— Есть и… другие?

— Да.

— Но…

— Я хотел, чтобы ты успела выбрать одно для свадебной церемонии.

Она покачала головой, совершенно сбитая с толку.

— То есть… ты был… не в изгнании, а отправился за драгоценностями?

— Это не просто драгоценности, — осторожно проговорил он. — А символы. Фамильные реликвии. И на данный момент они по праву принадлежат тебе. Все женщины Монтгомери надевали одно из коллекции в день своей свадьбы.

Реликвии. Вне всякого сомнения, бесценные. Они будут принадлежать ей до тех пор, пока их старший сын не станет герцогом и не женится. Аннабель оказалась совсем не готова к тому, как быстро к ней приближалось будущее. Дети. Их свадьба… внуки…. Что, если она не сможет подарить ему сына? Что тогда? Желая успокоить, Себастьян взял её за руку.

— В чём дело, дорогая? — Его голос был спокоен, но глаза прищурились. — Ты выглядишь встревоженной.

Она встревожилась не на шутку.

"Я не хочу тебя подвести, — подумала Аннабель, — не хочу, чтобы мы о чём-то пожалели. Я готова вступить в этот странный новый мир, но что, если нам не позволят стать счастливыми?"

Херес взбунтовался в желудке. Она сделала глубокий вдох. Себастьян здесь, он вернулся, а Аннабель собиралась свалить на него все свои невзгоды. Едва ли поведение достойное герцогини.

— Просто разволновалась, — ответила она. Что не было ложью.

Он явно раздумывал, следует ли на неё надавить, чтобы добиться всей правды. Наконец, Себастьян проговорил:

— Я понимаю, о чём тебя прошу. Понимаю, что прошу о многом. — Его глаза метнулись к ожерелью, мирно поблескивающему на красной бархатной подушечке.

Внезапно она всё поняла, сердце сжалось. Аннабель переплела свои пальцы с его.

— Ты должен знать, что я предпочла бы провести лишний день с тобой, чем получить саквояж с бриллиантами.

Он одарил её самой нежной из улыбок.

— Я знаю. — Такие простые, но очень многозначительные слова. Сопоставимые с признанием в любви.

Тиски, которые сжимали её грудь весь день, даже когда она радовалась платью, пила шерри и смеялась, нет, с того самого момента, когда Себастьян уехал, наконец разжались. Аннабель улыбнулась.

— Изумруды прекрасно подойдут к моему платью, — сказала она. — Идут ли серьги в комплекте?

После того как Себастьян помог ей спрятать серьги в сейфе в спальне, он ушёл. Слишком быстро. Но по негласной договорённости они решили не делить постель, пока не станут по-настоящему принадлежать друг другу.

— Можно подумать, что мы собираемся ограбить банк, а не на свадьбу, — пробормотала Хэтти, пытаясь разглядеть Вестминстер сквозь сетку на окне кареты. Они ехали по одному из четырёх маршрутов в одной из четырёх карет без опознавательных знаков, направлявшихся к регистрационному бюро. В здание девушки должны были попасть через чёрный вход, скрываясь под чёрными зонтами, но не от неожиданного ливня, а от тех журналистов, которым удалось выяснить дату и место самой скандальной свадьбы. Как Хэтти удалось убедить мать позволить ей присоединиться к процессии, никто не знал. Скорее всего, она просто сбежала.

Хэтти оглянулась на Аннабель, её карие глаза заискрились любопытством.

— Как ты себя чувствуешь на пути к вечности?

Аннабель издала сдавленный смешок. Всё будет хорошо. Её ладони в белых атласных перчатках вспотели. Лиф платья так тесно облегал грудь, что она чувствовала каждый нервный удар сердца. Вечность. Казалось, эта непостижимая мысль вытеснила весь воздух из кареты. Сидящая рядом Катриона взяла Аннабель за руку. Глубокий вдох. И у неё закружилась голова от сладкого аромата цветов апельсина в венке на голове.

Когда они подъехали к регистрационному бюро, из-за облаков выглянуло солнце и задул тёплый весенний ветерок. Хэтти и Катриона хором пробормотали, что это очень хорошее предзнаменование. Люси и Уэстер-Росс ожидали их в фойе. На губах Люси играла задумчивая улыбка, а в серых глазах графа горел огонёк. Опираясь на его крепкую руку, Аннабель проследовала по коридору к массивной двери. Последнему бастиону на пути к замужней жизни.

Дверь распахнулась, как по волшебству, и Аннабель заморгала от яркого света. Солнечные лучи проникали внутрь через высокие окна слева и справа и образовывали размытые ореолы вокруг белокурых голов двух мужчин, стоявших перед столом. У неё пересохло во рту. Мужчина справа, широкоплечий, но всё же долговязый, в отличие от брата, очевидно, был лордом Перегрином. А мужчина слева был её мужчиной. Комнату наполнили приятные звуки виолончели.

Когда Себастьян повернулся, всё внимание Аннабель сосредоточилось на его до боли знакомом лице. Солнечный свет падал на его ресницы, отчего их кончики казались золотистыми. Светло-серые радужки его бездонных глаз окаймляли тёмные ободки. На переносице рассыпалась горстка бледных веснушек. От её взгляда не ускользнула ни одна деталь, хотя она и находилась в дюжине футов от него. Должно быть это душа Аннабель первая поспешила к нему на встречу, как будто ни время, ни пространство не могли их разлучить. На мгновение покинув своё тело, Аннабель показалось, что солнечные лучи прошли сквозь неё, и она стала с ними единым целым. Именно таким она увидит лицо Себастьяна в последние мгновения своей жизни. Когда их взгляды встретились слово "вечность" превратилось в обещание, в уверенность в том, что частички их души, которые способны так беззаветно любить, будут существовать нетронутыми временем, за пределами безжалостно меняющего мира и всего в нём. Всё встало на свои места. Они были на своих местах.

Должно быть, она парила в воздухе, когда направилась к нему. Аннабель запомнила лишь уверенность, с которой он надел ей кольцо на палец, и выражение неподдельного восторга в его глазах, когда она сказала: “Да”.

Когда Аннабель оказалась в уединении герцогского личного вагона, приятные ощущения от церемонии сменились внутренним напряжением. Оно нарастало, когда Себастьян положил ладонь Аннабель на поясницу, пульсировало в горле и внизу живота. Она ретировалась в свои покои, где её ожидала горничная, но порочное обещание в глазах мужа сказало ей о том, что он очень скоро к ней присоединится.

Нанетт попросила Аннабель присесть на вращающийся стул перед туалетным столиком, чтобы помочь раздеться.

Справа на роскошной кровати уже было разложено лёгкое дорожное платье.

В отражении зеркала Аннабель заметила, что её щёки раскраснелись. Под ногами стучали колёса поезда, который уносил её навстречу новому и прекрасному периоду жизни. Сначала они с Себастьяном проведут два месяца на континенте. Аннабель будет скучать по Хэтти, Люси и Катрионе. Они так крепко обняли её на прощание, что она всё ещё чувствовала их ароматы роз, лимона и лаванды. Аннабель будет скучать и по учебе, суфражистской работе и шпилям Оксфорда. Она взяла с собой целый чемодан, набитый только книгами и писчей бумагой. Но прямо сейчас её кожу покалывало от предвкушения.

— Ты рада вернуться во Францию? — спросила Аннабель Нанетт, когда горничная аккуратно сняла фату и венок из цветов.

— Да, мадам. — Счастливая улыбка озарила голубые глаза горничной. — Бретань очаровательна весной. Не могли бы вы, пожалуйста, поднять руки, мадам.

Когда тяжёлое платье наконец-то соскользнула с её плеч, Аннабель с облегчением вздохнула. В ближайшее окно лилось солнце и приятно согревало, а нижнее бельё было блаженно лёгким и воздушным. При виде легкомысленных прозрачных сорочки и панталон Нанетт понимающе улыбнулась. Она как раз собиралась ослабить шнуровку красивого корсета, когда раздался стук, и дверь отворилась.

Как скоро.

Себастьян прислонился к дверному косяку, он уже успел снять пиджак и галстук. Когда его полуприкрытые глаза встретились с её глазами в зеркале, Аннабель обдало жаром.

Нанетт бросила на неё быстрый взгляд.

— Почему бы тебе не уделить немного времени себе, Нанетт, — пробормотала Аннабель. Девушка исчезла со скоростью света.