- Потом, потом, Яша, – заволновалась Анна, видя, что ему действительно тяжело говорить.

- Выпей воды и поспи еще.

- Не уходи, – пробормотал он.

- Конечно. Не волнуйся, я с тобой полежу, устала, – она поправила на нем одеяло, вновь обтерла взмокший лоб.

«Куда я от тебя уйду, счастье мое. Прости, чуть не заставила вспоминать тебя все это. Не мог и не мог, после расскажешь, если захочешь».

…

Штольман оказался кошмарным пациентом. Проспав почти сутки, он все еще страдал от приступов жара и не отпускал Анну от себя ни на минуту, а когда она выходила в крохотную уборную, тотчас поворачивался на кровати, чтобы видеть скособоченную дверь.

- Яша, я в лавку, это ненадолго, – уговаривала Анна слабого от лихорадки мужчину, когда он держал ее за руку.

– Дядя неизвестно, когда придет, а я тебе лимонад хочу сделать.

- Нет. Там может быть кто угодно. Охранка, бандиты, пьяные матросы. Какой-нибудь хлыщ к тебе прицепится. Будь в доме. Мне ничего не надо.

Анна тихо вздохнула.

- А мне еще хочется мандаринов… Ну хорошо.

Один раз она все-таки вышла в аптеку, когда кончилась ивовая кора, которую заваривали для снятия жара. По возвращении Анна открыла дверь и тут же столкнулась со смертельно бледным Штольманом в форменных жандармских брюках и мятой рубашке.

- Яков! Боже, ложись, пожалуйста! – она подставила ему плечо и довела до постели.

- Я же предупредила, что быстро. Аптека тут за углом, за фруктами я не пошла. Ты что, собирался меня искать?

Яков рухнул на кровать.

- Да.

Всплеснув руками, Анна села рядом и погладила его по щеке. У него были такие больные глаза, что она сбросила туфли, легла рядом и крепко обняла.

- Яша, я здесь. Все в порядке.

Он ничего не сказал. Лишь накрыл тяжелой рукой, притиснул к себе и так заснул, не отпуская. Через несколько минут Анна бережно сняла его руку с себя. Осторожно, не разбудив, соскользнула с постели. Тихонько растопила самовар. Вскипятила воду, заварила целебный отвар. И вдруг услышала с постели тихие, невнятные слова, которые Яков бормотал в горячечном бреду.

- Анечка… Мне все кажется, что ты выйдешь и больше не вернешься. Что случится что-то еще. Похитит тебя кто-то. Заберет от меня... Что меня ушлют. Я так много времени потерял. Так долго ждал… а теперь поздно… не получится. Не уходи… я не смогу… еще раз… без тебя.

Анна ощутила, как по щекам текут слезы.

«Ох, Яшенька. А ведь и слова не скажешь, когда выздоровеешь, рыцарь мой молчаливый».

Она решилась.

Когда ближе к вечеру к ним пришел Петр Иванович, Анна, стоя на пороге так, чтобы ее видел Штольман, пошепталась о чем-то с дядей и несколько раз утвердительно кивнула головой.

…

Утром Анна еще раз поговорила на крыльце с зашедшим Мироновым и, обрадованная, вернулась к Якову. Он чувствовал себя уже лучше и расспросил её об истории с письмом. На длинный рассказ качнул головой.

- Вот же... С охранкой разберемся чуть позже, а Нежинской, Аня, ты ничего не должна. Она приходила ко мне, говорила, что скоро меня освободят, но с ней связываться себе дороже.

- А чего она хотела взамен?

«Меня», – вспомнил Яков страстный поцелуй Нежинской, но сказал: – Да как обычно. Намекала на что-то, но мне было не до нее. А вот объясните мне, Анна Викторовна, у кого это «тяжелый характер»?

Анна хихикнула.

- Это из письма? А разве не так? Я не могла ничего другого придумать, почему я тебе отказываю.

- Ну-ну. И больше ничего?

Припомнив «телеграмму от Клюева, где он просил моей руки», Анна взглянула на Якова и решила не затрагивать болезненную тему.

- Дождетесь у меня, Анна Викторовна. Он, видите ли, обещает ничему не препятствовать, – бурчал Штольман, – надо же такое придумать. Идите-ка сюда.

- Яша, все! А то я тебе сейчас Нину припомню! – девушка отвернулась, отпихивая настойчивые руки.

- И вообще – будешь старое вспоминать, пойдешь послезавтра венчаться в форме жандарма!

Штольман опешил.

- Когда я пойду венчаться?

- Ты хотел поскорее? Ну вот, Петр Иванович обо всем договорился.

- А ты когда пойдешь?

Смеясь, он поймал ее грозный кулачок и прижал к губам.

- Милая моя, спасибо. Прости, что вовлек тебя в эти грязные игры. Я переведусь на службу поспокойнее, уже согласовал это в департаменте. Не буду далеко ездить по делам. А пока я вообще в отпуске. Посиди со мной.

…

Когда Анна в очередной раз убежала в уборную, через приоткрытую форточку в комнату влетел апельсин и приземлился на стол. Таким же макаром на столе появился лимон и еще пара мелких фруктов.

- Пап! – заговорщицким шепотом сказал призрак. – Скажи, тут есть мандарин? Я их не видел раньше, только лимоны.

Яков потер подбородок.

- Вот этот – мандарин, большой – апельсин. Митя, деньги отнеси туда, где фрукты взял. Держи, – он положил на стол монеты.

- В другой раз сперва плати, потом бери. Ты понял?

- Ну да…

- И сынок, что за парижские тайны мы с тобой развели, почему про тебя маме нельзя знать? Ты все равно скоро попадешься.

Маленький призрак мотнул головой. – Не-а. Я ловкий.

Вернувшаяся в комнату Анна обрадованно захлопала в ладоши.

- Яша, мандарин! Откуда ты его взял? Ой, прямо сейчас съем, спасибо большое!

- Парнишке одному спасибо, через окно кинул. Очень ловкий ребенок, – Яков увидел за окном ухмылявшуюся мордашку Мити и улыбнулся сам.

- Но очень самоуверенный.

…

- Ой! – с нервным вскриком уронила ложку в суп Мария Тимофеевна, и Анна оглянулась.

В столовую ворвался курчавый мальчуган, лицо которого, прикрывая глаз, пересекала черная пиратская повязка. Мальчик подскочил к столу и закричал:

- Р-руки вверх! Вы ар-рестованы! Сознавайтесь, кто из вас украл карту сокр-р-ровищ! Вам она все равно не поможет, несчастные, она зашифр-р-рована!

Короткоствольный револьвер кругом ходил в его худенькой руке, по очереди нацеливаясь на взрослых.

- Димочка! Ну нельзя же так! – мать Анны одновременно держалась рукой за сердце и пыталась вытереть капли с пиджака мужа.

Адвокат Миронов, разглядев револьвер, изменился в лице: – Яков Платоныч, это настоящий «бульдог»? Не игрушка?

- Опусти оружие, Дмитрий Яковлевич. Пойдем-ка. Поговорим… – Штольман встал из-за стола, подошел к разом присмиревшему сыну и взял его за руку.

Когда мужчина и мальчик скрылись в коридоре, Марья Тимофеевна робко спросила:

- Анюта, а Яков Платонович Димочку … физически наказывает? Ты не запрещаешь? Он ведь совсем еще малыш…

- Нет, что ты, он его и пальцем не тронет, – заверила Анна, но и сама перепугалась, уж больно рассерженным выглядел Штольман.

Сидя как на иголках, она пару минут выслушивала наставления матери по поводу воспитания внука, и наконец, не выдержав, побежала в детскую. Увидев лежавшего на полу мальчика, она охнула и прижала руку ко рту.

В следующую секунду Дима отжался от пола и хихикнул.

- Пап, а бабушка от супа отмоется? Это четыре было.

Он встал на коленки, почистил ершиком и тряпкой с маслом лежащий рядом револьвер, вновь отжался, вновь почистил.

- Ну вот, пять раз уже. Я быстрый?

- Не очень. Но лучше, чем в прошлый раз, – Штольман захлопнул брегет. – Иди извинись перед мамой и бабушкой. Еще раз возьмешь мой револьвер без спросу, Дмитрий…

- Я понял… – повесил голову малыш.

- Ты не возьмешь меня в тир. Я больше не буду!

Пробежав мимо Анны, мальчишка остановился, взял ее за руку, улыбнулся неотразимой отцовской улыбкой и сказал:

- Мамочка, прости, пожалуйста, что напугал. А суп еще остался? – и убежал.

Яков сунул оружие в карман.

- Надо сейф в доме поставить. Ты что такая бледная, Аня? Не волнуйся, он знает, что с патронами играть нельзя. Револьвер был не заряжен.

- Пойдем, милая. У меня к тебе предложение.

Ощутив, как загорелись щеки, Анна сделала шаг назад.

- У нас же гости…

- Вот с ними наш сын и пообедает, – в глазах Штольмана было обещание. Он подошел ближе, прижал ее всем телом к стене, коснулся губами ушка.