Он задержался у маленького скелета – череп доходил Ксорве до плеча.

– Ирискаваал нажила себе врагов: таков удел сильных. В конце концов некоторые жители Эчентира утратили веру и предали ее.

Ксорве поежилась. Плохо, что они обсуждают такое рядом со статуей. Казалось, ее глаза приходят в движение.

– Трон Ирискаваал разбили на осколки, – сказал Сетенай. – Ее земную обитель разрушили, святилища осквернили. В отличие от нас, Ксорве, боги не могут умереть, но их могущество можно ограничить, и они способны страдать.

Глядя на статую, он сделал своего рода полужест, подняв руку к лицу. Совсем как Ксорве, которая порой начинала воспроизводить символ сомкнутых уст, забыв, что больше не обязана оказывать почтение Неназываемому.

– Страдания Ирискаваал были столь сильны, что она отвратила свой взгляд от мира, – продолжил Сетенай. – Но перед этим она навечно прокляла Эчентир. Единственного ее слова хватило, чтобы уничтожить весь этот мир. Все храмы. Все центры наук. Все их знания исчезли без следа.

Он поднес ладонь к нижней челюсти скелета маленькой змеи, смахнув пыль и обнажив кость.

– За свое предательство они заплатили сполна, – заключил он.

Ксорве никогда не видела его таким печальным. Было неясно, горюет ли он по Эчентиру, по их богине или же по исчезнувшим знаниям. В городе было еще более пыльно и жарко, но ее внезапно пробил озноб.

– Идемте, – сказала она, осмелившись дернуть Сетеная за рукав. – Следы ведут дальше.

Один урок Ксорве усвоила особенно хорошо: в конце концов привыкаешь ко всему. Пара часов в разрушенном городе – и ее уже не удивляли ни пыль, ни кости, ни громадные сооружения. Даже статуи Ирискаваал больше не тревожили ее. Даже горы, исчезавшие в небе, перестали пугать.

Следы вывели их по извилистому проходу к дверям огромного круглого здания. Под слоем пыли все еще можно было разглядеть, что его стены были некогда богато украшены: змеи в коронах и венках, змеи, устанавливающие подмостки, церемония сбрасывания кожи, сражения и победы. Здесь была запечатлена история целого мира. Ксорве начала понимать, почему Сетенай так молчалив.

– Некоторые люди никогда не меняются, – сказал он, подводя Ксорве к другому круглому проходу. – Где еще ей быть. Это Королевская библиотека Эчентира.

Внутри десятки полукруглых галерей возвышались в несколько ярусов над главным вестибюлем, где с легкостью поместился бы целый квартал Серого Крюка. Королевская библиотека, как и весь город, поражала своими размерами и была совершенно пустой. На полках не было ни единой книги, и Ксорве решила, что они обратились в прах, как и все остальное в Эчентире.

Они пересекли вестибюль. С потолка то и дело сыпалась пыль, и Ксорве подпрыгивала. Она чувствовала себя мышкой, которая бежит по полю, зная, что в небе над ней кружит ястреб.

– Все в порядке, – сказал Сетенай. К ее удивлению, он не понизил голос, и эхо начало отдаваться от сводов. Видимо, в планы Сетеная не входило застать Оранну врасплох. – Это место уцелело.

Они дошли до стеллажей, расположенных в дальнем конце вестибюля. Ксорве поняла, что ошиблась: большинство из полок были забиты узкими глиняными цилиндрами, закрепленными на стержнях. Цилиндры были испещрены надписями, но язык был столь непохож на ошаарский, тлаантотский или карсажийский, что не будь Ксорве уверена, что находится в библиотеке, она не назвала бы их письменами.

Цилиндры были размером с Ксорве. Когда она коснулась одного, он легко повернулся вокруг своей оси, как будто механизм недавно смазывали. На ощупь глина была шершавой, а пальцы обожгло холодом.

– Вообрази только, как все это выглядело, – сказал Сетенай. В его голосе на мгновение проскользнула тоскующая нотка. – Но я не понимаю, на что она рассчитывает. Я здесь уже бывал. Много лет тому назад я прочесал все здесь в поисках записей о Пентравессе, я не мог ничего упустить.

– Ты никогда не ошибаешься, Белтандрос? – раздался голос с верхнего балкона.

Ксорве надеялась, что у нее будет время подготовиться к встрече. Она не думала, что это Оранна застанет их врасплох.

Хранительница архивов склонилась, опершись на балюстраду. На ней были желтые одежды Дома Молчания, но она опустила капюшон и закатала рукава по локоть.

Она ничуть не изменилась за эти годы, но теперь Ксорве было с кем ее сравнивать. Мягкие черты лица, округлая фигура, – а стоило ей замереть, в ней появлялось неземное очарование, как у лебедя, плывущего вдали. Вблизи же ее взгляд и сардоническая усмешка служили напоминанием, что лебедь способен сломать руку.

Сетенай, конечно же, нисколько не удивился. Он рассмеялся.

– Я признаю свои ошибки не больше, чем ты. Нам подняться или ты спустишься?

– Я занята, – отрезала она. – Раз тебе нужно, ты и поднимайся.

– Я и забыл, как ты не любишь снисходить до моего уровня, – заметил он, указывая Ксорве в сторону прохода, который вел на верхний этаж.

Оранна разложила книги и бумаги на куске холста под одной из полок. Судя по количеству записей и набросков, она просидела в галерее довольно долго.

Оранна оглядела Ксорве с головы до пят, и теперь Ксорве была рада своему наряду, мечу и даже странной стрижке в стиле Синих Вепрей. Оранна не узнала ее.

– Это моя помощница, – сообщил Сетенай так, будто это все объясняло. – Я удивлен, что настоятельница тебя отпустила, – заметил он, прислонившись к балюстраде.

Оранна ничего не ответила. Она взяла в руки ближайший цилиндр и стала водить пальцем по символам, читая.

– Или же ты здесь самовольно, – добавил он. – Адепт Неназываемого в цитадели его старейшего врага.

– Санграй простит меня, когда я вернусь с Реликварием, – ответила Оранна, не поднимая глаз. – И это место уже давно перестало быть чьей-то цитаделью.

Поджав губы под клыками, она повернула цилиндр, словно в поисках чего-то.

– Рискуешь вызвать гнев Неназываемого ради мифа? – спросил Сетенай. Он опустился на колени над холстом, разглядывая рисунки.

– Ты прекрасно знаешь, что Реликварий существует, – ответила она. – Целый и невредимый, если помнишь.

– Ну, здесь его точно нет, – сказал Сетенай.

– Потому что ты не смог его отыскать? – парировала Оранна. Она по-прежнему не отрывала взгляда от цилиндра, но перестала его поворачивать. – Ясно.

– Если бы мое мнение тебя не интересовало, ты бы не стала мне писать, – сказал он.

Ксорве разрывалась между облегчением оттого, что Оранна ее не замечала, и смущением оттого, что оказалась свидетельницей происходящего. Она никогда не слышала, чтобы Сетенай разговаривал с кем-либо в подобном тоне – и чтобы кто-нибудь ему в таком же тоне отвечал.

Помолчав, Оранна заговорила снова:

– И почему бы ему не быть здесь? Ирискаваал была покровительницей Пентравесса, разве не так? Известно, что он посещал Эчентир незадолго до его разрушения. Часть моих источников говорит, что Реликварий был создан здесь.

– Даже если так, – сказал Сетенай. – С момента создания Реликварий не раз крали, перевозили и перепрятывали во множестве миров.

– Такова легенда, – ответила Оранна. – Но что, если мы ошибаемся? Я готова смиренно признать, что это возможно.

– Ерунда. Он бы не пережил катастрофу.

– Не понимаю почему, – сказала Оранна. – Ирискаваал вполне могла его пощадить.

– Эчентир она тоже могла пощадить, – сказал Сетенай.

– Эчентир предал ее, – возразила Оранна. – А Пентравесс был верен ей до самой смерти. Выслушай меня. Впервые о похищении Реликвария было сообщено более двенадцати веков назад, и это считалось правдой. Но я нашла новый источник того же времени, который намекает на то, что это вымысел.

– Неужели? – протянул Сетенай. Ксорве ощутила, что за его иронией скрывается интерес. Уши Сетеная дернулись, как у кошки.

– Это «Анналы Исшесса», – сказала она.

Сетенай нахмурился.

– «Анналы» отрывочны. Я читал фрагменты, и там нет ничего о…

– Ты читал не все, – сказала она. Она достала из кармана тонкий кожаный футляр и протянула его Сетенаю, хотя на самом деле отдавать не собиралась.