё. Оттуда видно всё. И колыхание дальних огней, и маленькую чиновничью спину. Увы, я знаю бегущего человека по имени. Его зовут Ринго Ланер. Колкий иждивенец. Неужели мне придётся встретиться с ним и на скорости, близкой к исполнению флажолета, спуститься? Придётся. Он стоит здесь, как дитя малое. Рождённое и удивительным образом с годами только глупеющее.

– Здравствуй, Ринго! Подвинь очки.

В линзах он не нуждался, но оделся и обулся подобающе всякой государственной персоне. Видимо, Ринго в самых глубинах сердца надеялся, что на отпрыска семейства Ланеров не нападут. Просто дурачье. Большего не дать.

– Генгель? Гера! Я тебя нашёл!

– Ты и не пытался. Правда, я почти поверил. – Ринго не стал жать мне руку. Он поспешил отскочить назад. – И хватит называть меня этим полуименем. Зовёте друг друга полуименами, живёте полумерами. Весьма печально.

Земля, если железную платформу можно называть землёй, постоянно содрогалась, а бойня в Восточном районе не прекращалась. Даже мне трудно сказать, кто и за что там борется. Кроме меня его посещают не более пяти человек. Не ежедневно и по крайней необходимости. Единственное, что объединяет меня с Ринго, заключается в мнении насчёт людей, живущих восточнее. Некоторые из них мне отвратительны, других я всеми силами пытаюсь спасти. Проблема одна. Как отличить одних от других?

– Что там случилось?

– На ирвинов напали. – Именно за столь наигранное спокойствие я не уважаю брата. Словно такое происходит в любой день и внимание обращать не следует. – А те воевать не привыкли. Дома отсиживались. Бегут в сторону моста девятого Мора. Там ближе всего перебежать.

– И вы ничего не делаете? – Конечно, там ближе. Но переходить через этот мост не просто бессмысленно. Это смертельно опасно. Близостью моста к северу пользуется любая нечисть. – Там работорговцы! У них сегодня график на выход. Получается, к ним со всех ног бежит расходный материал.

– Так ты у нас дипломат! И откуда ты знаешь, когда работают работорговцы?

– Дипломатия бесполезна, вводите войска.

– Какие войска? У нас квота на сорок человек!

Круг замкнулся. И кто после такого станет доверять этому господину? Единожды за него действительно зацепилась одна умная содержанка. Но Ринго стоял у власти, а его вожделенной избраннице грозила судимость. Далее следует прямая цитата одного из следователей, нанятого Ринго для расследования дальнейшего происшествия:

«Отношения их испортил товарный состав, ответственности за жизнь пострадавшей никто не несёт».

Писавший это явно увлёкся непонятно чем. Так, впрочем, происходило всюду. Такова жизнь в Гдето. Отношение власти соответствует, раз в росписях служебного содержания проступают подобные вещи. Я видел сообщение лично, и сестра моя видела. Благо, словно водой полили, из её памяти через два дня вышло абсолютно всё, а меня до сих пор сотрясает в судорогах.

Ужас будущего не должен случиться. А значит, пришло время скрыться за арочным пролётом.

– Эй, ты куда? – кричал мне вслед слегка ополоумевший от государственной службы брат.

– Просить немедленного освобождения от жизни!

Тем днём мог ли подумать я, что сулит мне ночная прогулка?

С центральным сплетением все районы связывали девять мостов Мора. Кем был этот «Мор», никто не задумывался. Я прошёл по пятому из них. Когда-то пространство нижних уровней удивляло меня своей особенной культурой. Люди здесь, хоть и бездомные, жили очень мирно. Закон один: хочешь спокойно выжить – проруби лежбище и не мешай другим. С ростом города беженцы переселились на дальние рубежи, но за собой убрали все пожитки.

Под любым из мостов Мора, встав на плечи друг другу, можно построить ряд вверх из пятидесяти человек. Здесь было удивительное эхо, но абсолютная ночная тьма, и чудо природы превращалось в пугающую опасность. Не нужно фарса. Я, постоянно падающий в обмороки, большую часть приступов ощутил именно здесь, натыкаясь на эти лежбища изо дня в день.

Примета прошлого времени. По какой ни проведи, на ладонях останется чёрная сажа. Влага из разбитого дренажа скапливалась на стенах. И если вы спросите, может ли быть, что промёрзло внутри газового гиганта, я наверняка отвечу «да». Деревянные игрушки. Избыточная роскошь. Я даже знаю, где их могли купить, но далеко отсюда. Мне представился деревянный конь без головы с засечкой на хребте. Или привиделся. Здесь не разобрать.

За столько лет в этом месте прожило три поколения, оставив свои следы. Куда попали дети… Они спешили, гонимые переменами. Быстрая эволюция вредна как для живого, так и для общества. Это общество не дозрело. Семена людских надежд. Они все похоронены тут. В лежбищах.

По огромному тоннелю я шествовал с маленьким фонарём, фитиль в котором догорал. Но я не признавал это даже для себя, ссылаясь в душе на ветер. И зря. Не забыть мне той минуты, когда сердце моё сотряс отнюдь не ветер.

Сначала я услышал словно падение капли, будто сюда каким-то образом просочилась вода. Это оказались шаги. Просто очень маленькой ноги. Кто-то бежал в мою сторону. А ведь обычно здесь и мародёры редкие гости. И как только в нескольких метрах от моего уха раздались вздохи, беглеца пришлось остановить.

На удивление беглец оказался беглянкой. Даже мне не пробежать такой путь без отдыха.

– Могу я узнать, зачем вы здесь?

Шаги прекратились. Лиц друг друга мы не видели. Лишь край одежды, да и то благодаря моему ручному фонарю. Едва заметная во тьме фигура убежала от меня. Придётся явить жест доброй воли. Подняв фонарь вверх, я осветил лицо, но ошибся, только сильнее напугав беглянку.

– Вы не ирвин.

– Это что-то меняет? – Всё стало ясно. – Покажись мне.

Я поздно догадался, что беглянка была ирвинкой. Конечно. Она ведь бежала в полной темноте, не споткнувшись, не падая. Чуть пройдя вперёд, я увидел тот белый ободок, отделявший склеру глаза от всего остального, чёрного. Другое оставалось для меня скрыто.

Ирвины. Мы уже говорили о них. Другой этнос, другой язык, другая вера. Они пришли невесть откуда, но остались надолго, став изгоями повсюду. На них смотрели подобно приближающейся к тебе тёмной силе. Почему ирвинов невзлюбили?

Главную роль здесь играла внешность. Абсолютно чёрные глаза – это первое, что замечали люди. Факт возможности образования потомства между ирвинами и остальными тщательно скрывался с обеих сторон. Внешне они не особо отличались от остального общества, разве что иным строением позвоночника и шеи. Истинными оставались и знания ирвинов. В своих библиотеках они хранили записи о методах лечения болезней, которые ещё даже не появились. Сами по себе ирвины оставались скрытным народом, и узнать их секреты, если ты не ирвин, крайне нелегко. Отношения между ирвинами и обществом не заладились ещё с тех времён, когда представители различных верований охотились на них, чтобы раздобыть «защитные средства», веря в ореол тайны, окружающий этот этнос.

Куда страннее была вера самих ирвинов. Нотуса, историческую фигуру, безусловно, огромного размаха, ирвины, ни много ни мало, назначили своим богом, от которого отступаться не собирались даже под риском гонений. Они верили, будто Нотус придёт в мир вновь через четырнадцать веков, а когда совет ирвинов провозгласил, что близок исход последнего, объединённая армия Юнтарда и его колонии навечно прервала их рассуждения, заявив, что никакого исхода не случится, но портреты Нотуса, считаемые ирвинами святыми, убирать побоялась. Пришествие Нотуса стало основой, породившей этот раздор.