Аршанская третья Снег просыпается в черное сито, Ветки прозрачные в окна раскрытые Тянутся, в искрах от снежной муки. Дом окружен, обречен на безлюдье Снежным шуршащим ночным баламутьем, Гор полукруг, ожиданья круги. В полузабытом мучительном круге Снег заскрипит под шагами упругими, Прячется в инее свет строгих глаз. Вышел к огню, стосковавшись по ласке, Прямо из горной застуженной сказки Боже, не слишком ли счастья для нас? Ночь просыпается хлопьями в вечность, Руки, прозрачную тратя беспечность, Тянутся, в искрах космических сил. Дом защищен, обречен на спасенье Тайным безумным ночным провиденьем, Круг полнолуния снег перекрыл. 24 ноября 1991 Аршанская четвертая Белой речкой среди очарованных скал Гулко время стекает, стучась в берега. Эта речка как я, я как эта река Перекованы в гор леденящий оскал. Мы дождемся весны, мы пробьем себе путь, Мы растаем Снегурочкой в лапах огня… Вы возьмите, возьмите с собою меня Преткновения камень, обузу и грусть. Снова буду ничья — только небо и дым, Только бурые камни и сосен стволы, Только след на тропинке и горстка золы Будут править течением талой воды. А сольюсь ли с землей или буду собой Не удержишь ты талой воды решетом. Будут март и апрель, все своим чередом, Все равно не останусь рекой ледяной. Будет таять зима, будет больно чуть-чуть, Будет небо, тропинка и дым от огня… Вы возьмите, возьмите с собою меня Преткновения камень, обузу и грусть. Январь 1993 — январь 1994 Аршанская пятая Жар печи — блаженное тепло, Тишь да гладь под неизменной крышей. Не шуршат в дровах слепые мыши, Не швырнуть им хлеб в печную нишу, Что-то в ходе жизни порвалось. Будто вымер, как слепая мышь, Замкнутый растерянный поселок, Между сосен, лиственниц и елок След наш одинокий разглядишь. Редкий дым из редких веет крыш. Здесь, на крае жизни и земли, Что-то порвалось неуловимо, Пусть на старый мир похожий мнимо, Буднично, почти неразличимо Новый мир всю душу заселит. Как в мороз знакомо печь трещит, Старый абажур над книгой новой, Близость гор, по-зимнему суровых, Как всегда волнует бестолково, И луна как прежде ворожит. Но обманна эта простота Старое по-новому тревожит, Новое, о старом помня, сложим, Новым, непредсказанно несхожим Старая исполнится мечта. Январь 1993
Брови-в-Пучок — Не вздыхай, не плакай, мой дурачок. Не своди печально брови в пучок. Желтый лист подними, Мой характер пойми Ох, душою страшно ты хорош, От тоски с тобой с ума сойдешь! — Смейся, смейся пуще, люба моя, Смейся дальше, зачарованная, Только с щечки сотри, Что нальют сентябри Ту дождинку негожую, На слезинку похожую. Хочешь, к теплому плечу притулись… Ох, да эта распроклятая жисть Снова холод и мрак, Странный этот сквозняк, И в глазах твоих холодок, Желтый вянет в руке листок. — Ты, глупышка, злой развязки не жди, Как тебя перепугали мои дожди, Убегай поскорей От моих сентябрей, Солнца, милый, в тебе не ах, Ты замерзнешь в моих ветрах. Сентябрь 1991 Царевна-лягушка-1 Ах, Царевна-лягушка, ты зачем так спешила, Ты зачем рано кожу лягушачью спалила? Ты ступай за собою в тридевятое царство, Жениха в тридесятом разыщи государстве. Жги, солнце, жги, Ты меня не береги, Лей, дождик, лей, Ты меня не жалей. А пройдет сорок сроков, не найдется спаситель Приведут тебя ноги в монашью обитель. Там монашки все бледны, да все в черно одеты, Да все каются тонко за грехи, коих нету: Боже, спаси, Вознеси на небеси, Мы не любим, не грешим, В замогильный рай спешим. Долго путь твой продлится по просторам бескрайним, Да царевич твой ясный знать не ведает тайны. Колдовства не нарушит, сам в оковах томится, Чур тебя, чур, квакушка, стань весенней Жар-птицей! Жги, солнце, жги, Ты меня не береги, Лей, дождик, лей, Ты меня не жалей. 28 ноября 1991 |
