Гермиона скорее увидела, нежели услышала его тихий, короткий выдох. Ничем не прикрытое удивление в карих глазах осталось незамеченным — Малфой продолжал испытывающе изучать её губы.

Какая-то часть мозга трубила в колокола, указывая на опасность ситуации. На этот раз Грейнджер была готова прислушаться, когда Драко в танце умудрился склониться еще ближе. Теперь он неотрывно смотрел в её глаза, чудом продолжая вести танец. Гермиона хотела того, что может произойти, несмотря на всю абсурдность ситуации, и была практически уверенна в намерениях Малфоя.

Но он отстранился так же резко, как прекратилась музыка.

Только сейчас она обратила внимание на прерывистость своего дыхания. Грудь слизеринца вздымалась так же тяжело — оставалось лишь надеяться, что для остальных это будет лишь последствием танца.

Гермиона слабо нахмурилась. Никто не смотрел. Вокруг вновь загудели возбужденные голоса студентов, но каждый переговаривался со своим партнером, медленно отдаляясь от раскидистого дуба. Свечи пришли в движение, вновь освещая весь Большой зал. Неужели вся её паника перед балом была бессмысленной? Исключая, конечно же, беспокойство за реакцию друзей.

Никому не было дела до главных старост. Гермиона мысленно обратилась к Мерлину, чтобы ничего не изменилось. Может, до конца вечера произойдет что-то ошеломляющее, и тогда ученикам уж точно будет что обсудить в понедельник.

Она разом осушила бокал, когда они оказались рядом со столом с напитками, невольно подмечая, как нелепо все же смотрится тыквенный сок в сверкающем стекле бокала для шампанского.

Тело по прежнему била дрожь, и Гермиона не была уверена, связано это с её неумелым вальсом или тем, что случилось по завершении. Возможно, она более восприимчива к алкоголю, чем предполагала? Но насколько нужно быть подверженной его влиянию, чтобы от одного коктейля сомнительного качества пустить в голову мысль о публичном поцелуе с Малфоем? Благо, сейчас в её напитке не было ничего, кроме сока — Гермиона начинала сомневаться в своем состоянии здраво мыслить.

— В тебе сейчас прожгут дыру.

Она прослеживает за взглядом Драко и чувствует, как от волнение подскакивает давление. Джинни, почему-то одна, стоит у одного из окон метрах в десяти, и неотрывно смотрит на Гермиону. Как жаль, что свечи уже осветили Большой зал. Быть может, в темноте она не чувствовала бы такую вину за то, что не может прочитать эмоции во взгляде подруги. Было бы легче просто не видеть друг друга.

Но Гермионе приходится слабо кивнуть Малфою и двинуться в сторону Уизли. Она понятия не имеет, куда делись Гарри и Рон, но слава Мерлину, что их не оказалось рядом.

— Что происходит? — выпаливает Джинни, стоит Грейнджер оказался в шаге от её.

— Мы пришли как главные старосты, — заученная ложь легко срывается с губ. Однако же они обе осознают глупость этих слов.

— Гермиона, — с опаской произносит Джинни и медленно качает головой.

Грейнджер ошибалась в своих суждениях. В взгляде Джинне никогда не было разочарования — она напугана. И её настроение, как смертельная болезнь, передается воздушно-капельным путем. Ладонь начинают потеть. Гермиона ошиблась и в тот момент, когда приняла решение пустить все на самотек. Теперь у неё не было ни стратегии, ни смелости. Проще говоря, никакого преимущества перед догадками Уизли.

— Со стороны это выглядит дико, но все в порядке. Он в порядке, — ложь. Сколько раз Малфой намеревался убить её? Гермиона подозревает, что безрассудная идея усадить её на метлу и поднять в воздух тоже была одним из способов. — Я имею в виду, он больше не психует и не называет всех неугодных грязнокровками, — со вторым спорить бесполезно, а вот первое, наверное, все же преувеличение.

Она предполагала, что хуже ужаса на лицах Гарри и Рона сегодня ничего не будет. Но в очередной раз за последние пять минут осознает свою ошибку. Если бы в зале было тише, Гермиона совершенно точно могла бы расслышать удары сердца Джинни и свои собственные, настолько сильно колотилось сердце. Подруга стремительно побледнела и Грейнджер всерьез забеспокоилась о её состоянии.

— Это же не он? Тот придурок — это ведь не Малфой?

Пропитанный надеждой голос Джинни кинжалом вонзался в сердце Гермионы. Можно было соврать. Несмотря на доводы рассудка, Уизли слишком хотела верить в правдивость своих слов, а потому без промедлений выдала бы желаемое за действительное, ответь Гермиона положительно на её вопрос.

Но от лжи реальность не изменится.

— Да, — она видит мольбу во взгляде Уизли и чувствует себя куском дерьма, отмахиваясь от неё. — Это он.

— Нет, Гермиона. Нет.

Она физически чувствует потребность оправдать Малфоя: сердце трепыхается в груди, а невысказанные слова комом встают в горле. Грейнджер борется с чувством стыда, убеждая себя, что имеет полное моральное право послать к черту вину из-за всего того, что произошло между ними со слизеринцем. В конце концов, она не сделала ничего предосудительного. Наверное.

— Мы разговаривали как нормальные люди, — начинает Гермиона, приближаясь на шаг ближе и обхватывая дрожащие плечи подруги. — Он выслушал бредовый рассказ о моих родителях, даже… Даже помог справиться с эмоциями. Малфой не так уж и плох, Джинни.

Но подруга отрицательно качает головой, с неподдельной паникой вглядываясь в глаза Гермионы. Она обхватывает предплечья Грейнджер руками и чересчур крепко сжимает, вероятно не замечая этого.

— Он Пожиратель, Гермиона.

— Больше нет Пожирателей.

— Ты знаешь, что это не так. На нем метка.

— Волан-де-Морта больше нет, — чеканит Гермиона, а Джинни вздрагивает при звуке его имени. — Я не могу говорить за других, но Малфой не вспоминал о чистоте моей крови с начала учебного года, — Он не выглядел осуждающе, целуя меня.

— Это неправильно, — упрямо качает головой Уизли, а Гермиона не может ни возразить, ни согласиться. В конце концов, она сама не знает, что теперь правильно. — Он разобьет тебе сердце.

— Разве не ты говорила, что это не смертельно?

— Я не подозревала, что мы говорим о Малфое! — громче необходимого произносит Джинни и обе девушки начинают озираться по сторонам. Гермиона не уловила, в какой момент заиграла озорная музыка, но благодаря ней большая часть студентов ускакала на импровизированную сцену.

Внимание Грейнджер вновь переключается на подругу.

Осуждать её гриффиндорка не может, и лишь надеется получить в ответ то же. Джинни не обвиняет и не злится, но испуг во взгляде передает всю степень плачевности ситуации. Если Уизли не может понять, то кому тогда довериться Гермионе? Она не планировала становиться одной из тех, кто обсуждает парней или девушек в коридорах Хогвартса, но наивно рассчитывала на советы. Единственный совет, который Джинни могла дать — это бежать как можно быстрее.

И Гермиона рада бы. Вот только даже сейчас позвоночником ощущает присутствие Малфоя неподалеку и вспоминает его уверенные движения во время танца. За весь вечер у него была уйма возможностей поиздеваться и, исключая подтрунивания, он не воспользовался ни одной (хотя Грейнджер уверена, что её вальс — то еще зрелище для аристократа).

«Ты не выглядишь удовлетворенной своим выбором».

Возможно, Драко удается читать каждого человека как открытую книгу, и для него это ничего не значит, но Гермиону никто не мог прочитать, даже она сама. До вчерашнего дня. Ей не нравились посаженные словами слизеринца ростки сомнений, но бессмысленно врать, что она сама не осознавала того, что попросту шагает по протоптанной Гарри и Роном дорожке. Стоило отмахнуться от его слов, насколько правдивыми бы они ни были, как она делала и раньше, но в ситуации с Малфоем все было по-другому. Гермиона не знала что именно, но, возможно, сам факт того, что это Малфой.

Она пыталась защитить его. Пытается до сих пор: на поле для квиддича, на поле боя за его семью.

Она позволяла и позволяет ему те вольности, за которые, по-хорошему, следовало влепить затрещину. Мерлин, она согласилась пойти на бал вопреки здравому смыслу, а десять минут назад была готова поцеловать его при всех студентах.