— Пыталась, конечно. Но я упорный. И я бы вынес эту дверь, если бы она не передумала, — Коннер тихо рассмеялся и помолчал немного, прежде чем добавить ещё тише и намного спокойнее: — Она по тебе очень скучала. Я тоже скучал, конечно, но… не так, как Стеф, — он совсем посерьёзнел. — Здорово, что ты вернулся.

— И плохо, что я вернулся так, — вдруг продолжил за ним Тим. Он отвернулся, выглядывая в окно, и затих, не зная, что ещё сказать.

Коннер тоже молчал какое-то время, а потом снова заговорил. Он стал пересказывать новости за полгода, напевать новые хиты и рассказывать про вышедшие недавно фильмы и телепостановки.

Тим был ему за это невероятно благодарен. Коннер всегда понимал его, когда Тим решал, что ещё не готов говорить о том, что его мучит, и всегда переводил тему на что-то другое. Как правило беззаботное и бессмысленное. Что-то, что сможет хотя бы ненадолго внушить оптимизм.

***

Отдельный дом Тиму и Стефани помогли купить его родители. Стефани была не из самой богатой семьи, её отец промышлял мошенничеством ещё во времена Великой депрессии, а мать была примерной медсестрой большую часть своей жизни. Дочь пошла по её стопам, правда, смешав эту трогательную профессию со взрывным характером.

Тим же, наоборот, принадлежал к семье, дела которой резко пошли в гору, когда кризис пошёл на спад. Они были историками, но обладали удивительно сильной деловой хваткой и сделали бизнес на каких-то мелочах. Тим порой шутил, что Джек и Джанет могли продать лысому расчёску, глухому граммофон и воздух каждому прохожему.

В общем, когда Тим и Стефани вернулись с фронта, они сразу же решили играть свадьбу. Двухэтажный голубой домик в престижном районе им подарили старшие Дрейки в честь этого замечательного события, и Дрейки младшие жили там с самого дня своей свадьбы.

Сейчас Тим больше всего хотел оказаться там. Подняться по крыльцу, открыть дверь и оказаться, наконец-то, дома.

Его дом, впрочем, был там, где была Стефани.

Тим сам не заметил, как они оказались на нужной улице, а заметив, снова занервничал. Он начал теребить край куртки, ёрзать на месте и щуриться, высматривая Стефани на крыльце. Коннер свернул на тротуар и заглушил мотор. Он сделал глубокий вдох, а потом вдруг обернулся и хлопнул Тима по плечу, улыбаясь и хитро щурясь:

— Ты иди к ней. Она тебя ждёт. А я сумку пока достану, — произнёс он. Тим резко и коротко кивнул, выскакивая из машины, и поспешил к дому, вбежал по ступенькам и замер у самой двери.

За этой дверью была вся его жизнь. Было то, что он ценил больше самого себя, и то, что он должен был защитить.

За этой дверью была Стефани. Его опора, его надежда, его будущее.

На мгновение ему стало страшно. Вдруг его трусость её отпугнёт? Вдруг она ему не поверит? Вдруг она испугается опасности и прогонит его? Вдруг…

Он не успел додумать, потому что дверь открылась ещё до того, как он успел коснуться ручки.

Стефани стояла на пороге, немного растрёпанная и взволнованная. Тим смотрел ей прямо в глаза, и будто тонул. Он не мог на неё насмотреться, и, кажется, забыл, как нужно дышать.

С первым вдохом он позволил себе сделать шаг назад, отвести взгляд от её голубых глаз и посмотреть на неё пристальнее, внимательнее, чтобы насмотреться за те шесть месяцев, что его не было рядом.

Только тогда он и заметил, что Стефани стоит перед ним в коротких светлых штанишках и клетчатой широкой кофточке с бантиком на груди. Она немного поправилась, грудь у неё стала пышнее, живот выдался вперёд. Тим удивлённо моргнул, вздрогнул, когда в ухо ему шепнул голос Ра’с аль Гула: «И не страшно вам было оставлять беременную жену?». Стефани что-то сказала тоже, но Тим пошатнулся и вцепился пальцами в дверной косяк. Ему стало дурно, мир начал сужаться и становился всё меньше, пока не исчез совсем.

***

Он очнулся, когда к его носу поднесли ватку с нашатырём. Вскинулся, сжимая кулаки, и расслабился, только услышав голос жены.

— Тим, — Стефани расположилась на подлокотнике кресла, в которое его усадили. — Что с тобой случилось? — она провела рукой по его волосам, как часто делала раньше, и Тим снова почувствовал себя дома. В безопасности. — Ты совсем седой, — тихо и как-то испуганно произнесла она.

— Да, я просто… — Тим обвёл было взглядом Коннера и Тану, а потом снова посмотрел на Стефани и дрожащими руками неуверенно коснулся её живота. — Сначала расскажи мне… когда… когда это случилось? Когда ты узнала?

— За пару дней до твоего отлёта, — Стефани поймала его за руку, когда Тим собирался её убрать, и положила обратно на свой живот. — Решила не говорить тебе, чтобы ты не волновался и ничего не отменял.

— Но… Меня не было шесть месяцев. А если бы я не сбежал? — Тим судорожно вздохнул, затем подскочил, засуетившись вокруг Стефани. — Господи, да что же я… Садись, — он помог ей встать и пересесть на своё место, хотя и сам с трудом стоял на ногах. — Тебе правда стоило мне сказать.

— Я ей то же самое говорил, — перебил его Коннер. — Каждый день повторял, с тех пор, как узнал. Что ей нужно было сказать тебе, — он опирался о стенку, скрестив руки на груди. Жена Коннера, Тана, сидела на табуретке рядом, болтая в стакане тёмно-янтарного цвета жидкость, щедро разбавленную колотым льдом. Взгляд у неё был немного усталый и озабоченный, впрочем, Тим помнил, что так же она смотрела на гостей на их с Коннером свадьбе. Тана принадлежала к коренному населению Гавайев, и их брак с Коннером вызвал много сплетен и пересудов.

— Я взрослая самостоятельная женщина. Первые несколько месяцев я вполне бы сама справилась, — закатила глаза Стефани, как только Коннер договорил. — Поэтому я и скрыла, что мы ждём маленькую Викторию или маленького Эрнеста…

— Викторию или Эрнеста? — Тим удивлённо хлопнул глазами. — Ты уже выбрала имена?

— Ну, Виктория очень милое имя, а Эрнест… я подумала, что ты будешь рад, если родится мальчик и мы назовём его в честь твоего любимого писателя, — Стефани широко улыбнулась, взяла его за руки и так и замерла.

— Короче. Мы с Таной собрали вещи, поручили хозяйство моему кузену и приехали сюда. Сразу же, как только она сообщила, что беременна, — продолжил Коннер. — Мы детскую сделали из вашей второй комнаты для гостей. Я поклеил обои, кроватку сколотил. На случай, если ты не вернёшься вовремя, — он замолчал и нахмурился. Замолчала и Стефани, и только Тана тихо позвякивала льдинками, бьющимися о край стакана. Она не столько пила, сколько просто наблюдала за тем, как плещется жидкость.

— Я бы хотел здесь быть, — медленно проговорил Тим. — Я просто… — он запнулся и опустил взгляд. Стефани сжала его руки в своих чуть сильнее, и это придало ему сил. — Я… я представляю, как это звучит. Просто поверьте мне, хорошо?

Он закрыл глаза и досчитал до десяти, а потом открыл их, и попытался начать говорить. Это оказалось сложно. Казалось, что слова могли призвать Ра’с аль Гула в его дом, заставить снова пережить тот ужас, что он испытал в крепости. Слова были тяжёлыми, и скрывались с губ отрывисто и резко. Тим делал большие паузы и старался давать себе возможность отдохнуть и успокоиться. Руки, однако, дрожали тем сильнее, чем ближе он был к рассказу о рассыпавшемся в пыль «добытчике».

Когда он закончил говорить, рассказал про буддийских монахов, выхаживавших его несколько суток, ещё какое-то время никто не решался заговорить. Тана отставила в сторону стакан, задумчиво хмурясь.