Гермиона сомневалась, что так же хорошо обстоят дела с Люциусом, но Драко любит мать. Если бы у гриффиндорки… Если бы была хоть малейшая вероятность того, что её родители могут погибнуть и кто-то скрыл эту информацию, она сама кинула бы аваду в этого человека. В ситуации Малфоев такая вероятность была крайней большой. И Гермиона умолчала.

Девушка переворачивается на другой бок, пряча руки под подушкой, и зарывается в неё лицом.

Она больше не знает, что делать.

Хотя не то чтобы до этого был какой-то четкий план… Но теперь Гермиона в полной растерянности. Ей нужен Малфой. Сейчас. Чтобы Грейнджер знала, что может выкинуть эти проклятые мысли из головы, чтобы могла уснуть перед важным днем, чтобы просто… почувствовать землю под ногами. Она хочет знать, что её кто-то прикрывает.

Но ни Драко, ни возможности его отыскать у гриффиндорки не было.

Малфой пришел ближе к четырем утра. Она знала об этом, потому что не спала.

В соседней комнате включился душ, и Грейнджер слушала шум воды, размышляя о том, что вот, этот слизеринец, прямо за стеной, однако ворваться к нему в комнату она не может. Повезет, если Драко просто вышвырнет её за дверь. Гермиона больше не хотела слушать его… он даже не кричал! Мерлин, Малфой и голос-то не повысил, но выглядел куда более обозленным, чем когда-либо.

Пламя в его глазах, сменившееся ледяным безразличием, ранило сильнее проклятий. И Грейнджер ненавидела себя за это. И его тоже. Ненавидела, но прижимала к себе вторую подушку, представляя на месте холодной ткани, набитой перьями, теплое тело.

Вода затихла, а после раздался негромкий хлопок двери. Но Гермиона все равно услышала его, поскольку только и делала, что прислушивалась, будто таким образом могла заставить Малфоя сменить направление и возникнуть в её комнате.

Разумеется, он не зашел.

Сегодня ей снова было страшно засыпать.

***

Все вышло из-под контроля.

Гермиона поняла это, когда, впервые за столько времени взяв в руки Пророк, устремила взгляд сначала на слизеринский стол напротив, где не обнаружила ни одного из двух хорошо знакомых представителей этого факультета, а потом на первую полосу газеты.

Взгляд скользнул по строкам скитеровских статей на странице, на мгновение задержался на статье о недавнем мероприятии Пожирателей, в результате которого Св.Мунго получили щедрое пожертвование. Но какая из семей расщедрилась, Гермиона узнать не успела. Сразу под читаемой ею статьей огромными буквами выделялся заголовок следующей:

«ПОМЕСТЬЕ В ОГНЕ. ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ЧЕТЫ ПАРКИНСОНОВ».

Ладони Грейнджер впились в газетные страницы, нещадно сминая бумагу, пока она жадно проглатывала каждое напечатанное слово.

Не может быть…

Но нет, вот оно — самое что ни на есть реальное подтверждение. Скитер, какой бы мастерицей в перекручивании фактов ни являлась, не способна придумать нечто настолько масштабное.

«Они не сделают из моих родителей…»

Грейнджер так резко хватает ртом воздух, что сидящий неподалеку Невилл вздрагивает, покосившись на неё. Безумная догадка разворачивается в голове Гермионы, приобретая смысл. Нет, нет…

Она снова устремляет взгляд вперед, но Малфоя и Пэнси по-прежнему нет. Мерлин, как же так? Почему именно сейчас все навалилось?

— Почему именно в этот момент? — в отчаянии шепчет девушка, и с горечью осознает, что подходящий момент не наступил бы никогда.

Её руки нещадно дрожат. Гермиона вцепляется в газету, скрывая предательскую реакцию организма. Взгляд мечется по поверхности стола, она начинает пересчитывать количество пустых тарелок, но счет перебивает другой голос, раз за разом повторяющий название проклятой статьи.

Восемь… Девять…

Поместье в огне.

Двенадцать… Тринадцать…

Трагическая смерть четы Паркинсонов.

Пятнадцать… Шестнадцать…

И прежде, чем фраза воспроизведется вновь, Гермиона вскакивает с места.

Пусть Малфой считает, что она заинтересовалась делом лишь ради Министерства. Он знает лишь то, о чем осведомлена Пэнси, да и, судя по отсутствию упреков за оборотное зелье, в курсе не обо всем. Пусть думает, что Грейнджер помогает кому-то из «министерских крыс», но она не может просто сидеть и… Или может? Должна ли?

Девушка сжимает края школьной юбки.

Что ей делать? Продолжать лезть туда, куда не просят? Помогать, несмотря ни на что?

«Я не вожусь с грязнокровками».

Гермиона трясет головой и мычит сквозь сжатые губы, прогоняя настойчивый грубый малфоевский голос из головы.

Что же ей делать?

Пэнси.

Да, точно. Для начала нужно поговорить с Паркинсон. Этим она и займется, а потом… Потом отправится к родителям, спрячется под мантией-невидимкой и сделает всё, что задумала. И только после этого… Тогда она, возможно, придумает что-то еще.

Шаг за шагом.

Пэнси и родители. Именно так. Она решит эти два вопроса и задумается о Малфое, Нотте, остальных Пожирателях, и Перси.

— Шаг за шагом, — бормочет гриффиндорка, перекидывая ноги через скамью и отбрасывая лишние мысли из головы.

Сейчас только Пэнси.

Она уже приближается к выходу из Большого зала, когда рвущаяся вперед Джинни влетает в неё чуть ли не со всей скорости. Обе девушки инстинктивно хватаются друг за друга, удерживаясь от падения, и обмениваются ошарашенными взглядами.

Сердце Гермионы вылетает из груди от испуга, а ладони крепко сжимают плечи подруги, потому что Грейнджер знает — отнимет их и Уизли сразу догадается, что с ней что-то не так.

— Мерлин, Гермиона, прости! — рыжеволосая и сама выглядит напуганной, а застывшие за её спиной Гарри и Рон, которых до этого момента Гермиона не замечала, выглядят так, словно Джинни только что зарядила Грейнджер по лицу.

Уизли первая отпускает подругу, а Гермиона торопится спрятать трясущиеся руки за спиной. Её волосы, должно быть, находятся в жутком беспорядке, но гриффиндорка опасается даже пробовать собрать их в некое подобие прически. Она даже не помнит, как собиралась — что ночь, что утро смешались в одно пятно. Помнит лишь, как рассветные лучи солнца проникли в комнату и в душе включилась вода. Она не знала, спал ли Малфой, но если спал, то не больше трех часов.

Но она второй раз слушала, как капли бьются о стены и пол душевой кабины и прятала лицо в подушке.

Пузырек с принесенным Пэнси зельем Сна без сновидений переливался на письменном столе, но Гермиона даже не взглянула в его сторону.

— Все в порядке, я собиралась… — Грейнджер кивает на выход из Большого зала, но Джинни уже подхватывает её под руку и тащит обратно к гриффиндорскому столу.

— Ты видела себя в зеркале? — ахает она, изучая лицо Гермионы. — Ощущение, что сейчас в обморок хлопнешься!

***

Это были самые длинные и изматывающие уроки за все семь лет обучения в Хогвартсе. Ни разу Грейнджер не было так нестерпимо сидеть в кабинете, дрожа от холода подземелий, и слушать невеселое бормотание профессора Снейпа, перемежающееся с едкими подколками в сторону студентов.

Угол пергамента с конспектом (стоит поблагодарить привычку записывать каждое слово за преподавателем, ведь теперь гриффиндорка делает это на автомате) усыпан мелкими точками — Гермиона и не заметила, как постукивала пером по листу. Благо, Снейп тоже на это внимания не обратил, иначе потеря баллов за «лишний шум» гарантирована.

Пэнси и Драко сидели за соседним рядом, заняв передние парты, отчего их опущенные затылки мельтешили перед глазами девушки все сорок с лишним минут.

Ни Малфой, ни Паркинсон за эти сорок минут ни разу не обернулись. Ни одного взгляда…

А вот свой от светловолосой макушки Гермиона оторвать не могла.

Обернись.

Её отчание практически смешило. Как можно быть такой идиоткой? Что бы там Драко на самом деле ни думал и какой бы уверенной Гермиона ни была в том, что его слова — не больше чем выброс злости, отсутствие желания беседовать с ней очевидно.

Он не обернулся.

Грейнджер не удивилась.

Когда Снейп произнес заветные слова прощания, студенты чуть из-за парт не повываливались от счастья. Малфой первым вылетел из кабинета под недовольный взгляд профессора, который в этот момент стоял рядом и оказался задет развевающейся на ходу мантией слизеринца.