- Да, – дух медленно кивнул.

- Ох, – Анна различила кровавый след на черном головном платке.

- Что вас привело, дорогая?

Перед глазами Анны явственно, будто это случилось с ней, промелькнула картина, как крепкий мужчина настигает ее в перелеске и бьет чем-то в висок.

...

Очнулась Анна на полу, вода из упавшего графина капала ей на лицо, цветы рассыпались.

«Гипнотизер! Он не только мной занимался, он убийца!»

Дух женщины все еще парил над полом.

Анна села на стул, утерлась полотенцем.

- А вы не знаете, за что он… вас? – спросила она.

Образы гипнотизера и Натальи Павловны, сердито тыкавшей в какие-то лежавшие перед ней бумаги, пронеслись перед глазами Анны, а в голове раздался голос баронессы:

«Как вы посмели обманывать меня, господин Неверов? Я создавала фонд не для того, чтобы его обворовывали проходимцы вроде вас! Немедленно верните все до копейки!»

- Я видела это перед ее смертью, – прошелестело в воздухе.

- Наталья Павловна убедила меня никому об этом не рассказывать. Иначе бы что-то случилось с ее любимым фондом. Но это он ее убил. Этот человек. Прошу вас, остановите его, он – зло.

Дух исчез.

Анна ринулась одеваться.

…

Войдя в свой кабинет, Яков обнаружил на столе уравнение, столь любимое подростками: «Мама + папа = ». Дальше было накарябано большое разрисованное сердце и знак вопроса.

Штольман вздохнул.

«Эх, Митя, если бы я знал».

На сердце у него было тяжело. Он не хвалил себя за вчерашний молчаливый уход, но что еще можно было сделать, если Анна не внимала предупреждениям и не выполняла соглашений. Не ходить же за ней по пятам самому.

Он смял бумажку и кинул в мусорную корзину.

Карандаш возмущенно постучал по столу, требуя ответа.

- Дмитрий! – Штольман забрал карандаш.

- Прости, я вчера не поблагодарил тебя за помощь с мамой. Ты молодец, – Яков сунул руку в карман и вытащил лошадку. – Держи.

- Но в наших с Анной Викторовной отношениях я разберусь сам.

Не дослушав, Митя завизжал от радости.

- Папа! Подарочек! Ой-е-е-е-ей! Мне?

Митрофану никогда не дарили подарков. Большая часть его земной жизни прошла в приюте, где лишь на Рождество малышам насыпали кускового сахара в подставленные ладошки и разрешали лечь спать попозже. Что было довольно трудно сделать, так как все время хотелось есть, а после мигом проглоченной сласти – особенно, и сном приютские заменяли еду.

Деревянная фигурка взмыла в воздух и поскакала по краю стола, оступаясь и забираясь обратно.

Штольману даже почудилось восторженное детское «И-го-го!» Он улыбнулся.

«Ну хоть кому-то здесь хорошо».

- И-го-го! – захлебывался от счастья Митя, играя с лошадкой. – Папа, спасибо!!!

Яков недоверчиво наклонил голову, прислушался.

- Митя? – спросил он в пустоту.

- Да? – донеслось с окна.

«Ох ты ж. Мне теперь только видений не хватает».

- Ты сейчас где?

Мальчишка хихикнул.

- На подоконнике сижу, а что? Это какая порода? Орловский рысак? – лошадка скакнула через ладонь Штольмана.

- Скорее пони, – Яков не сильно разбирался в лошадях, но ноги у фигурки были коротковаты.

- Поняшка! Ой.

Игрушка споткнулась о ладонь и упала.

- Па-а-а-па! – Штольману пришлось прикрыть уши, уберегая их от восторженного визга.

- Папа, а как ты смог? Меня ведь никто не слышит, кроме бабушки! А я теперь могу бумажки не писать, да? И давай я буду тебе помогать преступников ловить, а еще…

…

В дверь постучали, и Яков поднял ладонь вверх.

- Митя, тихо. Не отвлекай меня, я на службе.

- Войдите, – крикнул он.

Городовой заглянул в дверь и пробормотал: – Тут к вам, господин Штоль…

Договорить он не успел, в кабинет влетела Анна. Девушка была чудо как хороша в сером платье с летящими оборками и новой шляпке. Шаловливые пряди так и норовили вырваться из наскоро сделанной прически, разгоряченные быстрой ходьбой щеки пылали нежным румянцем.

Штольман встал из-за стола.

«Улыбаюсь, как идиот. А хотел ведь дождаться, пока Анна осознает и извинится».

- Яков … Платонович, – бросилась к следователю Анна, – у меня новости!

Подбежав к столу, она дотронулась до руки Штольмана.

- Пожалуйста, выслушайте!

На бесконечные секунды их взгляды встретились. Утонув в голубых глазах Анны, Штольман сжал ее пальцы и поднес к губам. Даже сердясь на нее, он едва удержался от объятий.

- Рад вас видеть, драгоценная Анна Викторовна.

«Что я несу? Надо напомнить Анне о правилах безопасности, а не поддерживать в расследованиях», – мелькнула здравая мысль, но, как с недавних пор выяснил Штольман, рядом со своей юной и порывистой невестой он не всегда мог думать здраво.

После размолвки Анна не ожидала такой теплой встречи. И сейчас, когда ладони ее были в горячих руках Якова, она замерла, наслаждаясь и закрыв глаза.

- Аня, – шепнул Яков, – что ты хотела сообщить?

Она открыла глаза. Штольман стоял совсем рядом, держал ее за руку, улыбался своей невозможной улыбкой, от которой перехватывало дыхание и становилось тепло на сердце.

- Я?

Он серьезно кивнул.

- Ах, да, – Анна вздохнула и вернулась в реальность.

…

Вглядевшись в портрет Грицаевой, который Анна нарисовала по его просьбе, Яков внезапно понял, кого ему напоминает экономка баронессы.

- Минуту, Аня, – он вышел в коридор и тут же наткнулся на Коробейникова.

- Антон Андреевич, взгляните.

Молодой полицейский рассмотрел рисунок и подтвердил: – Это Софья Грицаева, о показаниях которой вы, Яков Платонович, недавно осведомлялись. А откуда портрет?

- Она при вас всегда в платке была?

- Точно так. Говорила, что овдовела, траур соблюдает.

- Было ли в показаниях Грицаевой что-то про визит господина Неверова к баронессе?

Антон помотал головой.

- Нет, точно не было, я бы запомнил. Да в чем же дело?

…

В кабинете Яков объяснил свою мысль.

- Похоже, что баронесса обнаружила недостачу в деньгах фонда, к которому имел отношение Неверов. И справедливо его обвинила. Он испугался, убил баронессу, подставив Аглаю и ее дружка. А затем зачистил единственный ведущий к нему след – убил экономку. Но выходит, это он сделал совершенно напрасно, Грицаева по просьбе фон Берг даже в полиции ничего про него не рассказала.

- Ну, Яков Платонович, как вы легко все эти убийства распутали, – восхитился Коробейников.

Штольман покачал головой.

- Нет, я так бы и блуждал в трех соснах. Если бы не Анна Викторовна.

Он взглянул на девушку и не услышал, что спросил Антон. Анна, не отрываясь, смотрела на Штольмана так, будто он был богом и искусителем в одном лице. Во взгляде ее читалось обожание и восхищение.

И что-то еще, чему Коробейников не мог подобрать слов. Густо покраснев, он вышел из кабинета, сжимая в ладони так и не подаренную игрушку.

…

- Анна Викторовна, я провожу вас, – Яков догнал Анну, выходившую из управления.

- Не беспокойтесь, Яков Платонович, – легко улыбнулась она. – Я под охраной.

Она остановилась за воротами управления и повернулась к Штольману.

- Яков, спасибо тебе.

- За что, милая?

- За цветы в моей комнате. Они очень красивые.

Штольман недоуменно вздернул бровь, но в этот момент к ним подошел Клюев.

- Доброго дня, Анна Викторовна, Яков Платонович, – приторная улыбка на лице помещика погасла, когда он коротко кивнул Штольману.

- Надеюсь, Анна Викторовна, вам понравился мой букет.

Непроизнесенный вопрос замер на губах Штольмана. Бешенство поднялось откуда-то из горла, мешая ясно мыслить и грозя потерей самообладания.

«В спальне Анны его цветы? В спальне?? Он там был???»

- Совет да любовь, – ядовито произнес он, разворачиваясь на каблуках, и скрылся за воротами.

- Ой-е-ей, – тихо пробормотал маленький призрак, скрытый от Анны будкой охранника.

- Кажется, что-то пошло не так.