Грейнджер ощутила липкий страх, на миг представив, что затея провалится и родители никогда не вспомнят её.

— И еще, — сдавленно бормочет, ненадолго отведя взгляд к окну, чтобы незаметно стереть со щеки слезы (предполагает, что Артур все же обратил внимание, но виду не подал). — Вы ведь хотите начинать сегодня, не так ли? Потому такая срочность?

Гермиона буквально несколько минут назад поняла, что вырывать её из Хогвартса в пятницу, когда на следующий же день все студенты могут свободно посетить Хогсмид, и, соответственно, Макгонагалл прекрасно знала о плановых прогулках. Хоть Гермиона и так не слишком напрягла себя предупреждением директора. В любом случае, ей показалось странным, что обсуждать столь важные вещи им пришлось вечером пятницы, когда как минимум Артур был измотан работой.

— Чем быстрее начнем курс, тем лучше.

— И долго он продлится?

— Мы не можем обещать, — Гермиона не видела, но была уверена, что мужчина напряженно взирает на её ссутуленные плечи. — Но не меньше месяца.

— Могу я пойти с вами? — наконец оглядывается на мужчину и, словив его непонимающий взгляд, уточняет: — Домой. Чтобы добавить эликсир…

— Да, конечно, — он перебивает, не дослушав до конца, поскольку после слова «дом» голос девушки вновь начинает дрожать.

Гермиона понимала, что идея была паршивой. Будет удачей, если после сегодняшнего дня она не шлепнется в обморок. А даже если и так, гриффиндорка надеялась лишь на то, что случится это уже в Хогвартсе.

***

Пространство сжималось вокруг девушки. Коридоры вдруг начали казаться такими узкими, что, передвигайся Гермиона немного медленнее, сознание непременно подкинуло бы совершенно невероятную мысль, что стены раздавят её, как комара.

Но она не медлила. Впервые за весь день появилось столько сил. И девушка пользовалась ими, со всех ног несясь в сторону Башни старост.

Уже давно перестала следить за дыханием, а потому легкие прилично жгло, но она не могла остановиться. В горле стоял ком таких размеров, что чудом казался тот факт, что Грейнджер не упала навзничь в приступе кашля. Чудом также было то, что она до сих пор не впечаталась в поворот — глаза застилала пелена слез.

Впрочем, и на слезы гриффиндорка обращала мало внимания.

Гермионе казалось, что она попала в ловушку. Ловушку из собственного страха, неуверенности. Прошлого. Организму требовался свежий воздух. Но Грейнджер была на улице около десяти минут назад — бежала от Хогсмида до Хогвартса. Однако казалось, что и за пределами замка она задыхается.

Перед глазами все еще мелькали картинки темного, какого-то слишком холодного дома. Её дома. Но в нем словно не было жизни.

Видит себя будто со стороны: напряженно переминающуюся с пятки на носок девушку, стоящую на пустой кухне, освещенной слабым светом палочек, пока двое целителей из Мунго рыскают в поисках продуктов, которые можно использовать как «сосуд» для зелья. Видит, как смешивается до этого жидкий эликсир с густым джемом и перенимает его текстуру, будто прячась в еде.

Видит, как жалко выглядит со стороны.

Из уст Гермионы вырывает жалобный всхлип, когда, ненадолго остановившись посреди темного коридора школы, зажмуривается. Но картинка никуда не пропадает. Словно образ запечатлелся на сетчатке и, даже закрыв глаза, все равно продолжаешь видеть его.

Её дом.

Девушка чувствовала, что задыхается. Паника сжимала в своих тисках, не желая расставаться с легкой жертвой.

Стоя там, на кухне своего дома, Гермиона четко осознавала, что в комнате на втором этаже спят её родители. Ничего не подозревающие мама и папа, на кухне которых орудует несколько целителей, а еще двое волшебников (их дочь и Артур Уизли) смиренно наблюдают за их работой. Даже тот факт, что в собственное жилье пришлось пробираться ночью, как какому-то преступнику, ранил.

Пришлось воспользоваться алохоморой. Этот факт больно ударил по сознанию девушки. Она вдруг поняла, что понятия не имеет, куда подевала свои ключи. Они могли быть в зачарованной сумке или в Норе (хотя Гермиона не помнила, чтобы находила их, когда собирала вещи в Хогвартс). И тот факт, что ключи могли быть потеряны, выбил почву из-под ног гриффиндорки. Словно из её рук выскальзывали последние связующие нити. Её и родителей.

Гермиона чувствовала, как ускользает из их жизни. Окончательно и бесповоротно.

Конечно, отец и мать и так ничего не помнили, но воочию убедиться в том, что в доме от неё не осталось и следа, было больно. Нестерпимо больно. Так больно, что Грейнджер оказалась не готова к этому.

Но пришлось играть. Делать вид, что все под контролем, чтобы Артур отпустил её в Хогвартс и не настоял ночевке в Норе. Если бы он знал, что Гермиона даст деру из Хогсмида сразу, как только аппарирует туда, и будет бежать, задыхаясь от накатывающей истерики, то, вероятно, не позволил бы гриффиндорке вернуться в школу. Возможно, в этом случае она бы сидела в Норе, укутанная в плед, с кружкой какао от миссис Уизли. Возможно, стоило остаться.

Однако она не могла позволить себе плакать при ком-то. А слезы отказывались подчиняться. Поэтому Гермиона быстро попрощалась с мистером Уизли и сразу трансгрессировала.

Тошнота подкатила к горлу после перемещения, но девушка так быстро сорвалась с места, что организм, кажется, сам оказался в шоке. Очередной удачей стало то, что её не вырвало.

И все же избавиться от отвратительного ощущения безнадеги не удавалось. Гермионе казалось, что следом гонится ужасное чудовище и, если она остановится, то умрет. Возможно, это было её прошлое. А, быть может, настоящее.

Но остановиться все же пришлось, потому что легкие нестерпимо жгло. И вот сейчас, стоя посреди коридора, гриффиндорка боялась оглянуться. Да и, наверное, не смогла бы, потому что тщетно пыталась избавиться от воспоминаний о холодном доме, некогда наполненном уютом и теплом.

Она не могла поверить, что больше не является его частью. Кто знает, вдруг дом был все таким же комфортный, только для Гермионы там больше не было места? Вдруг само строение пыталось избавиться от неё, пугая своей мрачностью? Возможно, она действительно чужая там. Теперь.

Все это, должно быть, звучало глупо. В другой момент Грейнджер, скорее всего, и сама бы закатила глаза на подобные мысли. Но это был слишком сложный день, а она так устала.

До слуха донесся какой-то шорох в конце коридора. Вздрогнув, девушка едва не закричала, но обернуться и проверить не решилась, лишь втянула носом побольше воздуха и снова понеслась вперед.

Она поблагодарила всех богов за то, что проход в Башню скрывался за потайным ходом в стене, а не картиной. И представить страшно, что подумал бы изображенный на полотне человек, увидев Гермиону в таком ужасающем виде ночью.

В гостиной было темно. И, что самое ужасное, холодно.

По коже побежали мурашки, когда девушка неосознанно провела параллели со свои домом. Мерлин, нет.

Сердце билось так быстро, что грозило выпрыгнуть из груди, но Гермиона не знала было это из-за бега, или отвратительно липкого страха, все еще преследовавшего её.

Ноги отказывались удерживать тело на весу. Едва не свалившись около незажженного камина, девушке все же удалось доковылять до дивана. Сил посмотреть на часы не было, но Гермиона подозревало, что время позднее. По крайней мере, отбой уже был. А потому стоило подняться к себе в комнату и не шуметь. Не привлекать внимания лишний раз.

Возможно, ей стоило отправиться в выручай-комнату, но страх увидеть внутри собственный дом, таким, каким Грейнджер его помнит, оказался сильнее. Тогда она, должно быть, просто умерла бы там. Сердце не выдержит.

Судорожный вздох срывается с губ. Гермиона с ужасом осознает, что истерика вовсе не исчезла — просто притупилась, позволив ей добраться до Башни. И сейчас накатывала с новой силой.

— Нет, — тихий шепот срывается с искусанных губ. — Возьми себя в руки.

Она попыталась отвлечься. Сосредоточиться на том, что, например, так и не выяснила, был ли Перси дома и не поговорила с ним. Или что до сих пор не изучила набросок правил для бала, а ведь завтра (или уже сегодня?) собрание префектов. Но чувство вины притупилось. Гермиона ощущала лишь раздирающую изнутри боль.