Расседлав коней, они поставили их в загоне, а потом пошли за старшим пастухом к глинобитному бараку под железной крышей. Барак был разделен на две половины. В одной стояла дюжина кроватей, металлических и деревянных, и небольшая железная печка. В другой они увидели длинный стол со скамейками и дровяную плиту. Кроме того, там имелся старый деревянный шкаф, в котором хранились стаканы, миски и прочая утварь, а также оцинкованная раковина. За столом сидели пастухи и ужинали. Джон-Грейди и Ролинс взяли миски, ложки, кружки, подошли к плите, положили себе тортилий, фасоли и густого рагу из козлятины и направились к столу. Пастухи приветливо закивали им, жестами приглашая садиться и в то же время не переставая работать ложками.

Поев, они закурили и, прихлебывая кофе, стали отвечать на посыпавшиеся со всех сторон вопросы. Пастухи расспрашивали их об Америке, о тамошних лошадях и коровах, но только не о них самих. Друзья или родственники некоторых вакерос бывали на севере, но Америка для большинства оставалась загадочной страной, известной лишь понаслышке. Кто-то принес керосиновую лампу, и очень вовремя, потому что движок вскоре выключили и лампочки, свисавшие с потолка на проводах, мигнули и погасли. Какое-то время в темноте еще светились оранжевые нити, но вскоре и они потухли.

Мексиканцы внимательно слушали Джона-Грейди, который обстоятельно отвечал на все вопросы, серьезно кивали и старались никак не показать своего отношения к только что услышанному. Настоящие мужчины, хорошо знающие свое дело, по их глубокому убеждению, никогда не должны принимать на веру то, что узнают не из первых рук.

Джон-Грейди и Ролинс отнесли свои тарелки в большой эмалированный таз, полный мыльной воды, взяли лампу и перешли во вторую комнату барака, где в дальнем углу отыскали отведенные им кровати. Поверх ржавых пружин разложили матрасы, расстелили одеяла, разделись и погасили лампу. Они очень устали, но еще долго лежали в темноте, хотя вокруг все спали. В комнате остро пахло кожей, лошадьми и мужским потом. Снаружи доносилось мычание коров из очередного стада, которое только что пригнали.

А неплохие парни здесь работают, прошептал Ролинс.

Мне тоже кажется. Нормальные ребята…

Думаешь, они решили, что мы в бегах?

А не так, что ли?

Ролинс не ответил. Помолчал, а потом говорит:

А мне даже нравится, что здесь слышно коров.

Ага, мне это тоже в кайф.

А насчет Рочи он не очень-то распространялся, скажи?

Это точно.

Думаешь, это хозяйская дочка?

Скорей всего.

Хорошие места.

Неплохие… Ну ладно, спи.

Дружище!

Чего тебе?

Значит, вот так и жили ковбои в старину?

Вот так и жили…

Ну а ты сколько бы тут хотел прожить?

Лет сто. Ладно, спи…

Асьенда Де Нуэстра Сеньора де ла Пурисима Консепсьон занимала площадь в одиннадцать тысяч гектаров в той части штата Коауила, что именуется Больсон-де-Куатро-Сьенагас[44]. Западный край этого ранчо уходил в горы Сьерра-де-Антеохос, на высоту в девять тысяч футов, но к югу и востоку тянулась равнина – орошаемые земли с множеством природных источников, небольших озер, рек и ручьев. В озерах водились породы рыб, в других краях неизвестные. Встречались тут птицы и ящерицы, тоже обитающие только в этом благодатном оазисе, со всех сторон окруженном пустыней.

Ла Пурисима оставалась одним из немногих в этой части Мексики ранчо, которые сохранили те самые шесть квадратных лье земли, разрешенные по колонизационному законодательству тысяча восемьсот двадцать четвертого года, а его владелец дон Эктор Роча-и-Вильяреаль был из тех редких асьендадо, что живут на своей земле. Ему было сорок семь лет, и он стал первым представителем этой старинной испанской фамилии, кому удалось дожить до такого возраста в Новом Свете.

На своей асьенде дон Эктор держал более тысячи голов скота. У него был дом в Мехико, где жила его жена. В Мехико и обратно он летал на собственном самолете. Лошадей обожал. Этим утром он появился у дома геренте в сопровождении четверых друзей, свиты слуг и двух лошадей, навьюченных деревянными ящиками, из которых один был пуст, а в другом находились запасы провизии для пикника. Кроме того, возникла откуда ни возьмись и стая борзых какого-то необычайного серебристого окраса. Поджарые собаки безмолвно и проворно сновали между ног лошадей, словно растекшаяся по земле ртуть, и лошади не обращали на них внимания. Подъехав к дому, дон Эктор окликнул хозяина, и геренте поспешно вышел в рубашке без пиджака. Они обменялись несколькими словами, геренте покивал, асьендадо что-то сказал своим друзьям, и процессия двинулась дальше, миновала барак и выехала на дорогу. Вакерос ловили в загоне коней, чтобы приступить к своим обычным трудам. Джон-Грейди и Ролинс остановились в дверях барака, допивая кофе.

Вот и сам, сказал Ролинс.

Джон-Грейди кивнул и выплеснул остатки кофе на землю.

Куда они, интересно, собрались? – поинтересовался Ролинс.

Наверное, решили поохотиться на койотов.

Но у них нет ружей.

Зато есть веревки.

Ролинс покосился на него:

Издеваешься, да?

Ни в коем случае.

Черт, вот бы поглядеть!

Неплохо бы… Ты готов?

Два дня они трудились в коровнике: клеймили скотину, кастрировали бычков, делали прививки, спиливали рога. На третий день пастухи пригнали со столовой горы небольшой табун диких жеребят-трехлеток и отправили в загон. Вечером Ролинс и Джон-Грейди пошли посмотреть на жеребят. Те сгрудились у дальней ограды – чалые, мышастые, соловые, разных размеров и статей. Джон-Грейди открыл ворота, а когда они с Ролинсом вошли, снова затворил. Перепуганные животные стали напирать друг на друга, потом разбежались вдоль ограды.

Таких безумных я еще не видал, заметил Ролинс.

Они же не знают, кто мы такие.

Не знают, кто мы такие?

Ну да. Они вообще вряд ли видели людей не на конях, а на своих двоих.

Ролинс сплюнул:

Ну, кого бы из них ты себе выбрал?

Есть подходящие.

Например?

Взгляни на того темно-гнедого. Вон там.

Гляжу. Но ничего не вижу.

А ты погляди внимательней.

В нем нет и восьмисот фунтов.

Наберет! А посмотри на задние ноги. Нет, из него выйдет хороший ковбойский конек. И еще видишь того чалого?

Этого, что ли? Да у него же неправильный постав копыта! Бабка вона под каким углом, видишь? Как у енота!

Есть немного. Ты прав. А как тебе вон тот чалый? Третий справа. Ничего?

Который с белым?

Он самый.

Какой-то у него потешный вид.

Ничего подобного. Просто масть необычная.

Вот именно. У него белые ноги.

Все равно хороший жеребенок. Погляди на его голову. На челюсти. А хвосты у них у всех такие.

Ролинс с сомнением покачал головой:

Может быть. Раньше насчет лошадей ты был поразборчивей. Может, ты просто их давно не видел?

Может быть. Но я все равно не забыл, как они выглядят.

Жеребята снова сгрудились в дальнем углу загона. Они закатывали глаза и проводили носами по гривам друг друга.

Могу сказать про них только одно, произнес Ролинс.

Ну?

Их еще не пытался объездить ни один мексиканец…

Джон-Грейди кивнул.

Они продолжали рассматривать коней.

Сколько их тут? – спросил Джон-Грейди.

Ролинс окинул взглядом стадо:

Пятнадцать. Нет, шестнадцать.

У меня получилось шестнадцать.

Значит, шестнадцать.

Думаешь, за четыре дня мы с тобой сумеем их объездить?

Ну, это смотря как понимать слово «объездить».

Я имею в виду, чтобы получились нормальные, только что обученные лошади. Скажем, ходившие шесть раз под седлом. Рысью. И способные тихо стоять, пока их седлают.

Ролинс вытащил из кармана кисет и сдвинул на затылок шляпу.

Что ты задумал?

Объездить этих лошадок. Неужели не понятно?

Но почему за четыре дня?

А что, думаешь, не получится?