– Не пойму, почему они так поздно собираются? – Паренёк обернулся к старшему агенту, чтобы не повышать голоса. – У них же целый магистрат над магистратом, и в городе это вообще ни для кого не секрет.

Штифт молча пожал плечами. Разные предположения на ум шли, но гадать он не любил. Может, возраст заставляет жалеть время на что-то помимо сухих фактов. А факты таковы: хоть члены Лиги и собирались в фешенебельном борделе за час до полуночи, тайным это мероприятие уж точно не назовёшь. Разве что только непубличным, понимая «публику» как массу простых бюргеров и иных проходимцев, что глазеет, гудит, показывает пальцем и, возможно, пытается бросить в кого-нибудь дохлую мышь.

За каждым влиятельным господином следовала пара-тройка мужичков, обыкновенно весьма крупных, и мальчик-факелоносец, а у бургомистра и капитана Гвардии Каралга – даже по двое.

При Пьетро Даголо, высоком старике в огромной шляпе с перьями и пёстром костюме, вместо телохранителей были его сын Карл в таком же кричащем наряде, тёмно-серый коротышка Гёц Шульц и мутная наймитка Эрна. О ней Штифт разнюхал только, что-де баба она страшная, но весёлая. Веселиться над расквашенными рожами спутников она и впрямь не стеснялась.

Очередные участники прибыли в носилках, вроде бы щедро расписанных, но сейчас худо-бедно угадывался только намалёванный на дверце герб: бородатая харя и золочёный трезубец.

– Кто это? – прошептал Ренато.

Целый этаж под ними сейчас пустовал, никаких лишних глаз и ушей… И всё же уважающий себя старый старший агент никак не мог позволить болтовню в голос во время тайного наблюдения за сходкой, к тому же в неурочный час. Пускай один только Единый наблюдает за ними в этот самый момент – Штифт предпочёл бы, чтобы даже Он ничего не расслышал.

– Речная Вдова, – так же тихо проговорил Йохан и показал пальцем на старую даму в чёрном, что схватилась за руку лакея и бодро выскочила из носилок.

Как выяснилось через мгновение – даже вперёд тучного человека в фиолетовых рясе и четырёхугольной шапочке, что показал нос следом.

– Ого, и епископ с ней, Венцель фон Манциген. Он её племянник, я говорил?

Миниатюрная Вдова побрела к «Драгоценности», опираясь на локоть Епископа; оба вовсю над чем-то хохотали.

– Мать моя! Штифт, глянь, какая там баба!

Три пары глаз с более или менее живым интересом обратились в сторону собора. Палец Язвы указывал на четвёрку ландскнехтов и женщину в роскошном синем платье и плаще, шедшую под руку с солдатским вожаком. Яркий наряд, виднеющиеся из-под накидки светлые волосы и плавная походка – больше не разглядеть, но и этого довольно для вопроса: что такая особа делает в компании трущобных вояк?

– Это Магна Тиллер, жена Рудольфа, – пояснил Паренёк. – То ли в святые метит, то ли в ведьмы. Трущобный народец пока не решил. Ходит иногда к тем, кто заболел, или поранился, или помирает. Говорят, им лучше становится. Если у них есть чем платить за жильё. Иначе приходит Рудольф и выкидывает на улицу.

– Что, и умирающим лучшает? – недоверчиво хмыкнул Йохан; юноша сердито махнул на него рукой.

«Синие» меж тем остановились напротив троих мужчин в зелёных дублетах и длинных матерчатых поясах, завязанных хитрым узлом так, что концы свешивались вдоль правого бедра примерно на локоть. Один из них, широкоплечий, в самом ярком наряде, прихрамывал на левую ногу – он-то и заговорил с Тиллерами.

– Это ткачи, а их главный… для Колёсного Дирка больно молод. Значит, Фёрц? – предположил Штифт и тронул «лакея» за локоть. – Йохан, у тебя слух острее…

– Тоже нихрена не слышу, – пробормотал тот. – Но Магна улыбается.

Явно не просто так. Несколько дней назад между младшим Даголо и Тиллером случилась стычка… Или, скорее, лихой налёт. Громилы из Сада просто ворвались в один из убогих райончиков в трущобах, поколотили ландскнехтов и сбежали обратно к себе. Видимо, сегодня их будут мирить, и по всему выходило, что мир и согласие будет достигнуты, если ещё не восстановились.

Тем не менее, Лига собиралась на игру задолго до стычки. Зачем? Какие вопросы они будут обсуждать? Какие решения вынесут?

Об этом оставалось только гадать, а от гадания проку мало. Лучше хорошенько подумать, не вошёл ли в «Драгоценность» кто-то, чей язык способен разнести новости по городу. Благо языков здесь великое множество.

– Пока не все собрались? – спросил он, обращаясь к юноше.

Тот покачал головой.

– Купеческих старшин и банкиров не хватает. Патриции и цеховики как будто бы все на месте…

***

– Долго ещё цверги будут топать к нам своими коротенькими ножками? – недовольно проворчал Карл, обмахивая шляпой лицо и шею.

Он вспотел, как бес перед алтарём, хотя весь вечер с реки тянул свежий ветерок. «Горячая валонская кровь», – говорила матушка про них с отцом; правда, она же закатывала папаше такие скандалы, от которых Палаццо ходуном ходил.

Сейчас повод у его жара только один. И «повод» пристально смотрел на него в ответ, изредка почёсывая кожу под распухшей скулой и морщась. Вообще-то к его солдатской харе и безвкусному камзолу такие отметины подходили гораздо больше, чем к лицу наследника Грушевого Сада.

Жаль только, что рядом с фингалом униженного смирения не видать.

– Когда это ты видел, чтоб Дьяуберги пешком ходили? – фыркнула Эрна.

– До начала десять минут, – добавил Шульц. – Цверги не опаздывают.

– Ты-то у нас знаток цвергов!

Даголо-младший всем корпусом повернулся на стуле лицом к Королю Треф: ему срочно требовалось отвлечься от Тиллера на какую-нибудь другую паскудную рожу, а достойный кандидат имелся только один:

– Слушай, Гёц, а что Мюнцер сказал тебе после того, как ты его поколотил?

– Восхитился, как лихо малявка с побережья вырубила такого бычару. Правда, я с ним по уговору дрался, а не накинулся в засранном тупичке.

– Только он тебя утираться не заставлял, – холодно отрезал Карл, глядя Готфриду в глаза; тот молча пожал плечами. – Я сделал, что было должно, чтобы наш авторитет защитить.

И ни единого мгновения не жалел. Отец, конечно, просто взбесился, но уже к следующему вечеру остыл, и не просто так. Да, сосед из трущоб поднасрал им в нарушение соглашений Лиги, так что по правилам Лиге и следовало вынести наказание. Однако это тот случай, когда разобраться с проблемой следовало самим, по-мужски. Карл должен был лично, безо всяких старших дядек показать, что будет с каждым, кто без спросу заберётся в Грушевый Сад.

И дело вовсе не в том, что он сомневался в Каралге и Лиге – видит Единый, это совсем не так; просто он прекрасно себе представлял, как важно создать для себя нужную репутацию, пока не поздно. Отец стар, хоть пока ещё и крепок, и разные крысы уже подняли вверх сопливые носы, вынюхивая, нельзя ли вскоре будет поживиться. Чем скорее они зарубят себе, что у всех Даголо кишка не тонка, тем меньше будет проблем и для Даголо, и для всего города.

Разумеется, когда он оприходовал дубинкой жадную лапу Тиллера, то прекрасно понимал, что скоро придётся её пожимать. Но рукопожатие на таких условиях стоило небольшого скандала.

– А вот и банкиры, – заметил Шульц, кивая за спину Карла, на дверь, и обратился уже к Эрне: – Начнём готовить стол для игры, пожалуй.

– Карло, идём! – бросил отец, проходя мимо их стола к широкой пышной лестнице на второй этаж.

Скупо и сердито – вот так звучал он последние несколько дней, по крайней мере в присутствии сына. А тот, как человек совершенно правый, но ещё не получивший железное подтверждение своей правоты, понемножку потел и не мог усидеть на одном месте дольше десяти минут.

Нос, распухший на половину рожи и непрестанно ноющий, никак делу не помогал.

Оба Даголо вступили на лестницу сразу за братьями Дьяубергами, так что восхождение наверх… Несколько затянулось. Отец мычал в усы мотив старой солдатской песенки, сын же просто терпел.

Банкиры, каждый ростом по грудь нормальному человеку, зато широкие и с большими головами, растущими прямо из плеч, семенили по ступеньке за шаг. На ходу они ожесточённо болтали, перебрасываясь какими-то очень банкирскими терминами на цвергском. По звуку беседа больше всего напоминала чародейство.