Вика почувствовала, как лифт слегка затрясся и начал спуск в подводную бездну. Мониторы, висящие на стенах кабины начали показывать различные сведения. На одном из них отображалась информация об уровнях глубины:

Солнечная зона (0 — 200 метров)

Богата светом и кислородом

Основное плато Патоса-II

Ниже отображались обозначения более глубоких слоев:

Сумеречная зона (200 — 1000 метров)

Полуночная зона (1000 — 3000 метров)

Бездна (3000 — 6000 метров)

Глубокий мир (6000 — 11000 метров)

Находящийся левее экран отображал схему спуска подъемника, а также значения текущей глубины, скорости и давления.

Вика подумала, что ей, привыкшей жить на поверхности, пусть и не настоящей, должно бы было совсем неуютно сейчас уходить в бездонную, абсолютную темноту подводного мира. И тем не менее, она чувствовала себя хорошо как никогда. То ощущение родного дома, места из ее сновидений все нарастало, заставляя испытывать всепоглощающее счастье, и восторг, от которого хотелось просто визжать.

Саймон, тем временем, похоже также чувствовал нечто подобное, с восхищением слушая ее рассказ:

— Потрясающе! — воскликнул он — Сейчас у меня такое чувство дежа-вю, знаете ли! Ведь именно вот так, в этой кабине, я погружался в первый раз вместе с Кэтрин. Только она не имела тела, а была просто чипом в моем омни-инструменте. Я видел ее лицо вот на этом мониторе. И она мне рассказывала, прямо так как сейчас рассказываете вы, о том здании, о крыше, на которой она любила проводить время. Как все возвращается! Странно и так… волшебно.

— Кэтрин и построила Утопию, вдохновляясь своими воспоминаниями — пояснила Вика — она сделала ее гораздо больше, запустила внутри программу администрирования, устроила в ней ваш с ней штаб.

— Ах, как бы я хотел там побывать! — воскликнул Саймон — увидеть это хоть краешком глаза.

— В каком-то смысле вы и так там сейчас есть — усмехнулась Вика — а тот Саймон говорил мне, что очень хотел бы узнать что происходит здесь, на Патосе.

— Я не знаю, хотел ли бы я поговорить с ним. Мне до сих пор жутко от этой мысли, что меня может быть несколько. Иногда кажется, что меня будто разорвали на части. Он — где-то там, в космосе, но для него он сам — и есть Саймон. А для меня я — это я. А как понять, кто из нас настоящий? Я мучаюсь этими вопросами с самого начала моего пребывания здесь, и так и не нахожу ответа.

— Моя ситуация тоже странная — ответила Вика — я была человеком, но потом мне добавили личность и память Отца. То есть меня как бы дополнили, изменили. Я осознаю себя и как НИУ, и как Вика Эстер. Это звучит странно, но мне это далось совершенно легко. Самое главное, я знаю, что я — это я. Независимо от начинки, которую в меня загружают.

— А вот мне иногда кажется, что я не знаю, кто я — задумчиво ответил Саймон — тот бедняга, что умер в 2015-м году от кровоизлияния в мозг? Я имею копию его памяти, но могу ли я по-праву называть себя Саймоном Джарретом? Я ведь даже не человек. Просто робот, чип в теле киборга, пропитанного структурным гелем. Это все так сложно… Впрочем, я понимаю о чем вы. Когда здесь, в одиночестве подводной пустоты, у меня случались приступы панических атак, мне порой казалось что я больше никто, не существую в принципе. И тогда только это и спасало. Чувство, что я — все равно есть, кем бы я ни был, — оно возвращало меня к жизни.

Некоторое время они ехали молча, каждый погруженный в свои мысли. А затем Вика продолжила свой рассказ. Монитор подъемника уже показывал 1024 метра ниже уровня моря. Вокруг кабины постепенно сгущалась вечная тьма океанической глубины.

Глава 4 — Станция Тау

«Прибыли» — отобразился текст на экране, когда кабина немного резко остановилась на бетонной платформе. Саймон с Викой вышли из открывшейся металлической двери лифта, и спустились с площадки, окруженной металлическими перилами, на каменистое океаническое дно.

Клочок земли здесь освещали прожектора, установленные возле небольшой служебной пристройки. Кроме того, свет шел от множественных щупалец НИУ, что были покрыты светящимися огоньками. Кое где в воде, будто снежинки, отсвечивали медленно движущиеся частицы глубоководного планктона. Чуть дальше, Вика заметила разноцветные стайки необычных, люминесцентных рыбок и медуз. А за ними, все утопало в полной, непроглядной тьме. Зрелище было завораживающим, красивым и жутким одновременно.

«Внимание. Опасная зона. Не отходите от огней» — светилась надпись на стенде рядом.

— Здесь очень опасно — пояснил Саймон — даже после того как НИУ убрало своих хищных рыб. Отойди немного в сторону, и уже никогда не найдешь дороги. Свет здесь распространяется крайне слабо.

— Здесь… мне здесь так хорошо — мечтательно сказала Вика — я чувствую себя в этой глубине как под зимним, теплым одеялом.

— Право, это удивительно! — воскликнул Саймон — и вы говорите что видели эти места в снах. А теперь вот оказались наяву. Представляю как это чувствуется… А я вот когда приехал сюда впервые, был совсем не в восторге. Только подумайте, совсем один во тьме, брел вдоль этих фонариков, в надежде найти Тау. Еще и вьюга была, чертова. Я и с Кэтрин разговаривать не мог. Я носил ее в своем омни-инструменте, и включал только тогда, когда мог набрести на компьютер, к которому его присоединить.

— У вас потрясающие нервы — сказала Вика — далеко не каждый человек выдержал бы такое. Наверное именно поэтому ваша нейрограмма заработала так успешно.

— Да, я сам удивляюсь. Я теперь думаю, может быть тот месяц, что я провел в ожидании смерти, в каком-то смысле подготовил меня… Вот кстати и батискаф — Саймон указал Вике на небольшую металлическую капсулу, стоящую сбоку от дорожки — это НИУ помог восстановить. Теперь не нужно ходить пешком.

Пока маленькая подлодка не спеша плыла во тьме, под огромным, нечеловеческим давлением четырех километров воды, Вика рассказывала финальную часть своей повести — о побеге на Кейвуд, об открытии страшной правды, и о встрече с «Богами». Саймон слушал очень внимательно, затаив дыхание, лишь кое где задавая вопросы и издавая возгласы удивления.

Дорога на Тау прошла практически незаметно. Вскоре батискаф остановился перед большой и тяжелой, овальной формы металлической дверью, которую Вика тут же узнала из своих снов. Именно эта, глубоководная часть Патоса-II, и снилась ей чаще всего. Механизмы и стены станций, построенных с расчетом на высокое давление, были здесь характерно-массивными.

— Вот, добро пожаловать на Тау… — сказал Саймон, нажимая на кнопку открытия — я до сих пор не могу привыкнуть что общаюсь с частью нашего НИУ. Вижу его впервые в человеческой форме, а не в виде щупалец и сгустков материи. Это так потрясающе… И вы… ты… говоришь что теперь помнишь все, помнишь и про меня, про наши с Кэтрин приключения тут?

— Отец сгрузил мне лишь часть старой памяти, то, что мне могло пригодиться — ответила Вика — но я, например, ничего не знаю о том, что ты делал после того как запустил Ковчег. Я не знала, что твоя Кэтрин сгорела. Я также хотела бы узнать о твоей жизни до… до всего этого. Так что, может быть настала очередь и тебе все рассказать.

— О да… я с радостью поделюсь этим. Здесь вообще не так часто встретишь собеседника. Я только… все еще не могу отойти от шока, что Кэтрин оказалась такой. Что она могла так поступить. А я… тоже хорош. Нахожусь там полностью под ее властью!

— Получилось так как получилось — вздохнула Вика — я не знаю можем ли мы их судить. Ведь мы не проходили их путь. Кэтрин отчаянно пыталась спасти людей, и эта идея в конце концов завела ее в тупик. То, что когда то было чудесным ковчегом, превратилось в космическую тюрьму, стало билетом в один конец. Она перестала замечать, стала в чем-то похожа на раннее НИУ, когда мы просто действовали по протоколу…