Поразмыслив, толкнул тяжелую дверь, изрешеченную пулями. В коридоре его встретила мрачная личность в матросской форменке, у ног которой, как собака, расположился пулемет «Максим». На голове у стража – сбитая набок роскошная «генеральская» фуражка. Совсем недавно она принадлежала здешнему швейцару.

– Анархист? – грозно спросила личность.

– Шел бы ты, браток, к такой-то матери, – лениво ответил Махно.

– Проходи! – посторонился матрос. – Сразу видать – свой. Вали наверх, там щас обедають.

Придерживая рукой тяжелый маузер, Махно поднялся по лестнице. Здесь, в пролете, висели все те же знакомые, но порядком искаженные местным художником портреты вождей русского анархизма. Среди них почему-то были еще Штирнер и Разин.

В зале Нестор застал весьма смешанное общество: мужчин в военной и полувоенной форме, штатских при оружии, которое в сочетании с пиджаками выглядело нелепо, особенно шашки. В компании было и несколько женщин явно легкого поведения; одна из них пришпилила к волосам шляпку-шантеклерку. Под ногами бродили породистые собаки, оставшиеся в доме со времен Асмолова, подбирали анархические объедки…

Стол был богатый, напоминающий о воспетых поэтами грозных временах чумы. И о новейших временах повального грабежа.

Некоторое время Махно, перекатывая желваки, смотрел на пирующих.

Человек в мундире без погон, с цветком, торчащим из нагрудного кармана, встал и тоже стал изучать вошедшего:

– Кто такой? Какой организации?

– Нестор Махно.

– Из Гуляйполя?

– Из Гуляйполя. А шо?

Лицо «мундира» расплылось в улыбке.

– Друзья! – обратился он к сотоварищам. – Так это вот и есть тот самый Махно! Ну, который создал анархическую республику в вольных степях левобережной Таврии!

Собравшиеся дружно зааплодировали.

– Товарищ Махно, а это представители анархизма Одещины, Донетчины, Ростова! Ваши, так сказать, соратники и едино… едино…

Он осекся под жестким взглядом Махно. Рука Нестора потянулась к рукояти маузера.

– Соратники, говоришь?.. Брешешь! Здесь жрущие и пьющие трепачи в компании бл***й! Загадили залу. Собаки, объедки… Стыдно! «Анархисты»!

– Замечание… э-э… справедливое. Но, товарищ Махно… не сегодня завтра немцы будут в Ростове, – залепетал растерявшийся «мундир». – Последний ужин в братской, так сказать, компании… Просим присоединиться!

– Где можно помыться и поспать? – спросил Махно.

– Там, на третьем этаже, – показал наверх оратор.

Махно повернулся, чтобы уйти, но «мундир» задержал его:

– Минутку, Нестор Иванович!

– Ну, шо еще? – недружелюбно отозвался Махно.

– Вас тут искали. Вроде бы тоже из Гуляйполя.

– Кто?

– Не представились…

– Почему вы решили, шо из Гуляйполя?

– Так они спросили, нет ли кого из Гуляйполя? На минуту зашли, спросили. И исчезли.

– Как хоть выглядел? Молодой, старый?

– Уже вечер был, темновато: не разглядели.

– Спасибо и на том. – И Нестор покинул зал.

Побродив по коридорам, он нашел какую-то каморку, заваленную одеялами, пальто, шубами, шляпами, коробками с обувью и почему-то пулеметными лентами. Расстелив на полу шубу, Нестор накрылся с головой и затих. Его сразу сморил сон…

А этажом ниже развернулась нешуточная работа. «Дамы» под руководством человека в мундире, подоткнув подолы, мели и мыли тряпками пол. Анархисты вольных республик Украины гремели посудой: тарелками, бокалами, столовыми приборами. Все это добро летело через окно на улицу, нарушая тишину ночного Ростова лязгом и звоном.

– И шоб все было чисто! – покрикивал «мундир». – Шоб нас не стыдили заслуженные деятели движения!

– Уймись, Теодор! – упрекнула его вспотевшая распатланная дамочка. – Хватит речей!

– Между прочим, это узурпаторские методы, которые мы отвергаем! – ворчал один из уборщиков.

– Ты это Нестору Махно скажи! – ответил «мундир». – У меня в кармане семечек меньше, чем он пострелял народу…

Ранним утром в Доме федерации анархистов кто-то, громко топая по коридорам, стучал в каждую дверь и орал басом, от которого, кажется, дрожали стекла:

– Эй, Махно! Где ты, козачий сын? Отзовись!

Нестор поворочался под шубой, но не высунулся, а только перевернулся на другой бок.

В каморку заглянул огромный, увешанный гранатами человек. Тот самый «цирковой борец», что недавно предлагал Нестору пойти вместе с ним.

– А ну просыпайся!

Махно нехотя выглянул из-под меха. Узнал.

– Опять ты? – И снова нырнул под шубу.

Однако незнакомец стащил с него драгоценное манто:

– Вставай! Немцы уже под Ростовом! Клянусь Одессой!

Нестор протер глаза.

– Когда будут в Ростове, разбудишь! – недовольно буркнул он и попытался снова чем-нибудь накрыть голову.

Бомбист сгреб Нестора в охапку и рывком поставил на ноги.

– Мне сказали, шо ты – Махно?

– Ну!

– С Гуляйполя?

– С Гуляйполя!

– Брешеш! Той Махно, рассказують, черт з рогами. Моторный хлопец, боевой, первейший из анархистив. А это шо?.. Малое, сонное, ленивое, як байбак!

– Но-но! Не сильно наступай, дядя! – озлился Махно. – Если тебя перерубать, тоже поменьшаешь!

– Не серчай! – добродушно пробасил бомбист. – Пошли быстренько!

Они спустились на этаж ниже, миновали пустой зал, где еще вечером шло пиршество. Бомбист на ходу сказал:

– Мне пожаловалысь, явился Махно, всю федерацию разогнав и пишов спать. Чого ж, спрашиваю, сами сматываетесь, а його не разбудылы? Так боимся, говорять. Злющий, як собака… Я и подумав: попаде хлопець до немцев, клянусь Одессой.

– А, собственно, ты кто такой? – спросил Махно.

– Ну, ты даеш! Мене весь Донбасс знае, а ты «хто такой». – Здоровяк протянул ему руку: – Командир донбасских анархистов-бомбистов Левка Задов. Шо, не слыхав?

– Нет.

– Значит, ще услышишь! Клянусь Одессой!

– Не пойму, так ты с Одессы чи з Донбасса?

– А шо тоби больше бы понравилось?

– Все равно.

– Вообще-то я донецкий. Но шибко Одессу полюбыв. Мы там буржуазию тряслы. Хороший город, богатый.

Со звоном разлетелось большое оконное стекло, и с улицы донеслись звуки выстрелов, цокот копыт…

– Быстрее! – Задов схватил Махно за руку. Но тот вырвал ее, остановился как вкопанный. Задов с удивлением посмотрел на Нестора.

– У меня в маузере еще пять патронов. И обойма. Да ты мне пяток бомбочек оставишь, – сказал Нестор и, подумав, добавил: – И катись к едрене фене своей дорожкой.

– Шо, геройску смерть хочешь принять? – спросил Задов, почесывая затылок. Этот маленький гуляйпольский анархист вызывал у него симпатию.

– Давай бомбы! – попросил Нестор.

– Сичас! – Левка подошел к Махно, якобы собираясь отцепить от своих ремней гранаты, но неожиданно сгреб его в охапку и, как пушинку, понес вниз, к выходу.

На улице, в реквизированном автомобиле, Левку уже ждали его товарищи-бомбисты. Тревожно прислушивались к разгорающейся в ближних кварталах перестрелке.

Задов бросил Нестора в кузов автомобиля и навалился на него, попридержал.

– Гони на станцию! – крикнул он шоферу. – До бронепоезда!

…Неуклюжий сборный бронепоезд, обсыпанный людьми, словно муравьями, двигался по степным просторам.

На борту главного блиндированного вагона оплывшей масляной краской было выведено «Анархист Коц…».

Задов, Махно и еще несколько человек сидели на крыше бронеплощадки рядом с орудийной башней. Постукивали на стыках колеса. Перегруженный бронепоезд двигался медленно.

– Слушай, шо это за «Анархист Коц»? – спросил Махно у Левки. – Кто такой? Ничего про такого не слыхал.

– А бес его знает, – пробасил Левка. – В России сейчас анархистов, як блинов на Масленицу.

– Ты, Левка, все про блины, – заметил сосед, перепоясанный пулеметными лентами. – Давай лучше про мацу…

– Мацу не люблю. Сухость одна и хруст. Блины – другое дело. Особенно на коровьем масле. Багато не съем, а штук двести – ежели под настроение и в аппетит. Клянусь Одессой!