Поговорить с отцом об этом было нельзя – он посмеётся, а то ещё и разгневается, причём не на неё даже, на Нэбмераи. Не для того супруг доверил ей свои опасения, лишённые доказательств – нельзя было его так подставлять. С дядей?.. Да, пожалуй… но даже это сейчас казалось Анирет малодушным. Внутри неё зрело решение, на которое у неё не хватило бы сил прежде… но не теперь.

Прошедший год действительно многое изменил в ней. Потеря любимого брата, новый долг и ответственность, угнетающие тайны, но главное – раскрытие и познание себя настоящей… Анирет больше не хотела быть удобной, не хотела заслужить ничью любовь и одобрение. Не было нужды в такой вот «заслуженной» любви, когда тебя не видят. Она могла быть только собой, лучшим вариантом себя – но не кем-то иным. И так странно, что эта простая истина вызрела в ней до конца лишь сейчас! Ведь разве не об этом говорил дядя, всегда любивший её просто так? Не на это ли намекал Нэбмераи ещё в начале их знакомства? Годы Анирет потратила на то, чтобы царская чета хоть как-то начала ценить её – и что в итоге? Отцу пришлось потерять любимого сына, чтобы увидеть её, обернуть к ней своё сердце. А для матери она никогда не станет кем-то иным – царица уже загнала её в клетку своих представлений о ней, откуда было не вырваться.

«Я рада, что ты начала отращивать зубки, девочка. Они пригодятся тебе в придворной жизни», – вспомнила девушка слова матери и грустно улыбнулась.

Теперь, когда Анирет принимала себя – царевну, дочь Владык – то знала: какой бы далёкой, непостижимой ни казалась Амахисат – она могла дотянуться. Теперь уже могла.

И когда решение было принято окончательно, стало легче. Вынырнув из водоворота размышлений, царевна снова стала смотреть вокруг.

Недалеко отсюда располагалась та самая возвышенность, с которой они с Нэбмераи когда-то созерцали Апет-Сут и Планарные Святилища на горизонте. Тогда она мечтала, что её дом, сердце Империи, станет домом и для него, хотя бы немного. Но случилось иначе: их дом был не местом на карте, а друг в друге. Украдкой царевна посмотрела на Таэху, коснулась кольца на своей руке – незаметно, кончиком пальца.

– Госпожа, поднимемся посмотреть? – предложила Мейа, идущая за её левым плечом.

– Конечно, почему нет? – кивнула Анирет и подала знак воинам о скорой остановке.

Но тут её внимание привлекли радостные возгласы мальчишек впереди, которые первыми заприметили…

– Ух ты, смотрите, воины!

– Воины Императора!

– Я тоже хочу такой доспех, эх…

– Мелкий ещё, а то гляди и вовсе не дорастёшь!

Их весёлый смех потонул в певучем звоне рога. И вскоре показался отряд из нескольких воинов, которые несли штандарт с императорским соколом Эмхет. Они прибыли для торжественной встречи и сопровождения царевны во дворец. Традиционные золотистые доспехи дворцовой стражи с выгравированными на наручах и поножах змеями сияли, ярко начищенные – неудивительно, что мальчишки обзавидовались.

– С возвращением, сиятельная госпожа царевна! – приветствовал её командир отряда, и воины единым слитным движением отдали честь. – Пусть Боги осияют тебя своим благословением. Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, велел сопроводить тебя во дворец как можно быстрее!

Улыбка царевны погасла. Отец не стал бы торопиться попусту.

– Что случилось, командир? – с тревогой спросила она.

Воин посмотрел на её сопровождающих, взвешивая, стоило ли говорить вот так сразу, при всех. Его голос чуть дрогнул от волнения – к счастью, от волнения радостного:

– Во дворце ждали твоего возвращения, госпожа царевна. Сегодня Владыка объявит своего будущего преемника! Наконец-то! Гонцов пока не рассылали, а то в столице было бы уже не протолкнуться.

Он говорил что-то ещё, но Анирет едва слышала – пыталась справиться с вдруг охватившим её смятением, как во сне перехватывая узду коня, которого к ней подвели. Её ждали?.. Отец объявит?.. Нет, не может быть. А как же тайна?.. Обернувшись к Нэбмераи, она успела различить в его взгляде растерянность, отражавшую её собственную.

Дворец гудел, как растревоженный пчелиный улей. Официальная встреча получилась скомканной, и к тому же, без царской четы и Великого Управителя, которые руководили последними приготовлениями. От командира отряда Анирет узнала, что Ренэф во дворец не возвращался, а это было странно для такого важного события. Или Император намеренно решил провести церемонию в его отсутствие? Всё-таки, к чему такая спешка?

А потом царевну вовлекли в кутерьму с приготовлениями. Целая свита служанок под предводительством Мейи – которая сориентировалась куда быстрее, чем её подруга и госпожа – окружила Анирет. В такие моменты царевна чувствовала себя храмовой статуей, а не живой женщиной – ей ничего не позволяли сделать самостоятельно. Впрочем, в подобных случаях именно так и полагалось.

Омовение, подбор драгоценных ароматических масел, извлечение из ларцов ритуальных украшений, подгонка по фигуре праздничного сине-золотого наряда. В гомоне служанок Анирет честно пыталась разобрать последние новости. Те наперебой рассказывали об отбытии младшего царевича и торжественных проводах, о грядущем празднике, о недавнем назначении эмиссара – да не кого-нибудь, а самого принца Эрдана Тиири. В другое время эта весть глубоко изумила бы Анирет, но сейчас она и без того была изумлена донельзя.

А потом Мейа, лично занимавшаяся её причёской, и притом сама уже как-то успевшая переодеться, поднесла ей зеркало. Анирет встретилась взглядом с молодой женщиной, величественной, как сама царица Обеих Земель, и настолько же красивой, пусть и немного растерянной. Такова была наследница божественного Ваэссира, дочь двух древних родов. И впервые Анирет видела в этом образе… себя настоящую.

Вокруг ахали, восхищаясь, служанки, любуясь результатом своих трудов. Мейа тепло улыбнулась и, поклонившись, тихо проговорила:

– Ты прекрасна, как сама Золотая, моя госпожа.

Анирет едва успела поблагодарить женщин, за пару часов превративших её в богиню, когда в дверь постучали. Она так хотела увидеть Нэбмераи! Пусть им нельзя было толком перемолвиться искренним словом, но само его присутствие поддерживало. А сегодня, если отец и правда принял такое решение, если отпадёт необходимость в тайне…

– Входи!

Кто-то из служанок бросился открывать.

– Госпожа моя царевна… – писец Унаф застыл на пороге, глядя на неё так, точно видел впервые. Опомнившись, он учтиво поклонился.

Спрятав разочарование, девушка улыбнулась ему.

– Что-то срочное?

– Да… ах да-да, конечно, – Унаф почтительно кивнул и приблизился, когда она жестом пригласила его. – Мой господин велел передать тебе до приёма, лично.

Анирет приняла из его рук маленькую сложенную записку, развернула дрогнувшими пальцами. Всего пара строк, написанных аккуратно, но торопливо:

«Моя ясная звёздочка, то, что я делаю, я делаю для надежды и защиты народа. И главное – твоей и Ренэфа.

Моё сердце с тобой неизменно».

Нечто подобное дядя уже писал ей, когда передал с Унафом послание о своём возвращении в прямую ветвь рода.

Картина в её разуме сложилась воедино.

«…и бремя защиты пределов Империи и самого́ Божественного Закона ляжет на твои плечи. И твоя жизнь станет жизнью Обеих Земель, ибо тебе предстоит стать бьющимся сердцем Таур-Дуат, вместилищем и воплощением Силы твоего Божественного Предка…»

Преклонив колени у трона, опустив голову, Хатепер слушал размеренный голос Джети, зачитавшего указ Императора, а теперь произносящего традиционную речь перед собравшимися.

Разум дипломата был спокоен, отстроен, но сердце с тоской вспоминало, как – казалось бы, совсем недавно! – эта же речь была произнесена для Хэфера. И со всей искренностью своего духа царевич тогда произнёс те же слова, что сейчас замерли на губах Великого Управителя, когда два этих мгновения наложились друг на друга, слились воедино.