–Иван Кондратьевич,– обратился Колесов к Захарьину, оглядываясь на жалкие фигуры охотников,– ты заметил, что у них в сумах даже хлеба нет. Послал бы кого, пускай несколько хлебов отвезут им, крупы какой, соли. Да сам посмотри, чем мы с ними поделиться сможет.

– Есть, -с готовностью отозвался хорунжий и остановился, поджидая продуктовую повозку.

–Никанор, -окликнул он рябого казака, -Поскачешь сейчас назад к китайцам, отвезешь им чего в мешок соберем. Да смотри там, помяхше с ними, не напугай, а то разбегутся по всему лесу, не найдешь, -уже со смехом добавил он.

Дни проходили в движении под громыхание и тряску телег, ржание лошадей и понукания ездовых, а морозные ночи – у костров, с их утекающим к холодному небу теплом.

Время сродни дороге: течет время, движется к концу любая дорога. Уже в начале ноября остановились на последнюю ночевку, до Хабаровки, одного из нескольких поселков, заложенных четыре года назад по Амуру, оставалось около 40 верст и планировали на следующий день, если бог даст хорошую погоду и спокойную дорогу, к вечеру добраться до места. Люди изрядно устали от дорожных неудобств, жаждали помыться в бане и выспаться по человечески в постели. И поэтому в этот раз на привале было оживленнее, чем обычно; раздавались даже шутки, совсем было исчезнувшие в последние дни.

Колесов бездумно смотрел на разбрасываемые пламенем в разные стороны искры. Отрываясь от костра, они словно светлячки, не зная, куда им деться, с тихим мерцанием роились в черноте ночи. Захарьин лежал на сене, покрытом попоной, уставившись вверх, в ночное небо с щедро разбросанными по нему отливающими студеным блеском звездами.

–Как манят к себе эти звезды,– вдруг произнес он задумчиво, -Так казалось и воспарил бы душою к ним.

–Да ты, брат, оказывается поэт,– отозвался Колесов.– А душа суть не материальная и воспарить ею можно, оставаясь на земле.

–А что такое душа?– повернул голову к нему хорунжий.

–Я не философ, но на мой взгляд это критерии духовности, т.е. совокупность не только всех чувств человека, но и отношение его к добру и злу, справедливости и беззаконию, благородству и подлости. Главное улавливать разницу между этими понятиями и никогда не выходить за границу светлого начала. Душа заложена в человеке изначально, с самого рождения и есть она у всех людей. Нет души- нет человека. А вот какая она, одухотворенная или нет, зависит от воспитания.

–Так по вашему выходит, что душа есть и у нехристей?

–Конечно, и у них есть душа.

–Почему же все нехристи лезут к нам постоянно со злом и войнами?

–Вот потому и лезут, что, как бы сказали святые отцы, души у них заблудшие. А я скажу, что все мы заблудшие. Для нас они нехристи потому, что придерживаются своей веры и за нее готовы умирать. А мы их веры знать не хотим, считая свою самой правильной.

Несовершенен еще человек, много алчности, злобы, зависти, хотя ни одна вера, из существующих на земле, этих качеств не одобряет. Выходит, дело в нас самих. Думаю, придет время, не скоро, но придет, и все люди на земле поймут друг друга, и души их преисполнятся все-таки добром и пониманием не только ближнего, но и дальнего. Ведь по сути своей мы все одинаковы: две руки, две ноги, голова. Когда-то жили родами, а с появлением общих интересов объединились в племена, а затем и в государства. И дело здесь не в национальностях. Нации уже стали потом, с укреплением государств, и в нацию, в ту или иную, изначально вошли порой разные племена. Значит понимали они друг друга. А сейчас уже речь идет не о душе каждого конкретного человека, рода или племени, а о душе нации. И вот когда нации сольются в одну душу – душу всего мира, вот тогда наступит всеобщий мир на земле и благоденствие.

–И что же для этого надо?

–Надо неустанно одухотворять каждого человека. Делать его совершенным, воспитывать в соответствующем русле, а это уже политика государств и священнослужителей всех конфессий.

–Чудно Вы, Василий Андреевич, говорите, что душа у каждого человека есть, а как же душегубцы разные, убивцы да разбойники, у них тоже душа имеется?

– Да нет у них души, а посему не люди они. А раз не люди, значит не место им в человеческом обществе. Поэтому казнят их , на каторгу ссылают, по тюрьмам держат. Но это касается, как ты сказал, только отъявленных душегубцев.

–А враги отечества как же, тоже с душой?

–Настоящий враг тот, кто злобой звериной к тебе преисполнен, кто хочет землю твою и народ закабалить ,над могилами предков надругаться. Но в массе вражеского войска всегда есть люди, и поверь их не мало, которые никакой злобы к тебе не испытывают и земли твоей им не надо, и худого твоему народу они не желают. А то, что идут на тебя с оружием, то не по своей воле. Мать их тоже в муках рожала и они тоже божьи твари. Такого врага по возможности щадить надо. Пусть потом всю жизнь помнит и своим потомкам о твоем великодушии рассказывает. Я ведь видел, с каким рвением ты бросился выполнять мой приказ о передаче продуктов китайцам. Значит не очерствела у тебя душа, и находят в ней отклик нужды человека , даже если он не нашей нации и веры. Глядишь – вот так и сформируется всемирная душа.

–Ну, а пока есть войны,– после небольшой паузы продолжил Колесов,– и существуют настоящие враги, должно быть и соответствующее оружие, дабы их достойно встречать. А посему, Иван Кондратьевич, дарю я тебе на память свою шашку, которая, знаю, тебе понравилась.

Колесов достал из телеги шашку в ножнах, обмотанных пристежным ремнем, и подал ее ошарашенному Захарьину. Тот вскочил на ноги, растерянно, еще не веря в реальность происходящего, принял подарок, оглядел ножны, костяную, инкрустированную серебром, рукоять, медленно потянул из ножен клинок, словно пробуя плавность его хода, а затем, резко выхватив, молниеносными ударами дважды рубанул воздух и прислушался. Осмотр и проба шашки привели его в восторг. Он нежно поцеловал клинок и бросил в ножны.

–Ну, Василий Андреевич! Я не знаю, как и благодарить Вас. Да у меня и отдарить то Вас не чем.

–Не волнуйся, Иван, мне от тебя ничего не надо, а шашка мне уж без надобности.

Однако Захарьин, словно вспомнив что-то важное, сорвался с места, бросился к своим переметным сумам и оттуда достал что-то, завернутое в чистую тряпицу.

–Это корень- женьшень. Я его сам в тайге промышлял. Не побрезгуйте, Василий Андреевич, возьмите в подарок, может сгодится когда.

–Спасибо, Иван Кондратьевич,– ответил Колесов, разворачивая тряпицу и рассматривая небольшой корешок, чем-то похожий на человеческую голову.

На следующий день входили в Хабаровку под звон церковного колокола, приглашающего к вечерне, и собачий лай местных псов. Кинувшиеся было на незнакомых пришельцев, но отогнанные кнутами и плетками ездовых и казаков, они попрятались по подворотням и оттуда уже исходили злобой вслед обозу. За эти два года, что Колесов не был здесь, поселок заметно отстроился, и это сразу бросалось в глаза. Прибавилось жителей и военных, и Хабаровка уже больше напоминала большое русское село, а не богом забытый пост, расположенный на границе. Она была заложена в числе остальных 32 станиц и постов, которые основали казаки и солдаты Сибирских линейных батальонов по Амуру и Уссури в 1858 году, спустя одиннадцать лет после назначения Муравьева генерал-губернатором Восточной Сибири, который при вступлении в должность первоочередной задачей считал все-таки укрепление и освоение Тихоокеанского побережья ввиду большой политической и экономической активности там англичан. Поэтому все силы в вопросах освоения территорий и распределения людских ресурсов были направлены туда. Как нельзя кстати оказалось открытие судоходных фарватеров в устье Амура, который теперь на всем своем протяжении могучей артерией связал глубинные районы Сибири с побережьем и океаном. Это значительно облегчило освоение этих мест и делало его более осмысленно- естественным. В устье закладывается новый пост-Николаевск.