— Я собиралась поговорить с префектами по поводу бала… — начала она, желая перевести тему на что-то более полезное, и взглядом принялась выискивать Парвати Патил, которая была префектом Гриффиндора вместе с Дином, но была жестко прервана Джинни, которая, обхватив лицо подруги ладонями, повернула голову её голову в свою сторону.
— Прекрати думать, Гермиона Грейнджер, и насладись вечером! — строго приказала Уизли, но в уголках её губ заиграла озорная улыбка.
— Я не собираюсь «наслаждаться вечером», если под этим подразумевается поглощение огневиски в немыслимых количествах! — возмутила Гермиона, упрямо складывая руки на груди.
Джинни в ответ лишь фыркнула, беззлобно закатив глаза, и окинула Грейнджер таким взглядом, что та сразу поняла — теперь уж точно не осталось ни единого шанса заняться разработкой последней части плана.
Гермиона обречена.
***
Драко с нескрываемым наслаждением падает на диван, закидывает руки за голову, ноги скрестив на подлокотнике. От камина исходит приятное тепло и парень прикрывает глаза, расслабляясь.
Чувствует себя слишком комфортно для человека, который буквально позавчера ночью изнывал от боли из-за чертовой трансгрессии, пока не выпил обезболивающее зелье. Волей-неволей в голову всплывает малоприятный разговор с директором школы, которая решила испортить субботнее утро известием о том, что в следующий раз Драко следует серьезнее относиться к своим обязанностям старосты.
— О чем вы? — переспросил он тогда.
— О том, что сдавать график дежурств за несколько дней до конца недели — крайняя степень безответственности! — возмутилась Макгонагалл.
Тогда-то до Малфоя и дошло, что он должен был еще в начале недели составить и сдать график на следующую. Грейнджер, кажется, упоминала об этом, но мозг сам отметил информацию как незначительную и задвинул на задворки сознания. До него также дошло, что, соответственно, сдать график он никаких не мог, а потому оставался только один человек, способный выполнить задание вместо него.
Чертова благородная гриффиндорка.
Драко хотел самолично трансгрессировать в сраную Нору и придушить её. Что за акция «Заставь Малфоя чувствовать себя обязанным»? Это было слишком для двух дней: в пятницу узнает, что именно благодаря усилиям Гермионы он находится в более-менее здоровом состоянии, в тот же день находит оставленные ею же зелья, а в субботу оказывается ошарашен новостью о том, что девчонка еще и выполнила его работу.
Тео и Блейз всерьез начали предлагать наведаться к мадам Помфри за успокоительным — Драко несколько раз сорвался на каких-то ребятах со Слизерина, не в состоянии угомонить раздражение. Короткого взгляда стало достаточно, чтобы Нотт и Забини оставили недовольного Малфоя в покое.
В тот же день, ближе к вечеру, когда ярость спала и прекратила застилать глаза, до него дошло, что календарь показывал девятнадцатое сентября.
Он провел в гостиной Слизерина несколько часов, отпугивая своим видом младшекурсников, и пытаясь решить, что, черт возьми, делать с этой информацией. У Грейнджер был день рождения, и как бы отвратительно для самого Драко это ни звучало, проигнорировать данный факт он не мог.
Теперь не мог.
Если бы только девчонка так настырно не лезла со своей помощью, парень, быть может, просто забил бы на её день рождения и не забивал голову лишний раз. Но чувство долга тяжким грузом давило на сердце. Малфой даже усмехнулся, подумав, что уже давно решил, что его сердце на подобные чувства не способно.
Он не мог посоветоваться с Пэнси или с другими слизеринками о том, какой подарок может понравиться девушке. Он также практически ничего не знал о предпочтениях Грейнджер, и впервые этот факт разозлил его. А потому Драко принял единственное верное на тот момент решение, которое казалось не сложным в реализации.
Ключевым был тот пункт плана, составленного мысленно второпях, когда Малфой выскальзывает из Хогвартса и добирается до Хогсмида. Сложность заключалась лишь в том, что к моменту побега грудь начала неприятно ныть и Драко наконец вспомнил о своем не полностью восстановившемся состоянии. Впрочем, не то чтобы он придал этому большое значение.
Слизеринец принял одно из оставленных Гермионой обезболивающих зелий, и, когда боль стихла, оставшаяся часть плана казалась очень легкой: беспрепятственно покинув школу, быстро добрался до Хогсмида и, сжав зубы, приготовился к боли, которая могла последовать после трансгрессии в его состоянии. Но боли не было. Правда, это был лишь вопрос времени, что Малфой в полной мере осознал позже.
Он аппарировал в Мэнор. Особняк все еще пустовал (не считая домовых эльфов, коим было приказано держать язык за зубами и не сообщать Нарциссе и Люциусу о том, зачем парень приходил), потому Драко предположил, что родители вернутся в понедельник — спустя ровно неделю пребывания во Франции. Они, естественно, сразу узнают о его посещении Мэнора — одна из привилегий родовой защиты особняка, но знать детали им было не обязательно.
Драко, привыкший к роскоши библиотеки дома, уже давно не обращал внимания на наличие здесь довольно редких экземпляров книг. Конечно, подобное старье могло (обязано было!) заинтересовать Грейнджер. Сам парень не ощущал особого трепета, держа в руках какие-то раритетные рукописные блокноты или фолианты. Ему было все равно, новая книга или старая — главное, чтобы имелась необходимая информация. Но почему-то он был уверен, что гриффиндорка придерживалась противоположного мнения.
Драко не слишком хорошо понимал, почему рука потянулась к рукописи Барда Бидля. Показалось, что он когда-то слышал о том, что Грейнджер нравятся эти сказки, но вспомнить при каких обстоятельствах мог узнать данную информацию не удавалось. Блокнот выглядел старым, что лишь убедило Малфоя в правильности принятого решения. Чем более древний, тем лучше.
В тот вечер, после второй аппарации обратно в Хогсмид, Драко пришлось терпеть боль в груди несколько часов, чтобы принять обезболивающее зелье и Сон без сновидений перед самым отправлением в кровать. Он отправил филина Грейнджер и, испортив четыре листочка пергамента, остановился на самой банальной фразе, которая, впрочем, лучше всего подошла для поздравления — без лишних слов, коротко и понятно.
Он смутно помнил, как прошла первая половина воскресенья. Боль, к счастью, утихла к тому моменту, как действие зелья прекратилось, и Малфой смог посвятить себя домашнему заданию. Ему все еще нужно было закончить доклад для Бинса, который они с Грейнджер так и не закончили в прошлый раз.
Признаться, Драко думал, что это станет одним из самых скучных выходных. Ровно до того момента, как в гостиную ворвалась Грейнджер. Он уловил её присутствие сразу же, как каблуки туфель негромко стукнули о пол, но успешно сделал вид, что ничего не заметил.
Их небольшая перепалка зарядила Малфоя энергией. Даже то, как девчонка шарахалась от него, на самом деле было забавно, хоть парень и удивился. Он прекрасно видел, как нервно Грейнджер проводила языком по своим губам и, казалось, вовсе не замечала этого. Как не замечала и того, что в моменты тишины пялилась на губы Малфоя.
Хотя было бы ложью сказать, что она не взбесила его, когда заявила о своем намерении вернуть подарок обратно. Не для этого он терпел боль в груди после трансгрессии, чтобы рукопись снова оказалась в библиотеке Малфой-Мэнора. Естественно, парень был не намерен принимать блокнот обратно. Для него он представлял малую ценность, а вот не заметить, как блестели глаза Грейнджер, стоило ей начать причитать о значимости рукописи, смог бы только слепой. Драко лишь надеялся, что родители не заметят пропажи и ему не придется придумывать какую-то нелепую историю. Впрочем, даже это не слишком волновало его.
И вот сейчас, блаженно раскинувшись на диване в гостиной Башни старост, Малфой мог расслабиться и постараться забыть свой очередной невероятно сложный день. Он ненавидел понедельники. Мало того, что полночи ворочался, борясь с желанием ворваться в комнату гриффиндорки и сделать что-нибудь гаденькое, чтобы вывести её из себя в отместку за то, что вылетело из наглого девичьего рта, так еще и Пэнси большую часть дня пыталась промыть парню мозги относительно бала. Он не хотел принимать никакого участия в организации этого детского карнавала.