– У вас отличные ботинки, – сказала она, – блестят!

– Они просто лакированные.

– А!

– Меня зовут Борис.

– А меня – Женя.

Наконец-то улыбнулась, он ей явно понравился. Что теперь, будем ждать, пока он допьет кофе?

– Чем вас угостить? – Борис галантный кавалер, он способен погулять по буфету.

– Спасибо, ничего не надо. Просто проводите меня.

В коридоре она сразу же придвинулась к нему, и Борис автоматически взял ее под руку. Уморительная картинка.

– А я вас знаю, вы навещаете Юрия Алексеевича.

– Вот как, а я-то вас не видел. Вы здесь…

– В качестве персональной сиделки. И лежалки, – добавила она, подумав. – У нас мало времени, мой подопечный скоро вернется.

Смех, в глазах ее смех. Такой завлекательный взгляд. Глаза светлые и длинные, наверно, приклееные ресницы.

– Вероятно, вы его видели, он всегда в темных очках, с палочкой.

– А, слепой старик.

– Да какой он старик, ему еще сорока нет.

Они поднялись на третий этаж. Вот она, девичья светелка.

– Здесь я живу. Очень скучно. Это моя комната. Это окно с видом на сосны. Это встроенный шкаф. Это кресло, журнальный столик, это кровать…

– Думаешь, я проститутка? – спросила Женя. В голосе ее звучала насмешка.

– С чего бы это? Разве есть основания?

– Ну, так сразу, взяла и сняла трусы. А, ну да, я ведь не говорила о вознаграждении. Но если ты так все-таки подумал, то, увы, это почти правда. Во всяком случае, в том, что касается моего прошлого.

– Ты была проституткой? – Борис произнес это небрежно, показывая, что сказанное его ничуть не шокирует.

– А где, ты считаешь, Паук меня нашел? В экскорт-агентстве.

– Паук? – переспросил Борис.

Женя внимательно посмотрела на него, как бы оценивая искренность его удивления.

– Ты не знаешь, кто такой Паук?

– Не знаю.

– Это очень странно для сотрудника полиции.

– Ты лазала по карманам, пока я был в душе.

– Сержант. Прошу прощения, старший сержант.

– Ну и что? Зачем же в карманы лезть?

– Потому, что… Потому что ты выронил вот это, – Женя протянула небольшую фотографию. – В буфете, когда платил за кофе. Только не говори, что это твоя сестра.

– Да это просто по работе, эпизод, ее мать обратилась в полицию, девушка пропала…

– Пропала, – задумчиво повторила Женя.

– Она посещала «Курсы», – Борис хладнокровно спрятал фотокарточку в бумажник.

– Это я знаю.

– Ты знаешь Варвару? Ты ее видела? Здесь?

– Я ведь вначале, когда подняла фото, подумала, что это Паук тебя подослал.

– Но теперь ты так не думаешь? – усмехнулся Борис.

– Нет, разумеется. Ты бы не осмелился трахнуть подругу самого Паука, если бы выполнял его поручение.

– Да кто ж он такой, этот твой Паук? Он на самом деле слепой?

– Нет, не слепой. Просто косит под трухлявый старый пень. Он киллер. Его ищет полиция, это само собой. Но хуже другое, на него охотятся. Были покушения. Кому-то он перешел дорогу – конкуренты, заказчики, не знаю. Здесь он прячется. Почти четыре месяца. А я с ним уже два года.

– Не опасно?

– Опасно.

– Что же держит? Любовь и верность?

– Вот уж чего нет, того нет.

– Значит, деньги? Хорошо платит?

– Это само собой. Но нет, не деньги.

– Давай угадаю. Просто нравится такая жизнь, да?

– Если бы нравилось, не мечтала бы улизнуть отсюда.

– Вот как? А что же мешает?

– Мешает? Паук! От него не убежишь, всюду найдет. Пока он не за решеткой. И пока он жив.

– Теперь понятно. Ты рассчитываешь, что я сообщу о Пауке начальству…

– Да. Это ведь твой профессиральный долг. Только на меня не ссылайся.

– Конечно, – кивнул Борис. – И Паука арестуют.

– Да. Или подскажут тем, кто за ним охотится.

– Хорошо. Теперь расскажи мне про Варю.

– Паук регулярно ходит в бассейн, с утра, когда все местные спят. Варя эта, на свою беду, проснулась рано. Заглянула в бассейн, и прежде, чем Коля, охранник Паука, ее выставил, успела налюбоваться на нашего атлета, на его тату во всю спину.

– А как она здесь, в «Соснах», оказалась?

– Дионис ее привез, она и раньше с ним приезжала.

– Ладно. Ну и что дальше?

– Паук, надо думать, страхуется, не хочет, чтобы кто-либо знал, что он здесь скрывается. Так говоришь, значит, Варя пропала…

– Да ну, не вяжется. Ну, увидела она Паука без грима, может, даже, заподозрила, что он не совсем слепой, и что же? Чего ему пугаться, что его узнает какая-то девочка? Он разве медийная личность? Или у него паранойя?

– Я с этой Варей разговорилась. И я ей про Паука рассказала.

– Ты?

– Да.

– Но зачем?

– Понадеялась, что она сообщит в полицию… Но не вышло. Эта дурища растрепала все своему Дионису.

– Дионис знает, кто такой Паук?

– А то! Отлично знает. Разве что без подробностей. И немедленно помчался предупредить Паука.

– Ты так подозреваешь?

– Я их разговор подслушала. Случайно.

– И ты не боишься?..

– Боюсь. Очень боюсь. Но очень хочу вырваться отсюда.

Дионис учит, что надо возлюбить ближнего. Понятно, не он один, Иисус Христос говорит то же самое. Возлюби ближнего своего как самого себя. То есть, определенно следует любить себя, без этого никак. Это аксиома. Но Максим Фадеев не любит себя. Куда уж там до ближнего.

Утро. Максим смотрит на свое отражение в зеркале. Оно ему не нравится, и его можно понять. Одутловатое лицо. Вероятно, это результат злоупотребления алкоголем. Вероятно, но не только это. Отечность, глубокие борозды морщин, неопрятная седая бороденка, явно запущенная, брови, правда, девственно черные, но в ушах и в носу торчат седые волосы; зубы – не худшее из того, что имеется в облике, своих, однако, нет, все передние зубы – импланты, держатся из последних сил из-за неправильного, глубокого прикуса, редкие светлые волосы и, само собой, обширная лысина. А вот глаза более-менее, глаза немолодого, неглупого человека. Сейчас взгляд, можно сказать, тухлый, но это потому, что Максу не нравится то, что он видит, а так, вообще, глаза как глаза.

Так, теперь зарядка. Он делает 24 приседания, ни больше, ни меньше, каждый день. Так он поддерживает свою форму. А что, форма еще присутствует, в его-то пятьдесят два года. Не спортивная, об этом-то и речи нет, но все-таки. Не то, что у некоторых близких, можно сказать, самых близких, и даже со всей определенностью можно сказать – не то, что форма верной супруги, Анны Семеновны. А ведь была Анюта красавицей, мужики на нее заглядывались. Куда все подевалось! Впрочем, ее личико в светлых кудряшках еще могло бы понравиться, но туловище… Неужели же у нее всегда была такая жопа! Или же он, Макс, тогда, много лет назад, был, как говорится, ослеплен страстью? Да нет же, Аня была такой куколкой, на коротких, крепких ножках, но тоненькая, изящная, и вот на тебе.