Кто-нибудь, добейте меня. Я закрыла лицо ладонями и уткнулась лбом в стол. Какой стыд. И то, что они сейчас меня обсуждают, я вполне заслужила. Дура.

— Зачем же ты оскорбляешь мою ученицу, предполагая, что она была готова на глупости с кем угодно? — тихо спросил Сокол.

Судя по всему, Дарко тоже что-то такое изобразил, потому что мой наставник одернул его и велел нам вести себя за завтраком как полагается. Я старалась, но получалось не очень. Мало того, что зверски мутило, от стыда вообще кусок в горло не лез. Даже горячие булочки со сливками настроения не улучшили. Приправа из нравоучений испортила и их.

После того как пытка, наконец, закончилась, я была сослана в библиотеку до обеда, читать книгу об этикете и думать над своим поведением. К обеду обнаружилось, что вчерашнее купание ничем хорошим не закончилось, и Дарко опять слег в постель. Был вызван тот же доктор, про мои похождения вроде как забыли, только Златан украдкой ободрительно потрепал по щеке.

На другой день шел дождь, я маялась от скуки. Какое-то время Сокол посвятил учебе, но скучная зубрежка без практики быстро надоедала. Следующий день был почти таким же, и я вдруг поймала себя на том, что мне не хватает Дарко. Он не выходил из комнаты, в доме, полном слуг, было кому о нем позаботиться, поэтому Сокол не посылал меня к нему с отваром или обедом. Как ни странно, я соскучилась по привычным нашим перепалкам, хотя должна бы наоборот, радоваться.

Промучившись с этими мыслями до вечера, я решила все же его навестить. В конце концов, ему еще скучнее, сидит взаперти целый день. Сокол постоянно к нему бегает, а я ни разу не заглянула. Но, подойдя к двери, засомневалась. Захочет ли он меня видеть? После этого праздника дурацкого… Да и я сама. Хочу ли? Нерешительно шагнула было назад, как вдруг дверь приоткрылась.

— Иванка? Ты чего тут стоишь? — я растерянно промолчала. — Может, зайдешь?

Он посторонился и пропустил меня внутрь, прикрыл дверь, забрался на кровать и сел, скрестив ноги. Мы встретились глазами, я смутилась, опустила взгляд.

— Ты… как вообще? — спросила, рассматривая свои руки.

— Лучше. Только скучно. Радомир сказал, что завтра меня отсюда выпустит. А ты? Он больше на тебя не злится?

— Вроде нет.

— Иванка, — что-то такое было в его голосе, что заставило встретиться с ним взглядом. В глазах все еще нездоровый, болезненный блеск и какая-то тревожность. — Прости меня. За все это.

— Да ладно, забыли, — отозвалась я великодушно, но вспомнила свое пробуждение и покраснела. — Слушай, ты когда меня домой принес, кто меня спать укладывал?

— Горничная, — его щеки тоже тронул румянец. — Ты же не думаешь, что я еще и… Нет уж, я и так еле с тобой справился.

— О чем ты? Я ведь спала!

— Ага. Сначала. Пока песню не услышала. Ты что же, не помнишь дорогу домой? — я помотала головой. Новая порция позора? Почему бы нет. — Так вот, ты как песню услыхала, взбодрилась, будто строевая лошадь. Проснулась, потребовала тебя отпустить и чуть не устроила в лесу пожар. Потом пела сама. Потом хотела показать местным, кто здесь самый главный.

— Это все? — спросила я, нервно хихикнув.

— Еще ты говорила, что я твои оковы и меня надо законом запретить. Когда я держал тебя и мешал бросаться молнией в селян. И что ты местным девушкам все про меня расскажешь, чтобы моя красивая мордашка не вводила их в заблуждение. Ты и правда считаешь меня красивым?

— Я считаю тебя придурком! — взвилась я. Можно было бы обвинить его во вранье, но слишком уж на меня похоже. Дарко поймал меня за подол и посмотрел снизу вверх извиняющимся взглядом.

— Ну, не злись. Ты сама просила рассказать. Посиди со мной немного.

— Ладно, — проворчала я, забираясь с ногами в кресло. — Эй, ты чего?

Он почесал нос и отвернулся. Потом не выдержал и захохотал. Я скрестила руки на груди, сверля его взглядом.

— И… извини… — простонал он, утирая слезы. — Ты такая забавная, когда напьешься. Как вспомню…

И снова зашелся в приступе смеха. Я схватила валявшуюся на полу туфлю и швырнула в него. Свинья. Но представив в красках его рассказ, не удержалась и рассмеялась тоже. Вдруг подумав, что впервые вижу, чтобы он так веселился. Сразу стало не обидно. Пусть радуется, мне не жалко.

— Хочешь, я тебе почитаю? — спросила я, когда мы отсмеялись и возникла неловкая пауза. Книга валялась тут же на столике.

— Давай, — согласился он и улегся на бок, опираясь на локоть. Я открыла заложенную страницу. Бестиарий. Надо же.

— Русалки, водяные девы, на островах Бьорнланда никсы именуемые, часто предстают в образе дев в светлых одеяниях, юных и лицом прекрасных, — начала я чтение, стараясь не обращать внимания на взгляд Дарко. Казалось, я чувствовала, как он скользил вверх по моим рукам, державшим книгу. — Легенды гласят, что водяные девы суть души утопленниц, — а сейчас он наверняка смотрит на мою косу, переброшенную через плечо. — Иные утверждают, будто они есть нечисть и рождены из воды, тины и огней болотных.

— Иванка, — а сейчас — разглядывает лицо.

— Что?

— А я считаю тебя красивой, — сказал он тихо. — Очень красивой.

— Ты! — я вскочила, и книга с грохотом упала с колен. Чувствуя, как кровь приливает к лицу, я стояла, сжав кулаки, уставившись на Дарко, а он улыбался. Так и не найдясь, что сказать, бросилась вон из комнаты, хлопнув дверью на прощание. Дальше по коридору, миновала пустую гостиную. Вышла на веранду. Вдруг стало тесно в этом доме, и, немного помешкав, я сбежала по ступенькам крыльца.

— Госпожа Йована, подождите, я принесу шаль! На улице свежо, простудитесь!

Уже давно стемнело. Я пересекла освещенный двор и скрылась в тени деревьев, переводя дыхание. Душно пахла акация. Из открытого окна доносились голоса. В саду пели соловьи. Я медленно побрела по дорожке, прислушиваясь к их трелям. Весна в самом разгаре, еще чуть-чуть, и наступит лето.

Когда щеки перестали пылать, а сердце колотиться, как ненормальное, я почувствовала, что начинаю мерзнуть, и повернула обратно. Прокралась в дом, тихо, так никого и не встретив. В комнате Дарко по-прежнему горел свет. На цыпочках я прошмыгнула к себе, заперла дверь на замок. Не зажигая огня, разделась, улеглась в постель, свернулась калачиком. Тянущее беспокойство одолевало, мешало уснуть. Казалось, что я чувствовала присутствие Дарко через стену, разделявшую наши спальни. Дурак. Никогда с ним больше не заговорю. Я отвернулась и закрыла глаза. Завтра будет новый день. Все забудется.

Спустя несколько дней мы вернулись в поместье Сокола. Гости так и не разъехались, и наш приезд был отмечен обильным застольем, а утром — пикником в березовой роще. Установилась жаркая солнечная погода, которую мы с Соколом иногда оживляли легкими слепыми дождями с радугой и свежестью умытой листвы.

Но для будущего урожая нужны были хорошие ливни в ближайшие недели, и Сокол планировал проследить за этим. Так что пока мы не приступили к вызову дождя, обитатели поместья почти все время проводили на воздухе. Пикники, поездка на озеро, охота, конные прогулки, вечерами долгие чаепития на веранде под соловьиные трели, игра на рояле в гостиной, разговоры, смех, порой даже танцы. Это были приятные, праздные дни, которые тянулись, похожие один на другой, заставляя забыть о недавних тяготах и страхах. Мы отдохнули, отъелись, вместе с помещицами и прислугой я пошила себе новые платья. Мы задержались бы здесь почти до сенокоса, если бы не письмо.

Птица доставила его, когда мы гуляли вдвоем с Соколом в саду. Сперва я ей обрадовалась, потому что в тот момент наставник задал мне вопрос, ответ на который я никак не могла вспомнить. Но, глядя, как он хмурится, читая потрепанный, грязный клочок бумаги, несущий на себе отпечатки множества рук — интересными, должно быть, он шел до нас путями, вместо облегчения ощутила тревогу.

— Кажется, настало время собираться в путь, — сказал Сокол, передавая мне письмо. Я пробежала его глазами. Низкий слог, некрасивый почерк. Рука простолюдина.