Последователи Культа стали основным средством по истреблению демонов-кукольников, значительно пополнив свои ряды во время Войны Королевств, когда о данталли и их удивительных способностях стало известно едва ли не каждому крестьянину. Война породила великое множество мифов о данталли, что серьезно осложнило им жизнь, вынудив скрываться среди людей и всячески избегать использования своих способностей при свидетелях, дабы не привлечь к себе внимание последователей Красного Культа.

Затеряться среди людей не составляло особого труда. В отличие, к примеру, от аггрефьеров, данталли не обладали столь ярко выраженными особыми чертами, позволяющими безошибочно определить их истинную суть. Распознать данталли внешне было невозможно. Разве что кому удается пустить им кровь при встрече и увидеть ее синий оттенок. Или же случайно прижаться ухом к их груди, чтобы услышать мерный перестук двух сердец. Подобные инциденты случались крайне редко, ведь данталли были осторожными. Однако стоило кому-то из них выдать себя, последователи Красного Культа возникали буквально из-под земли. Они выведывали подробности жизни данталли и с завидным упорством вызнавали про всех сородичей, о которых тот мог сообщить.

Посему демоны-кукольники старались избегать близости с людьми, по крайней мере, подавляющее большинство.

Отец Мальстена Ормонта в это большинство не входил. Он был романтиком и мечтателем, державшим свой передвижной кукольный театр. Путешествовал по королевствам и зарабатывал звонкий фесо во время чарующих представлений. То были времена, когда Красный Культ еще набирал силу, а великая Война Королевств только зарождалась в мыслях приближенных к монархам советников.

На представления Эллая Дортмунда не гнушался приходить и бомонд – талантом бродячего кукольника восхищались, не думая о его простом происхождении и не подозревая ни о темно-синей крови, текущей в его жилах, ни о двух сердцах, бьющихся в его груди.

На одном из выступлений, где движения марионеток были столь сложными и отточенными, что наводили лишь на мысль о магии, кукольника удостоила своим вниманием герцогиня Иннесса Ормонт.

Молодая и привлекательная особа, она покорила оба горячих сердца юного Эллая с первого взгляда. Театр кукол тогда надолго остановился в Хоттмаре, земле, принадлежавшей герцогу Гелвину Ормонту, даже не подозревавшему о стремительно вспыхнувшей тайной страсти своей супруги.

Эллай открылся своей возлюбленной практически сразу, и это лишь сильнее распалило ее запретное чувство, которому боги не позволили существовать долго.

Неизвестно, каким образом жрецам Красного Культа тогда удалось разоблачить Эллая, но он был схвачен и после нескольких суток допроса предан огню. Герцогиня Ормонт была вынуждена скрывать свое безутешное горе. Перемены в ее настроении и поведении замечало ближнее окружение, но вскоре все подозрения и домыслы рассеялись, как утренний туман: стало известно, что Иннесса носит под сердцем ребенка.

Гелвин Ормонт был счастлив, он ни на мгновение не засомневался в верности и преданности супруги. Иннесса приняла решение растить сына Эллая Дортмунда как наследника герцогства Хоттмар, хотя чувствовала, что носит под сердцем сына данталли. Ее душу терзала тревога, потому что она знала: при рождении ребенок унаследует способности своего отца.

Герцогиня начала долгие тайные поиски информации об этих существах, и ее упорству позавидовали бы даже последователи Красного Культа.

Старания Иннессы увенчались успехом: ей удалось найти для своего сына наставника, который сумел рассказать юному Мальстену о его природе и научить, как укрыть ее от человеческих глаз.

Все детство и юность Мальстен Ормонт следовал заветам своего учителя Сезара Линьи. Взамен тот обучил его пользоваться способностями столь искусно, что ни один человек, которого юноша оплетал черными невидимыми нитями, не чувствовал его ювелирного воздействия.

Мальстен мог бы стать герцогом, одним из самых влиятельных данталли на Арреде. Он мог бы жить в безопасности, о которой не осмелился мечтать ни один из его сородичей. Иннесса Ормонт и Сезар Линьи пророчили ему такую судьбу и очень на нее рассчитывали.

Они ошиблись.

Прит, Гинтара.

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Дверь комнаты шумно распахнулась, и внутрь ураганом влетел промокший до нитки Петер Адони, ведущий за собой пожилую женщину.

– Беата! Сестренка! Я здесь! – срывающимся голосом закричал он. – Повитуха со мной! Боги, только бы я успел…

Грузная фигура Грегора Шосса молчаливо маячила за спинами вошедших.

Повитуха недоверчиво окинула взглядом Беату и стоявшего напротив нее Мальстена.

– Когда, говоришь, начались роды? – прищурившись, спросила она у Петера. Тот непонимающе посмотрел на своего зятя.

– Шесть… – сглотнув, вымолвил Петер и недоуменно поглядел на сестру, – примерно шесть часов назад.

Мальстен повернул голову к вошедшим и учтиво кивнул. Недоумение в глазах Петера Адони и повивальной бабки он предпочел не заметить. Невидимые черные нити, удерживающие Беату Шосс, начали втягиваться обратно в его ладони. Он оставил лишь одну – не для контроля, а для связи. Она была нужна ему, чтобы безопасно добраться до дома Эленор после шести часов воздействия.

Роженица несколько раз беспомощно моргнула, оглядев комнату и присутствующих. Взгляд ее на миг замер на Мальстене и подернулся опаской, но, не успев вымолвить и слова, она заметила брата.

– Петер? – прошептала она. – Ты уже вернулся?

Беата снова посмотрела на Мальстена. Она начинала понимать, как много он для нее сделал. В глазах мелькнула благодарность, но уже через мгновение лицо исказилось гримасой боли, и она тяжело застонала.

Мальстен отвел взгляд и глубоко вздохнул, повернувшись к людям в дверях:

– Призываю вас более не медлить. Госпоже Шосс нужна помощь.

Пожилая повитуха ожгла его недовольным взглядом.

– А вы кто такой? – требовательно спросила она.

– Я лишь побыл с ней на правах друга семьи и помог успокоиться. Но надобность во мне отпала, поэтому прошу меня извинить, – ответил он и решительно зашагал к выходу из дома. Ильдвин испуганно юркнул в сторону, скрывшись за соседней дверью. Мальстен бы не возразил, если б все таким образом разошлись с его пути.

– Постойте… – донесся до него голос Грегора. Бас, звучащий столь робко, был крайне непривычен для слуха.

Мальстен терпеливо вздохнул и остановился в шаге от двери. Он догадывался, что кузнец хочет сказать ему.

– Не переживайте, Грегор. Уже завтра ночью меня не будет в Прите. Насчет вашей супруги можете не волноваться: как я уже говорил, мое воздействие никак не отразится на ее душе, вот увидите. Всего доброго.

Кузнец подался вперед, все еще намереваясь задержать кукольника.

– Погодите, Мальстен! – вновь окликнул он. – Вам нет нужды покидать Прит. Клянусь, вашу тайну не узнает ни одна живая душа.

Он неловко осекся, поняв, с каким жаром это произнес и как громко это прозвучало, даже несмотря на опутывающую его сконфуженность. Мальстен усмехнулся.

– Я ценю это, но не стоит давать обещаний, которых не выполните, Грегор, – снисходительно сказал он. – Сегодня обо мне уже узнало слишком много живых душ, а посему в Прите более не безопасно. Я должен уйти. Раздайте кукол из моего дома детям, с собой я их не возьму.

Мальстен прижал руку к груди в знак заблаговременной признательности и уже собирался откланяться, как вдруг задумчиво окинул кузнеца взглядом и спросил:

– Я могу попросить вас кое о чем?

– Разумеется! – с жаром отозвался Грегор, встрепенувшись. – После того, что вы сделали для моей семьи, все, что угодно!

Договорил он твердо и с уверенностью, но его выдало выражение лица: кузнец явно пожалел о сказанном, как только слова покинули рот, потому что он вспомнил, кому дает обещание. Мальстен качнул головой, успокаивая собеседника.