Однако не воспользоваться возможностью — грех.

Садится на пол, облокачиваясь спиной на прохладную стену. Блокнот опускает на согнутые в коленях ноги и, открывая первую страницу, взглядом медленно скользит по строкам.

Старается запомнить все детали почерка Барда Бидля так же досконально, как сделала это с запиской Драко. Впитывает в себя каждое слово, каждое зачеркнутое предложение и вынесенные на поля заметки.

Гермиона приходит в себя только когда первые лучи солнца пробиваются в комнату. С ужасом осознает, что за все это время не изучила и половины рукописи — некоторые фрагменты текста плохо сохранились и пришлось покорпеть, чтобы разобрать написанное. Она также обнаружила, что как минимум одна сказка не вошла в изданный сборник, и истинное гриффиндорское любопытство не позволило перевернуть страницу, пока сюжет не отпечатался в мозгу.

Ей придется вернуть не изученную до конца рукопись. Сердце больно кольнуло от этой мысли. Но Гермиона твердо решила, что не может оставить себе такой подарок. И дело было не только в дарителе — Грейнджер не хотела чувствовать себя обязанной. Ценность блокнота превышала всевозможные рамки.

Тихо спрятав рукопись в сумку, с которой, собственно, и приехала, девушка поплелась обратно к кровати. В её руке все еще была зажата записка, которая изрядно помялась, когда Гермиона пыталась спрятать её в карман незаметно для Джинни.

Забравшись под одеяло, Грейнджер позволяет себе еще раз развернуть пергамент и пробежаться взглядом по тексту. Приходится поднести листок к самому лицу, чтобы при таком плохом освещении что-то разглядеть (в чем было мало надобности, ведь она действительно заучила каждую деталь). И на секунду ей кажется…

Мерлин, нет.

Около десяти раз на бешенной скорости в голове звучат просьбы здравого смысла убрать пергамент подальше. И десять раз сердце, вмиг начавшее разрывать ударами грудную клетку, оказывается громче.

Гермиона подносит записку к носу.

Пергамент пахнет Малфоем.

Она хочет убить себя за то, что различает его аромат на проклятом листке. И за то, что так глубоко вдыхает ту свежесть, которая всегда исходит от слизеринца.

Гриффиндорка устала считать, сколько раз с момента возвращения в Хогвартс приписывала себя в ряды сумасшедших. Но она делает это снова, поворачиваясь спиной к Джинни и зарываясь носом в подушку, под которой прячет ладонь с зажатой в ней запиской.

Ей нужно поспать. Да, определенно. Иначе завтра трансгрессия точно закончится рвотой и головокружением.

Именно по этой причине Гермиона позволяет себе задействовать всю фантазию и представить, что подушка пропитывается тем ароматом зимы, исходящим от спрятанного под ней пергамента. И, вдыхая знакомый запах, который почему-то кажется таким далеким, словно из глубокого прошлого, но слишком знакомым, чтобы так легко забыть, чувствует, как мир вокруг постепенно растворяется.

***

После аппарации Гермиона, как и предполагала, чувствовала себя просто отвратительно. Слава Мерлину её не вырвало около ближайшего здания в Хогсмиде, но до самой Башни старост желудок беспощадно издевался над хозяйкой. Джинни пришлось сопроводить подругу до пятого этажа, где Гермиона заверила её в том, что самостоятельно справится с оставшейся дорогой, и отправила Уизли к Гарри, которому также пришлось стать сопровождающим, только уже Рона — его тоже нещадно потрепало во время перемещения. Только, как предполагала Грейнджер, в его случае причиной был слишком плотный завтрак.

Она плохо помнила, как добиралась до комнаты, но, как только оказалась около кровати, забралась под одеяло, и погрузилась в сон сразу же, как почувствовала тяжесть Живоглота рядом с собой. От кота исходило тепло, и Грейнджер, которая почему-то дико замерзла, хотя погода наоборот располагала, расслабилась.

К счастью, снов не было. Пришлось бы тяжко еще и с кошмарами бороться.

За окном уже заходило солнце, когда Гермиона проснулась. Мысленно прикинула, что проспала около четырех часов, что, по меркам девушки, для дневного сна было слишком много.

Тошнота, благо, прошла. Да и в принципе самочувствие улучшилось. Обрадованная тем, что во вмешательстве мадам Помфри нет нужды, гриффиндорка довольно бодро подорвалась с кровати. С удивлением обнаружила, что спать улеглась в той же одежде, что и аппарировала из Норы. Однако быстро вспомнила свое состояние по возвращении в Башню и простила себе такую погрешность.

Быстро переодевшись, Гермиона решила провести несколько часов в библиотеке — часть её домашнего задания не была завершена. Вообще-то, подобное было совершенно не в духе Грейнджер. Она планировала закончить с делами до отъезда в Нору, но неожиданно в четверг навалилось дополнительное дельце, не терпящее отлагательств. Гермионе пришлось в экстренном порядке составлять график дежурств за Малфоя, который лежал в бессознательном состоянии в больничном крыле.

В библиотеке девушка, помимо доклада по нумерологии, успела также лично для себя составить план подготовки к балу, куда входила беседа со студентами из Хаффлпаффа, о которых говорила Пэнси (этот пункт был отмечен красными чернилами), и второй план (хотя это был скорее набросок), продублированный на восьми пергаментах уже для каждого из префектов.

Гермиона решила, что больше ни за что не позволит мыслям о Малфое затмить разум и заставить забыть об обязанностях Главной старосты. И пусть потраченное на гневное бурчание время все же относилось к запретной теперь категории «мысли о Драко», Грейнджер позволила себе мысленно врезать слизеринцу по самодовольной роже. О его родителях и Розье в это время предпочла не думать. В конце концов, так недолго и с ума сойти.

Она не планировала отказываться от своей злости на Малфоя только из-за того, что впуталась в безумную историю «спаси бывших Пожирателей».

Когда с планами было покончено, Гермиона еще несколько раз пробежала взглядом по строчкам своего доклада и, не обнаружив ошибок, со спокойной душой свернула пергаменты и спрятала их в сумку. Она хотела как можно скорее вернуться в Башню, чтобы провести какое-то время за изучением блокнота Барда Бидля, поскольку, судя по закрывающейся библиотеке, время было позднее, а потому Гермиона надеялась не встретиться с Малфоем до завтрашнего дня. А это значило, что сегодняшней ночью её внимание всецело принадлежит драгоценной рукописи пятнадцатого века.

Гриффиндорка считала шаги, возвращаясь в Башню, лишь бы занять чем-то голову. Сегодня утром она с сожалением обнаружила, что любая свободная минута заставляла мысленно возвращаться к рассказу Перси. Ей совершенно не хотелось думать обо всем этом снова. Новой информации не будет еще какое-то время, и Гермиона не могла предположить, сколько именно, а потому все попытки изнасиловать собственный мозг приведут лишь к головной боли. Она пообещала себе изложить все догадки на пергаменте (который, впрочем, практически сразу придется сжечь, чтобы, не дай Мерлин, никто не смог его найти), поскольку так было легче собрать мысли в голове. Но пока она хотела только отдохнуть от размышлений.

Гермиона не сдерживает шумного вздоха, когда глаза слепит яркий свет. В коридоре царил привычный полумрак, но, ступив через потайной ход, неожиданно попадает в слишком ярко освещенную комнату. Вечерами в гостиной зачастую не горят свечи, обычно достаточно камина (а, быть может, она просто не спускалась сюда в такое время раньше), но сейчас в комнате будто зажгли все свечи, что у них вообще имелись.

Растерявшись, девушка не сразу замечает развалившегося в кресле Драко. Он повернут к ней спиной, но Грейнджер все равно без труда удается узнать книгу в руках слизеринца. Пособие по защите от темных искусств. То самое, что уже отбирала у наглого парня, потому что это подарок Перси, а она не была уверена, что Малфой как следует обращается с книгами. Да и вообще… С чего это ему трогать её вещи?!

Однако в любой другой день Гермиона, вероятно, просто с закатыванием глаз прошла мимо, махнув рукой на попытки избавить свою собственность от нахальности Драко, но это было бы «в любой другой день».