Но наша проблема казалась ерундой при взгляде на тех, кто пытался не въехать в страну, а покинуть ее. Эти жалкие, трясущиеся от страха бедолаги, не имевшие денег на взятку, ждали здесь своей участи, проедая последние средства. Мы с Дарко тайком подкидывали им деньжат и еды. Уверена, что и Сокол делал то же самое, хотя нам запрещал. Мирославия. Что же там творится, за твоими границами? Что вы так надежно охраняете, набожные стражники?

После обеда (бобы и солонина, первые жесткие, как камни, вторая явно с душком) я не выдержала. День выдался жаркий, вестей так и не было, сидеть на станции я больше не могла ни минуты. Я уговорила Сокола отпустить меня к реке искупаться. Он согласился с условием, что я буду во время купания незаметной, и Дарко будет сопровождать. Стражники прониклись сочувствием и даже отказались от подарка за то, что отвернулись, позволив проскользнуть к реке по балочке. Они знали, что без Сокола мы не удерем.

Вода была обжигающе холодной, течение сбивало с ног, стоило зайти по колено, а мыло никак не смывалось, но все равно я испытала настоящее блаженство. Дарко, который все это время сидел спиной, постоянно справлялся, не утонула ли я и не потереть ли мне спину. Закончив, я с удовольствием отжала на него воду с волос.

— Твоя очередь, — сказала, злорадно наблюдая за его гримасой. — А я покараулю.

— Нечего меня караулить, я не девица. Иди на станцию.

— Ну уж нет. Потонешь, а мне перед Радомиром отвечать, — я вручила ему кусок мыла. — Давай, только быстро. Ты ж не девица.

— Отвернись, — он обжег меня взглядом, от которого я смутилась. Поспешно уселась спиной к реке. Шум воды заглушал почти все звуки. Я не слышала ни шагов, ни шороха одежды. Вдруг подумалось, что он запросто мог бы уйти, оставив меня здесь сидеть и ждать, стесняясь обернуться. Плеск. Здесь он, в реку зашел. Намывается.

— Спинку потереть? — спросила ехидно.

— Будь любезна, — ответил он. Я растерялась. — Эй, Иванка. Ну что же ты… вот черт!

— Что случилось? — сбоку, за поворотом реки и кустарником, явно кто-то был. Я обернулась и увидела троих всадников, выезжающих прямо на нас. На вороных конях, в одеждах священников Истинной церкви. Один из них маг. Вот черт.

Я поклонилась, ища глазами Дарко. Он возник рядом, приветствуя священников по всем правилам этикета. За исключением того, что был в одних подштанниках. Ценой неимоверных усилий я сдержала смех. Смирение и невинность. Вот что пристало юной деве. Глядя на тонкие ноги обступивших нас лошадей, я видела перед собой учебные залы Университета. Кажется, наконец-то уроки этикета и божественного писания где-то пригодятся.

— Кто вы и что делаете на границе Мирославии? — гулким, хорошо поставленным голосом спросил главный священник.

— Йована и Дарко, ученики архимага Радомира из Стонущих Холмов, — неожиданно для себя ответила я. Надо же, и голос почти не дрожит. — Ждем позволения въехать в Мирославию со своим наставником.

— Разве здесь надлежит его ждать?

— Простите, ваше святейшество, — ответил Дарко учтиво. — Мы нарушили порядок. Но мы ждем не первый день и хотели омыться перед тем, как ступить на землю Мирославии. Нижайше просим простить нашу выходку. Наставник непременно накажет нас по возвращении на станцию.

Я удивленно на него покосилась. Некоторое время священник молчал. Становилось не по себе.

— Собирайтесь, — велел он. Я взглянула на него робко. Коротко стриженные серебристые виски под черным убором, гладко выбритый волевой подбородок. Узкие губы поджаты. Глаза холодные, как сталь. Лицо убийцы, а не святоши. — Ты — оденься. Я найду вашего мага на станции. Советую вам оказаться там как можно быстрее.

С этими словами он развернулся и поехал прочь. Двое других последовали за ним, так и не удостоив нас взглядом. Мы переглянулись. Дарко поспешно натягивал одежду на мокрое тело.

— Не нравится мне это, — сказал он, глядя всадникам вслед.

— Ай, Сокол с ними разберется, — отмахнулась я. — Мы все еще не в Мирославии и не обязаны перед ними лебезить.

Едва не бегом влетев в здание станции, Сокола мы не обнаружили. Странно притихшие люди провожали нас сочувствующими взглядами. Стражники приняли официальный вид, заняли посты и стояли со строгими лицами, застегнутые на все пуговицы. Один из них все же сжалился и шепнул нам, что Сокол с прибывшим главой церкви города Тарт уединились в комнате для особых гостей. Нас туда, естественно, не пустили.

Расположившись у стены напротив прохода в эти комнаты, мы с Дарко принялись ждать, когда священник выпустит нашего наставника. Попытки связаться с Соколом мысленно привели лишь к тому, что он велел не волноваться и его не отвлекать. Я не волновалась. Я сгорала от любопытства. Неужели из-за такой ерунды, как купание в реке у границы, нас не пустят в королевство? Если честно, я бы не удивилась. А если совсем откровенно, то и не огорчилась бы.

Наконец, Сокол показался на пороге. Судя по выражению лица, с хорошими новостями. Жестом велел следовать за ним во двор.

— Йована, ты принесла нам удачу, — сказал он, едва мы оказались вдали от посторонних ушей. — Священник подписал бумаги. Мы можем ехать.

— Но почему? — опешила я. — Неужто вид Дарко в подштанниках вдохновил его на это?

— Конечно нет. Вашим поведением он был возмущен. Однако, узнав кто я, быстро сменил гнев на милость. У него есть кое-какие дела, в которых не помешает моя рекомендация. Мы обменялись любезностями, так что путь открыт. Собирайтесь, я бы хотел устроиться на ночь в месте, где через нас не будут перешагивать.

— И у нас будет съедобный ужин? — спросил Дарко.

— И ванна? — спросила я.

— Да, ребятки. Так что поторопитесь. Я здесь больше ни минуты оставаться не желаю.

Уговаривать нас не пришлось. Спешно побросав вещи в седельные сумки, мы простились и выехали со двора. Миновали каменистый пустырь, вытоптанный скотом. Переехали ту самую речку. И очутились в королевстве Мирославия. Высокие холмы, покрытые сухой травой, камнями и редким кустарником. Кое-где лачужки пастухов и отары овец на склонах. Уныло, пусто, скучно.

— Что-то не похоже на голодный край, — сказала я, озираясь. — Такие тучные стада вокруг.

— Это рунные овцы, живое золото Мирославии. Их шерсть славится далеко за пределами королевства. Именно они стали одной из причин бедности местных крестьян.

— Как же так? — спросил Дарко. — Ведь они должны доход приносить.

— Они-то приносят. А вот крестьяне не очень. Земледелие здесь менее выгодно, а для выращивания овец много людей не нужно. Крестьяне кормятся со своих наделов от урожая к урожаю, да еще и оброк платят, так что любой каприз погоды может привести их к нищете.

— Но почему им не дают больше земли? Ведь зерно нужно всем в королевстве.

— Зерно можно купить у соседей. А земля нужнее. Спрос на шерсть хороший, пастбища в цене.

— Но… это ведь люди, — пробормотал растерянный Дарко. — Что же им, пропадать?

— Почему пропадать? Как вы помните, Мирославия добывает много железа. А еще уголь. На рудниках и каменоломнях всегда нужны рабочие руки, а с сытости туда не идут. Для тех же, кто не желает зарабатывать честным трудом, есть еще один выход.

Сокол сузил глаза и указал вперед. Там, вдалеке, виднелось какое-то сооружение. Подъехав ближе, я увидела, что это виселица. Три петли были пусты. На четвертой болталось тело. Я старалась не смотреть, когда мы с ним поравнялись, но запах почуяла и услышала жужжание мух.

— За что его? — спросила я, стараясь не дышать.

— Бродяжничество и разбой, — ответил Дарко глухо. Наверное, на висельнике была табличка с приговором. Мерзость. Прекрасно они гостей встречают, нечего сказать. Я прибавила ходу, стараясь поскорее миновать жуткое место. Надеюсь, виселицы не стоят здесь вместо верстовых столбов.

К счастью, нам ни одной больше не встретилось до самого города Тарт. Ближе к нему дорога стала людной. Груженые телеги замедляли ход, скапливались у городских ворот и собирались в длинный хвост очереди задолго до въезда в них. То и дело мы обгоняли других всадников и пеший люд. Темно-серые кареты с символом церкви, запряженные двойкой лошадей, пару раз проносились по дороге, и все бросались в стороны, уступая путь.