Кутиш. Празднуется обыкновенно ранней весной, в соответствии с нашей Пасхой. Перед праздником две недели воздерживаются от употребления яиц в пищу; в праздник же яйца составляют непременную принадлежность стола.
Ллеумёшхе и Коаяште – праздники, наблюдаемые ежегодно ранней весной, один вслед за другим с небольшим промежутком времени. Первое слово в буквальном смысле значит «не ешь мяса», второе значит «взятие сыра». Судя по таковому смыслу названий и по периодическому возвращению сих праздников ежегодно, всегда весной в одну пору, можно считать их мясопустом и сыропустом православной церкви. В это время у горцев непременно подаются пирожки, начиненные сыром, по вечерам же молодежь для потехи наряжает чучело или куклу в какой-нибудь странный костюм. Это некоторым образом напоминает наши маскарады и переряживания. Забава эта и при ней непременно пляски носят название дадеуйг.
Трудно и почти невозможно собрать все разные поверья, существующие у горцев и происшедшие от смешения идей, принесенных к ним христианством и затем магометанством, с предрассудками, оставшимися от времени язычества и идолопоклонства. Скажу о более разительных и примечательных.
К числу второстепенных мифов, уважаемых горцами, принадлежат нарты, из коих они особенно отличают Саузерука. В честь его в один из зимних месяцев приготовляются яства, коих часть откладывается и ставится в отдельном доме для заезжего; в конюшне же для его лошади припасены сено и овес и постлана в стойле солома. Саузерук не является, но приезжает гость заезжий, который его заменяет. Появление гостя почитается добрым предзнаменованием и придает празднеству более веселости. Если б и никто не заехал, то все-таки пируют одни хозяева дома с друзьями и соседями. Замечательно, что в песнях, которые поются при этом, упоминается о земле или стране урусов. Урусами называют русских, но из смысла песни никак того вывести невозможно. Таким образом, гостеприимство, смешанное с религиозными понятиями, любовью к родине и старыми предрассудками, есть характеристическая черта нравов горцев, препятствующая и поныне окончательному водворению у них исламизма. Надобно заметить, что со времен принятия закона Мухаммеда всеми племенами черкесскими (за исключением жителей морского прибрежья), к числу нартов причислены наездники и герои легенд аравитян.
К предрассудкам черкесов надобно прибавить страх и уважение к грому: для того, кто убит громом, смерть такая считается блаженством, и его придают земле на том самом месте, где он убит. Замечательно, что в торжественных напевах в подобных случаях часто повторяются имена Шибле (гром) и Алия (искаженное имя Ильи).
Из записанного видно, что жители морского прибрежья и горных ущелий, отчасти происхождения натухажского, шапсугского и даже абадзехского, не имеют определенных религиозных понятий, но веруют, однако, в единство высшего существа, создателя вселенной. Символ креста, видимый во всех заповедных рощах и лесах, есть ясный указатель, что вера христианская была водворена между горцами не столько силами оружия, сколько моральным влиянием сильного народа, с которым они были в частых сношениях, ибо, судя по орографическому характеру страны их, невероятно, чтобы завоеватель мог когда-либо проникнуть в неприступные горы этой части Кавказа.
Что христианская вера водворена у них царями грузинскими, то это подтверждается названием джур, даваемым черкесами кресту. Слово джур ясно показывает происхождение свое от грузинского джвари – крест. Равным образом, имена дней недельных указывают, что эти народы принадлежали к православной церкви: так, среду они называют бираскезий, пятницу – бираскешхуо, то есть Малый и Великий пост (бираск значит пост, зий – малый, а шхуо – большой или великий), воскресенье – тгаумаф, то есть Божий день, назначаемый для отдыха и в который воздерживаются от всякой работы.
Понятия черкесов в некоторых случаях имеют сходство с понятиями древних скандинавов: так, например, в старых легендах упоминается о великанах и пигмеях, которых черкесы будто бы застали при приходе своем на теперешние земли и коих род впоследствии истребился; точно то же в рассказах скандинавских говорится о некотором муже по имени Нор в Стране великанов; на черкесском языке слово народ обозначает «богатырь». Имя Тор, которое живет еще у обитателей Исландии, обозначает бога силы, владетеля – Перуна; у черкесов и теперь бога называют тга и тгар. Подобное сближение требует филологического исследования.
Изложим обряды, совершаемые при общественных торжествах и праздниках.
Как выше было сказано, у черкесов нет особых строений, посвященных молебствию. Священные рощи и леса, к которым никто не смеет прикасаться, заменяют храмы. Там, под тенью вековых деревьев, возносят они мольбы к небу, призывая имя всевышнего Тгашхоу. В каждой долине есть по нескольку подобных рощ. К каждой роще причисляют по нескольку домов и семейств, коих можно некоторым образом почитать прихожанами ее – тгахапх. В известные дни года один из стариков, некто вроде жреца, избранный раз и навсегда, отправляет служение перед дубовым крестом простой отделки и без украшений. Накинув на себя бурку, сняв шапку и став на колени, он громким голосом произносит молитвы, соответственные празднику или причине сходбища. Молитвы сии большей частью состоят в испрошении благ земных, урожая, дождя, избавления от повальных болезней, нашествия врагов и вообще всяких других бедствий. После молитвы он приступает к закланию приносимых в жертву барана, козла, коровы или быка; берет одну из зажженных восковых свечей, прилепленных к кресту, воском ее натирает волосы на лбу жертвы, затем совершает возлияние над головой ее приготовленным на этот предмет напитком, бузой[48], и тут же закалывает ее. Как видно, древний обычай жертвоприношений не изгладился влиянием христианства. Далее, жрец берет в одну руку маленький пирожок или лепешку, а в другую деревянный точеный сосуд, вроде большой рюмки, наполненный бузой, и, воздымая все это к небу, вновь молится. По окончании молитвы он подносит пирожок этот и сосуд старшему из присутствующих, а несколько других чаш и пирожков отсылает другим присутствующим, которые потом передают их друг другу. Окончив таким образом обряд моления, жрец объявляет о следующем ближайшем празднестве и назначает день, когда и куда именно собираться для того. При этих случаях делаются также объявления к общему сведению – по общественным делам, о найденных или пропавших вещах и подобные тому. Торжества эти носят общее наименование тгаха. Странно, что нечто подобное существует между татарами Южной Сибири[49], где праздники называются тахтах. Замечательны сходством и созвучием эти два наименования.
Означенному торжеству, впрочем, еще не конец. Голову принесенного в жертву животного насаживают на длинный шест, утвержденный в земле неподалеку от креста; кожу жрец берет себе, а мясо приготовляется тут же для пиршества. Во всем этом наблюдаются старые обычаи с неизменной точностью, как будто они определены канонами. Во время приготовления яств старики и старухи, взявшись за руки, составляют круг и с особым напевом открывают пляску. Их вскоре сменяют молодые люди обоего пола, и веселость делается всеобщей. За пляской следует пир. Кроме изготовленного мяса, каждое семейство обязано принести столик, на котором положены паста (круто отваренное пшено, или гомия), тщательнее обыкновенного приготовленная, пирожки с сыром и пр. Столики эти небольшого размера, такого, что вокруг каждого могут усесться человека 4 или 5, не более. Пирующие садятся на земле, на подостланные ветви и древесные листья, поджав ноги; садятся, впрочем, только старшие, главы семейств. Не случилось мне видеть при этом отвратительного зрелища пьяных, хотя напитки их – мед и буза – хмельны и могут при неумеренном употреблении произвести опьянение. Молодые люди не участвуют в пиршестве, они довольствуются остатками со стола и во все время пира прислуживают старшим, разнося им яства и напитки. Женщины и девушки во время пиршества составляют отдельные кружки и стараются скрыть от мужчин, что едят: девушки скорее согласятся остаться голодными, чем допустить видеть себя жующими.
