— Сходи подкрепись, Сакура, — сказал тем временем Орочимару. — У тебя голодный вид. — Сакура удивлённо вскинула брови. Интересно, в чем это выражается? У Орочимару что было ни высказывание, то непременно что-нибудь оригинальное.

— Спасибо, Орочимару-сама. Пойду. — На этом она откланялась и вышла из библиотеки. На улице уже совсем стемнело.

Перекусив традиционным перуанским супом из чечевицы, Сакура направилась в лабораторию, где застала Кабуто, Карин и Суйгецу. Суйгецу рассматривал под бинокулярным микроскопом какую-то ящерицу, сверяясь при этом с книгой, что указывало на определение им ее видовой принадлежности, Карин что-то записывала в журнале, а Кабуто проводил ревизию пойманных за сегодняшний день змей. Бросив в воздух общее приветствие, Сакура прошла к своему рабочему месту, которое находилось между местами отсутствующего Саске и Карин. Потихоньку закрутился ненавязчивый разговор о погоде, джунглях и пойманной добыче. Вопросов про статью никто пока не задавал.

— А вы всех змей заберёте с собой? — поинтересовалась Карин, переводя взгляд с Кабуто на Сакуру.

— Нет, всех — слишком жирно, — ответила Сакура. — Если какого-то вида собрано достаточно особей, то излишки мы просто отпускаем. Хотя, в идеале, стоило бы брать всех — никогда не знаешь, для каких будущих исследований они могут пригодиться, и какие получатся результаты. Но змеи слишком большие — не утащишь, плюс у них не такая огромная плодовитость, как, например, у насекомых, и можно нанести урон популяциям. Поэтому приходится отбирать лишь часть.

— Совершенно точно! — с улыбкой произнес Кабуто и посмотрел на Сакуру. Она вежливо кивнула ему головой, а внутри стало не по себе: всплыло его свалившееся как снег на голову предложение.

— Ясно, — с пониманием отозвалась Карин. От внимания Сакуры не укрылось, как они переглянулись с Суйгецу и слегка покраснели. Ей было приятно за этим наблюдать, но в голове постоянно сидел вопрос: когда же наконец вернется Саске?

Разобравшись с пойманным материалом в лаборатории, Сакура пошла к палаткам, как вдруг увидела горящий поблизости большой костёр. На расположенных вокруг него скамейках сидели Фуу и Каруи, рядом стоял Омои и при помощи фотоаппарата на штативе снимал какую-то девушку-индейца. Что это еще такое? Подойдя поближе, Сакура застыла — индейцем оказалась загримированная Таюя. Ее верхняя половина лица была выкрашена в красный цвет, узкая обтягивающая полоска ткани едва прикрывала средних размеров грудь, а нижняя часть тела опоясывалась юбкой-холстом. На шее висел целый набор бус из всевозможных растительных плодов, в руках она держала длинную палку-копье, а открытые участки тела украшали умеренно нанесённые красные штрихи. Весь этот маскарад был Таюе настолько к лицу, будто она и являлась самым настоящим индейцем. В нем она выглядела очень органично и эффектно. Сакура отметила про себя, что перестала болезненно воспринимать ее новшества и успехи, с тех пор как та отстала от Саске.

— Буэнос ночес! — поприветствовала Сакура собравшихся, подойдя к костру.

— Буэнос ночес! — раздались дружелюбные голоса перуанцев.

— О, Сакура! — оживилась Таюя. — Как тебе мой косплей индейца?

— Отлично! — она подняла вверх большой палец. — Даже приняла тебя за настоящего.

— Охренеть! — Таюя довольно усмехнулась и перевела слова Сакуры на испанский для своих перуанских друзей, отчего они с улыбками закивали головами.

— Я потом задам тебе пару вопросов, — Таюя многозначительно посмотрела на Сакуру.

— Да пожалуйста, — кивнула она головой, прекрасно понимая, о чем именно та хочет ее спросить.

— А сейчас время веселья! — снова разулыбалась Таюя. — Сакура, будешь с нами писко?

— Немного, — ответила Сакура, стараясь скрыть свой излишний ажиотаж по поводу этого предложения. Она вспомнила охватившую ее лёгкость после прошлого употребления этого напитка и поняла, что в конце такого волнительного дня пара стопок писко — то, что ей нужно!

Писко было открыто, и раздался звон рюмок, сопровождающийся радостным ликованием. Чувствуя, как напиток огнём разливается по телу, Сакура значительно расслабилась и ощутила на душе еще большее счастье: помимо того, что Саске описал в ее честь вид и скоро должен будет к ней приехать, она так хорошо и атмосферно проводит время с местными жителями этих фантастических мест, чувствуя себя их частью.

Таюя сказала что-то на испанском, после чего все закивали головами, комментируя ее реплику.

— Я говорю, Сакура, что, кажется, живу не в той стране! — перевела та для нее свои слова. — Нигде мне еще не было так хорошо, и нигде я не ощущала себя настолько в своей тарелке, — призналась Таюя.

— Угу, — Сакура кивнула с пониманием и некоторой грустью: до отъезда назад оставалось совсем немного времени. В этот момент Омои сказал несколько фраз, на что Таюя, Фуу и Каруи ответили явным согласием.

— Он говорит, что с точки зрения антропологии я ближе к индейцам, чем они, поскольку отношусь, как и индейцы, к азиатско-американской большой расе, в то время, как Омои, Каруи и Фуу — потомки испанцев-завоевателей, — пояснила Таюя.

— А, ну да, — согласилась Сакура. — Ты ближе к коренным народам Перу! Хотя, кто знает с кем там намешалась кровь их предков-испанцев. Сложно это все.

— Да. Но все равно — интересно!

Посиделки продолжались. К радости Сакуры, Омои не вызывал ни неприятных ассоциаций с уплывшим от нее названием, ни других нежелательных эмоций. Через некоторое время он принес кахон — ударный перуанский инструмент, представляющий собой деревянный ящик с круглым отверстием на передней стенке, носящей название тапа. Сев на него сверху, Омои принялся выстукивать на тапе различные ритмы, наполненные богатыми звуками: басами, щелчками, дребезжанием. Таюя быстро пустила в ход свою флейту, весьма органично и в тему переплетая извлекаемые из нее мелодии с музицированием Омои. Испытывая лёгкое опьянение от писко, Сакура завороженно слушала, проникаясь как новым для своего слуха инструментом, так и в очередной раз талантом Таюи, но уже без затмевающей удовольствие от игры пелены ревности. К дуэту музыкантов со всех сторон подключился бесчисленный оркестр лесных обитателей, делая композицию еще более насыщенной и атмосферной. Весело пляшущие языки огня и бойко потрескивающие дрова, казалось, тоже находились в гармонии со звуками, извлекаемыми этим слаженным ансамблем.

Закончив играть очередную совместную мелодию, Таюя перевела взгляд на Сакуру и поинтересовалась:

— А ты сегодня еще пойдешь за змеями?

— Нет, на сегодня уже все, — ответила она, борясь с приступом зевоты. Под действием выпитого стало клонить в сон, да и день сегодня выдался более, чем насыщенный. — Даже думаю лечь пораньше…

— Понятно. А у меня, наоборот, разогрелась кровь, и я готова к охоте! — с вызовом заявила Таюя, и что-то спросила у Каруи на испанском. Сакура знала, что в тёмное время суток они обычно ходили вдвоем: Каруи наблюдала за ночными обезьянами и записывала их звуки на диктофон, а ботаник-Фуу присоединялась к ним только во время дневных выходов. Но сейчас на вопрос Таюи Каруи отрицательно покачала головой: должно быть тоже не была готова работать после такого времяпрепровождения. Тут в разговор включился Омои, и после нескольких оживлённых реплик Таюя протянула вверх большой палец.

— Нашла себя компанию на ловлю, — уточнила она для Сакуры, хотя той и так все было предельно ясно. Сакура поймала себя на мысли, что еще сегодня утром Таюя и Омои знали о существовании друг друга только по научным статьям, а сейчас, вдоволь намузицировавшись и подогревшись писко, уже идут вместе на ночную охоту.

Когда участники посиделок начали расходиться, Сакура, поблагодарив всех за компанию и пожелав им хорошего вечера, направилась к палаткам, однако вскоре ее догнала индеец-Таюя.

— Пойду переоденусь для похода в лес, — сообщила та, поравнявшись с Сакурой. — Ну что, прочитала статью?