Ему приходится приложить немало усилий, прежде всего для того, чтобы игнорировать тесноту в брюках, и поменяться с девчонкой местами. Она оказывается под ним, и, господизачто, выглядит слишком соблазнительно в этом положении.

— Без лишних движений, Грейнджер, иначе мне придется применить иммобилус*.

Грудь девушки быстро вздымается и опускается, а Малфой чувствует себя наркоманом, который нуждается в дозе. Даже во мраке ночи ему удается разглядеть, как припухли от поцелуев её губы. И, если бы она не отвлекла его минутой ранее от своей шеи фееричным падением на диван, он мог поклясться, что завтра утром девчонка обнаружила бы на своей шее отметины.

Она приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но слизеринец резко подрывается с места, чем явно ошарашивает Гермиону.

Нет, если он сейчас услышит её хриплый, возбужденный голос, всему придет конец. Выдержке придет конец.

Драко хотел бы что-то сказать, да слова застревают в горле. Каждая секунда в гостиной кажется игрой с огнем.

А потому он сбегает. Как трус. Трус и идиот. Зато благородный.

Малфой плюет себе этим словом в лицо, с такой скоростью взбираясь по ступенькам в свою комнату, что кажется удивительным, как не приземляется на одной из неосвещенных ступенек.

Накладывает на комнату заглушку и запирающее, словно девушка могла бы подняться сюда. Его угроза, на самом деле, была пустым звуком, потому что палочка все это время находилась в комнате и даже при большом желании он не смог бы применить заклинание на Гермионе.

Его дыхание не восстанавливается даже в тот момент, когда опускается на кровать и проводит за разглядыванием потолка около десяти минут.

Перед глазами все еще стоит лицо Грейнджер: сверкающие от желания и алкоголя глаза, ресницы, которые Малфой мог рассмотреть, когда девчонка смотрела на него снизу вверх, и припухшие губы. Из-за его поцелуев.

Он до сих пор ощущает покалывание в затылке от холодных пальцев гриффиндорки. И в штанах тоже все еще тесно.

Теперь-то Драко отчетливо понимает, что сегодня ночью ему также не удастся нормально поспать.

Комментарий к Глава 11.

Иммобилус - одно из замораживающих заклинаний, парализующее объект.

========== Глава 12. ==========

Перед глазами проносились яркие картинки, которые, впрочем, были слишком обрывочные, чтобы удавалось сосредоточиться на каждой более трех секунд: Джинни, тянущая Гермиону за руку к дивану; падающий рядом Симус со стаканом сливочного пива, отчего оно едва не разливается на девушек; Джинни машет кому-то за спиной Грейнджер и через мгновение на соседнее кресло опускается Гарри — он тоже держит в руках напиток с густой пеной; Дин Томас пытается уговорить Гермиону потанцевать, его беззаботное лицо вынуждает согласиться, девушка даже получает удовольствие от совершенно идиотского танца под какую-то неизвестную песню, которую напевает Симус; с пересохшим ртом Гермиона возвращается на опустевший диван (Джинни уже тащит недовольного Гарри танцевать), и делает несколько глотков из стакана, сливочное пиво тогда показалось на удивление горьковатым, хотя гриффиндорка была уверена, что напиток всегда имел сладковатый вкус. Кажется, стакан принадлежал Гарри.

Эта картинка пробуждает что-то в сознании Грейнджер, дает какой-то толчок. Девушка тут же открывает глаза, за секунду избавившись от сонливости, словно и не спала вовсе.

А картинки даже не думают останавливаться: подозрительно веселое настроение Гермионы; удивление Джинни, которая в какой-то момент утащила подругу в сторону и поинтересовалась, что Грейнджер выпила. С замиранием сердца вспоминает, как исказилось от шока лицо Уизли, когда Гермиона указала на почти пустой стакан сливочного пива в своих руках, который Гарри точно оставлял практически нетронутым.

Из горла рвется вздох ужаса, когда Гермиона вспоминает, как Джинни призналась, что добавила в стакан огневиски, которое предназначалось Поттеру. Но приходится подавить его, поскольку вместе с попыткой втянуть воздух живот скручивает спазмом. Она стонет, пошевелившись всего на несколько сантиметров, и голову пронзает дикая боль.

Во сколько вернулась в Башню? Постойте.

Даже слабое движение глаз приносит нестерпимую пульсацию в висках, но Гермиона все равно оглядывает комнату. Свою комнату.

С ужасом осознает, что не помнит, как оказалась здесь.

— Может, тебе лучше остаться? — Джинни придерживает подругу за предплечье, когда Гермиона уже толкает портрет со стороны гостиной.

Мерлин, да! Ей нужно было остаться.

Какого черта вообще поперлась обратно в Башню старост?

Гермиона прокручивает вчерашнюю дорогу по коридорам, которая кажется бесконечной, и непроизвольно ерзает на кровати — спазмы в животе не прекращаются. Это и становится ошибкой, потому что в следующую секунду она задевает кого-то ногой и прежде, чем успевает распознать этого «кого-то», непроизвольно дергается.

Режущая боль в голове усиливается, когда затылок девушки со стуком ударяется о пол. Повезло же за пределы ковра вылететь.

Удар вынуждает сморщиться, но Гермионе не удается сосредоточиться на боли, потому что нечто другое привлекает обращает на себя внимание.

Подрывается на ноги, качаясь при этом как корабль в шторм, и мчится к ведущей в ванную комнату двери. Мельком замечает лежащего на кровати Живоглота, который с удивлением рассматривает хозяйку. Видимо, его-то она и стукнула ногой. В любом случае, думать об этом некогда.

Гермиона едва не впечатывается в душевую кабинку, когда пробегает дальше. Дополнительным источником боли становятся коленки — падает на пол, и едва успевает сжать распущенные волосы одной рукой, прежде чем её рвет в унитаз. Девушка задыхается, а на глаза наворачиваются слезы. Зато спазмы в животе утихают, когда желудок прочищается.

Ноги отказываются слушаться, потому Грейнджер еще некоторое время сидит на полу, терпит отвратительно кислый привкус во рту и чувствует себя униженной. Мерлин, ей стоило остановиться пить в тот момент, когда мозг сообразил, что вкус сливочного пива слишком необычный. Гарри, должно быть, понял это сразу, а потому идея Джинни слегка напоить своего парня закончилась провалом. Зато напоить Гермиону удалось легко.

В ушах продолжает гудеть, когда гриффиндорка поднимается на ноги. Нетвердой походкой добирается до раковины и умывается, прополоскав рот не меньше четырех раз. Стоило бы почистить зубы и Грейнджер обещает так и поступить, но только после того, как сделает что-то с болью в голове.

Обезболивающие зелья закончились, но должны были остаться маггловские таблетки. Гермиона надеется, что их срок годности еще не истек, иначе ей лучше просто лечь и умереть.

Медленно девушка возвращается в свою комнату, начиная шариться в поисках сумки. Где эта чертова вещь? Приходится напрячься и вновь вернуться мыслями во вчерашний день. Кажется, сумка была на плече, когда Гермиона возвращалась в Башню. Вспоминает, как бормотала пароль и пересекла потайной ход. Темнота… Да, она уверена, что в гостиной не горели свечи. Тело вдруг покрывается мурашками и приятное тепло разбегается от макушки до пят (первое приятное ощущение с момента пробуждения), но гриффиндорке не сразу удается разобраться со столь неожиданной реакцией организма.

Кажется, горел камин? Хоть Гермиона и плохо помнит исходящий от него свет, словно все помещение было погружено во тьму, но уверена, что в гостиной было тепло. Нет, постойте, даже слишком…

Непроизвольно зарывается пальцами в волосы, по привычке намереваясь собрать непослушные локоны в хвост. И вдруг…

Пальцы Малфоя на её затылке.

Гермиона судорожно хватает воздух ртом, когда воспоминания начинают всплывать против воли. Её руки на груди слизеринца. Её собственные руки! А потом на шее, затылке, в волосах, под рубашкой, около ключицы…

Ноги перестают держать одеревеневшее тело. Грейнджер пошатывается, но вовремя хватается за стену, чтобы не свалиться на пол.

Губы начинают неистово гореть, словно пылают в огне. Но она уверена, что выглядела совершенно обычно (не считая бледности, что легко можно было списать на тошноту) минуту назад, когда смотрела в зеркало над раковиной. Её губы… Гермиона решила бы, что сошла с ума, если бы была способна здраво рассуждать, потому что ощущение укусов Драко на губах настолько реальное, что, закрыв глаза, можно было бы…