И вот наступило утро. Мужики разошлись по своим делам, оставив нас на попечение вчерашнего старика. У Сокола тоже были планы на сегодня. Он хотел нанести визит местному помещику с тем, чтобы поприветствовать его и заявить о себе. Действовать в его землях, не предупредив, означало нанести оскорбление. Знакомиться мы отправились в полном составе, и в этот раз Кэринус Рэй соизволил ехать верхом, благо, было недалеко.

Но трястись в седле ему наскучило очень скоро. Собственно, когда мы миновали поля Древоточцев, пастбища с овцами, и на горизонте замаячила соседняя деревня. Крайний дом которой подозрительно напоминал питейное заведение.

— Не сделать ли нам небольшой привал? — спросил эльф как бы невзначай.

— В трактир не пойдем, — Сокол смерил его взглядом. — Тем более, в местный. Мне бы не хотелось остаток дня приводить тебя в чувство после сомнительного пойла.

Довод о том, что не мешало бы поговорить с местными в непринужденной обстановке, не подействовал, и эльфу пришлось покорно ехать мимо. Он проводил неопрятного вида домишко грустным взглядом, но Сокол лишь прибавил шаг.

Следующим препятствием стала молоденькая селянка, бредущая по дороге с коромыслом. Кэринус Рэй немедленно загорелся желанием помочь прелестному созданию с тяжелой ношей. Создание, польщенное вниманием богатого и красивого господина, хихикало и строило глазки. Сокол начал выходить из себя. Дарко, глядя на все это, откровенно потешался. Я начинала жалеть, что мы не оставили эльфа в тюрьме города Тарт.

В конце концов мы добрались до поместья. Дом, высокий, в четыре этажа, с балконами, башенками, почти дворец, стоял на холме, возвышаясь над окрестностями. На реке, делавшей в том месте излучину, был устроен большой живописный пруд, в котором плавали гуси и утки. Дорога к дому, обвивавшая холм, пролегала между цветущими липовыми деревьями. Яблоневые сады. Пастбища. Каменные стены высотою до пояса, тянувшиеся до горизонта, давали понять, что здесь начинаются помещичьи земли.

Встретили нас сдержанно, но гостеприимно, насколько это вообще возможно в Мирославии. Хозяин, носивший титул барона, не скорчил при виде магов презрительного лица, распорядился насчет обеда, а когда узнал, что мы остановились на крестьянском подворье, предложил перебраться к нему незамедлительно. Даже не предложил — велел, дав понять, что примет отказ за оскорбление. Соколу ничего не оставалось, кроме как согласиться, и в деревню отправили слуг за вещами.

Показали поместье, потом был обед. Семья хозяина состояла из жены, анемичной и нервной дамы, и двух дочерей, старшая из которых вошла в брачный возраст и сопровождала нас на правах взрослой, а младшая, беленькая тоненькая девочка с не по-детски серьезными серыми глазами, вышла вместе с няней лишь к столу. Обе девочки показались мне слишком тихими и благонравными. Бледные, строгие, одетые в скромные платья, за все время они ни слова, кроме приветствия, не проронили. Казалось, даже Кэринус Рэй не вызвал в них любопытства. Не девчонки — говорящие куклы.

Но хуже всего было то, что женщинам, особенно незамужним, присутствовать во время мужских разговоров не полагалось. Меня отправили на женскую половину, и Сокол, дабы не портить отношения с первого дня, велел слушаться и вести себя скромно. День был потерян. Хозяйка и девочки уселись за вышивание, а мне доверили читать. Время поползло улиткой. Книга о жизни благочестивой девицы была скучной. Ужин тоже. Прогулка по вечернему саду под руку с хозяйкой — и того хуже. Я уже готова была закричать и пуститься в бега, как вдруг случилось кое-что странное. Пройдя мимо, старшая из дочерей задела мою ладонь. И оставила в ней крошечный предмет. Сложенный во много раз клочок бумаги.

В своей комнате я развернула его. Записка. Какой у нее красивый почерк, даже завидно! Буквы ровные, с наклоном чуть сильней обычного, отчего строки кажутся изящными, словно летят. «Мне непременно нужно с вами поговорить! Сегодня ночью, когда в женской половине потушат свет, отоприте окно. Не зажигайте лампу. Умоляю, не выдавайте меня. Навеки ваша, Л.» Лидия. Ее зовут Лидия. Я сожгла записку и сдула пепел с подоконника.

Остаток вечера я места себе не находила от любопытства, а девушка вела себя так, словно ничего не было. Даже не верилось, что она вообще способна на подобное. Наконец, пришло время расходиться по комнатам. Наши с Лидией спальни располагались на третьем этаже. Тем удивительнее было, что она осмелилась забраться ко мне в окно в темноте, пройдя вдоль пустых комнат по узкому карнизу.

— Вы заперли дверь? — спросила она, спрыгивая с подоконника. Я закрыла за ней окно.

— Да, и вокруг все спят, я проверяла. Можно зажечь светильник.

— Не стоит! — воскликнула она испуганно, но тут же взяла себя в руки. — Мне бы не хотелось, чтобы нас застали. Тайком проникнуть в комнату незнакомки, да еще и… чужестранки — верх неприличия. Отец будет вне себя.

— Мага, вы хотели сказать, — пробормотала я. — Вам ведь нельзя говорить со мной, да? Иначе зачем все это?

— Вы, наверное, знаете, что в королевстве многие подвержены предрассудкам, — она отвела глаза. — Но отец не такой, просто не хотел бы, чтобы я… чтобы обо мне разошлись ложные слухи. Я ведь выхожу в свет и скоро должна быть сосватана.

— Поздравляю. Я все понимаю, чего уж. Лучше скажите, что за разговор, ради которого вы так рискуете?

— Я хотела рассказать вам о причине засухи. Той, которую здесь все скрывают, — она придвинулась ближе. — О проклятии.

— Проклятье? Крестьяне винили во всем гнев бога.

— Конечно. Разве они посмеют говорить иначе. Но на самом деле мы сами виноваты. Мы все. Нас ведьма прокляла.

— Какая ведьма? И за что? — какой силой нужно обладать, чтобы сотворить такое, я и представить не могла. Даже Сокол вряд ли способен изменить погоду на два года вперед.

— Которую казнили по приказу церкви. Перед тем, как душа ее отлетела, она сказала отцу, что ни от его крови, ни от земли, которой он владеет, не будет больше плода вовек. Той же весной град побил всходы, а после пришла засуха. Проклятье сбылось, земля не родит.

— И вы боитесь, что оно и вас с сестрой коснулось? — спросила я, приглядываясь к ее ауре. Никаких следов сглаза и проклятий я не замечала, но если они наложены сильной ведьмой, то могут быть скрыты. Нужно рассказать Соколу.

— Я сначала не верила, — тихо сказала девушка. — Но после того, как второй год земля не дает урожая, начинаю сомневаться. И решила рассказать вам, быть может, в этих суевериях есть доля истины. А вы, кажется, и вправду хотите нам помочь.

— Конечно! И поможем, хоть сто ведьм вас прокляни! А за что ее приговорили к смерти?

— За то, что она была ведьмой, — ответила Лидия удивленно.

— Только за это? Не за запретную магию, не за отступничество? Просто за то, что она умела колдовать?

— Но ведь колдовать запрещено. Если вы не маг гильдии, конечно. В добавок ко всему ведьма была еретичкой и устраивала нечестивые обряды. Поклонялась ложным богам, сбивала крестьян с истинной веры. Отец больше не мог терпеть такое богохульство на своих землях…

— И сдал ее властям, — закончила я за нее. Лидия потупилась. Вдруг захотелось развернуться и уехать; всякое сочувствие к местным испарилось. Прокляли их на самом деле или переменчивость погоды была всему виной — они заслужили свои беды.

— Простите, — ее голос звучал растерянно и робко. Что я, в самом деле. Девушка ведь тоже жертва здешних кошмарных порядков. Я бы за неделю такой жизни рехнулась.

— Вы-то при чем! — отмахнулась я. — Я расскажу об этом Со… своему наставнику, и если вас в самом деле прокляли, поверьте, он сможет помочь.

— Благодарю! — воскликнула она, прижимая руки к груди. Потом замерла, словно прислушиваясь. — Увы, мне пора. Не приведи бог, хватятся.

— Будет вам, весь дом спит уже давно. Поболтали бы со мной немного…

— Я бы с радостью, но не могу. До завтра и доброй ночи, — она ловко, почти бесшумно выскользнула в окно. Наверное, проделывала этот трюк не впервые. Вот так тихоня! Интересно, какие еще секреты она скрывает?