Мы полагаем, что первой причиной явилось введение им «O», впервые появившегося в Transformations и разрабатывавшееся далее в Attention and Interpretation. Бион так определяет O:

O, таким образом, имеет метафорическое и религиозное значение. Мелани Кляйн оставалась равнодушна к религии и философии, но не была их противником (по личному сообщению Эллиота Жака, 1995). Некоторые из ее ближайших последователей, однако, были, как и Фрейд, определенно антирелигиозны и почти фанатично выступали против любой философской позиции, хоть немного отдававшей религией. Они твердо стояли на атеистической платформе Фрейда и вслед за ним были верны позитивизму. Когда Бион ввел О, являющееся по сути своей религиозным[6] и метафизическим понятием, некоторые участники группы Кляйн поспешили, начиная с этого момента, отмежеваться от его идей.

Личный акт понимания является целью когнитивного и эмоционального усилия Биона. И пре-концепция в поисках реализации, и значимость избранного факта суть выражение этого стремления. Личный акт понимания по самой своей природе подрывает или грозит подорвать учение, полученное из вторых рук. Некоторые кляйнианцы стали хранителями новой ортодоксальной традиции – знакомое явление в истории научных движений. Его едко описал Кестлер:

Поэтому предписываемый и поощряемый Бионом личный акт понимания становится угрозой для тех, кто стремится сохранить чистоту учения Мелани Кляйн. Такая позиция всегда наиболее остро направлена против тех, кто был вскормлен внутри научной культуры группы. Говорят, например, что Салман Рушди не сделался бы объектом фетвы, если бы не был пакистанцем и мусульманином по воспитанию. Когда человек, приняв новую персональную точку зрения, тем самым отделяется от группы, в которой был взращен, группа чувствует себя преданной и еще плотнее смыкает ряды.

Только из более поздних работ Биона – скажем, начиная с Attention and Interpretation – кляйнианцам стало вполне ясно, к чему ведут его более ранние идеи.

Бион был ближе к школе Кляйн, чем к любой другой, и многие из его ключевых понятий были напрямую позаимствованы им у Кляйн – проективная идентификация, расщепление, инстинкт смерти, параноидно-шизоидная и депрессивная позиции, – но он использовал их с иной точки зрения, в рамках новой метапсихологии. Он задействовал понятие инстинкта смерти в своих работах о психозе, собранных в сборник Second Thoughts (1967), но отказался от него, как только начал формулировать свою теорию в Learning from Experience (1962), Elements of Psycho-Analysis (1963) и Transformations (1965).

Кляйнианцев интересует психическая реальность, внутренние объекты, психические изменения – и Биона тоже. Где же пролегает различие между подходом Биона и подходом тех, кто остался верен Мелани Кляйн и Фрейду? Есть несколько аспектов, на которые мы могли бы указать: например, Кляйн больше сосредоточена на процессе психического развития и нарушениях, вызываемых в нем такими силами, как жадность и зависть. Подход Биона был более позитивным. Сфера его исследований была шире: его интересовало наше эволюционное прошлое, а также то, к какому будущему идет человечество. Это крайне важные направления мысли, но, как нам представляется, не в них суть. Бион начал с такой реальности, которая неизведанна, потому что непостижима, названной им О. Это совершенно чуждо кляйнианцам и их предтече Фрейду. Их отправная точка – неструктурированная совокупность инстинктивных импульсов. Здесь перед нами две фундаментально различающиеся модели человека, и это отличает Биона от кляйнианцев и фрейдистов. То, что Бион начинает отсчет от О, или высшей реальности, меняет его угол зрения. Психоанализ стал одним из выражений О; для Биона он послужил отправной точкой вхождения в область О. У слушателей Биона возникало вполне конкретное впечатление, что перед ними человек, занимающийся чем-то более обширным и глубоким, чем любая отдельная дисциплина, и это была позиция, которую не разделяли большинство его коллег ни из группы Кляйн, ни из любой другой группы в Британском психоаналитическом обществе или в любом из американских.

Бион пришел в анализ к Мелани Кляйн после Второй мировой войны и, по-видимому, настоял на условии, что он волен думать и реагировать так, как найдет нужным (Grosskurth, 1985, р. 427). Если это правда, то мы оказались свидетелями становления независимого мыслителя, находившегося под влиянием Мелани Кляйн, но не ее клона. Проблема отношений группы с таким человеком является предметом другой главы.

Читателю следует освободить свой ум, насколько возможно, от всех этих «догматов» психоаналитической веры. Приверженность этим теориям послужит препятствием пониманию того, как Бион анализирует аналитический процесс. Осознав, какой вызов Бион бросил теории Фрейда, испытываешь шок. Мы полагаем, однако, что если читатель попытается держаться за фрейдистские догмы, то он не поймет работ Биона. Бион использует некоторые из теорий Фрейда и некоторые из теорий Кляйн, и из-за этого аналитики склонны считать, что он работал в рамках их основных положений. Это неверно. Он использовал некоторые фрагменты их теорий для объяснения определенных явлений, но его аналитическое описание также предполагает отказ от некоторых основных догм теорий Фрейда и Кляйн.

Если бы можно было выделить некое центральное послание, завещанное Бионом потомству, это было бы: Думайте и говорите то, что подсказывают вам собственное сердце и разум. Он обратил свои мысли к анализу опыта. Естественно, речь в этом случае идет о его собственном личном опыте. В своей автобиографической работе The Long Week-End он рассказывает, как Ассер, один из служивших вместе с ним офицеров, предпочел быть застреленным противником, нежели сдаться. Его танк, со всем экипажем внутри, был окружен противником, и всем, находящимся в нем, приказано было сдаться. Каждый член экипажа выходил с поднятыми руками и сдавался противнику, а Ассер вышел последним, вцепившись в свой кольт, показывая, что намерен сражаться, и был немедленно застрелен. Об этом Бион писал:

Умственное усилие Биона было направлено на понимание самого явления. Само явление было настолько ужасно, что мы полагаем вероятным, что весь остаток жизни он провел, пытаясь осмыслить его. В юности, в возрасте девятнадцати лет, он прошел короткое обучение и был отправлен на фронт командовать танком под Ипром. Когда он стоял и разговаривал с другим офицером, Эдвардсом, он увидел, как тому вышибло мозги неожиданной пулей. Он видел, как Деспард, ирландец, командир танка, умер рядом с ним. Он был рядом с еще одним офицером, который на последнем вздохе просил Биона написать его матери. Как-то раз один немецкий солдат упрашивал его проверить, умер ли его друг. Он видел, как по глупости командующего пехотой три танка взорвались у него перед глазами, подымаясь на холм.