«Паспорт на имя Ханса ван дер Стуула, подданного Нидерландов. Адрес в Москве: отель «Космос», номер 485, проспект Мира»

Йен смотрел на эти строчки. Потом переводил взгляд за окно. Снова смотрел на экран. Лицо его ничего не выражало. Кулаки сжаты. Эрик был его другом. Эрик спас ему жизнь. Но Саша… Если погибнет Саша, то все будет кончено. И потом, сделка с Силецким должна быть выполнена. Он нажал на клавишу. Сообщение ушло адресату. Йен застывшим взглядом смотрел во мрак за окном, полный холодной свободы.

====== 30. ТРУП В НАГАТИНСКОМ ЗАТОНЕ ======

ГЛАВА 30. ТРУП В НАГАТИНСКОМ ЗАТОНЕ Подмосковье, апрель 2008 года Мурзин вошел в гостиную и тяжело рухнул в кресло. Сейчас его никто не видел, и он мог сбросить маску надменности и уверенности в себе. В кресле сидел усталый, измотанный человек с потухшим взглядом. Мурзин всё отдал бы за то, чтобы рядом был его сероглазый мальчик. Его Младший, которого он так внезапно полюбил. Мальчик, который любил не его, но тянулся именно к нему за защитой. Мальчик, которого он пытался сделать сильным, чтобы тот выжил в этом жестоком, слишком жестоком мире. И не просто выжил. Мурзина не оставляло странное чувство, что Саша пришел в этот мир выполнить какую-то миссию, которую возложили на него высшие силы. Чувство было действительно странным, поскольку Мурзин никогда не был склонен к мистике: он был реалистом до мозга костей. Не то чтобы он был законченным атеистом, просто предпочитал не задумываться о том, на что все равно не найти четких, рациональных ответов. Но с появлением в его жизни Саши слишком многое изменилось. Мурзин знал о Саше то, чего Саша не знал сам. Обстоятельства, которые были лишь совпадением, пусть и необычным, теперь казались Мурзину исполненными высшего смысла. Словно Саша встретился ему вовсе не случайно. И он, Мурзин, был обязан раскрыть в этом парне нечто скрытое, снять с него уродливую коросту самоунижения, аутизма, открыть его подлинную личность. А вот что это за подлинная личность – Мурзин не знал. И почему-то ему становилось не по себе. Впрочем, сейчас он все делал правильно. Увез мальчика, спрятал. Хотя все отдал бы за то, чтобы его Младший был сейчас с ним. Мальчик с пухлыми губами и глазами-озерами, полными тайны. Мальчик, который перевернул его жизнь. Ему была невыносима мысль о том, что Хейден вновь встретится с его мальчиком. Безопасность Саши для Хейдена тоже была священной – в этом Мурзин не сомневался, но он радовался, что Саша решил все-таки уехать из замка, пока Хейден будет там вести переговоры с Нбекой. Что касается то ли итальянца, то ли грузина Эммануэле Нуцци, или как его там, то Мурзин не беспокоился на этот счет. Он был уверен, что смазливый Нуцци не имеет никаких шансов. Он лишь подстилка для молодого, крепкого, здорового парня, которому нужен секс. Душа Саши может сколько угодно витать в поэтических туманах, но законы физиологии никто не отменял. И Мурзин относился к этому совершенно спокойно. Будь он помоложе, он сам сейчас вызвал бы мальчиков для секса. Но он уже немолод. И он устал. Хотя… Его губы расплылись в жестокой улыбке. Он нажал на кнопку вызова. В комнату бесшумно, с грацией крупного хищника, вошел Михаил. Он, как обычно, был в сбруе, обтягивающей его мускулистое тело. – Приведи этих двоих в комнату боли, – приказал Старший. *** Казиньяно, апрель 2008 года – Я был уверен, что Геннадий сам тебе все скажет, – Гор смотрел на Сашу с обычной лукавой улыбкой. – Впрочем, перед самым приездом Йена я предупредил бы тебя. Чтобы ты мог уехать, если захочешь. Они завтракали в столовой, им прислуживал молчаливый дворецкий. Старый Гор любил, чтобы трапезы проходили в соответствии с аристократическим этикетом, хотя во всем прочем был удивительно демократичен. – Я всего лишь старый сноб, – любил он повторять. Саша уважал эту прихоть хозяина, а потому к завтраку, обеду и ужину являлся в строгом костюме. В остальное же время он бродил по древней крепости одетым без затей, иногда даже в майке и шортах, если собирался идти на пляж. Но сейчас он сидел за столом с чинным и даже чопорным видом и пил кофе из небольшой, изящной чашечки. – Так что ты решил? – спросил Гор. – Уедешь или останешься? – Я обещал Геннадию уехать, – Саша смотрел куда-то в сторону. – Мальчик, – хмыкнул Гор, – я спрашивал, не что ты обещал, а что ты решил. – Я должен уехать, – сказал Саша. – Ты опять уходишь от ответа. И не надо убеждать меня, что ты недостаточно знаешь английский. Ты все прекрасно понимаешь. Просто опять колеблешься. Опять мучаешься. Мальчик, поверь, эти мучения никому не нужны, и в первую очередь тебе. Ты тратишь на них силы, не зная, как поступить. И чтобы ты ни предпринял, все равно будешь сожалеть. Поверь, всё это пустое. Учись проще относиться к подобным вещам. – К каким подобным вещам? – на губах Саши мелькнула чуть грустная улыбка. – Учись проще относиться ко всему, – решительно произнес Гор, с аппетитом доедавший свой йогурт. – И не бойся совершить ошибку. Поверь, ошибки редко бывают фатальными. И чаще всего они полезны для тех, кто их совершает. Просто надо учиться извлекать из них пользу. А потому успокойся. Саша улыбнулся. Но только губами. Йен звонил ему ночью и сообщил о смерти Игоря. Инсульт. Странно, но Саша не испытывал ни печали, ни радости. Вообще ничего. Как будто ему сообщили о смерти человека, о котором он никогда не слышал. Как будто все, что было связано с Игорем, не имело к нему никакого отношения. И они всегда жили на разных континентах. На разных планетах. В разных вселенных. Саша пытался упрекнуть себя в том, что стал жестокосердным, но в глубине души знал, что это не так. Просто он внутренне отпустил все то, что было. Не простил, не забыл, но – отпустил. Куда больше его заботило другое. Случайно ли Йен выбрал именно Казиньяно для каких-то переговоров? Или?.. Саша вглядывался в лицо Йена на мониторе, но оно было непроницаемым. Ему хотелось проникнуть в мысли Йена, понять, что скрывается за этим каменным лицом? – Ты меня любишь? – эти слова вырвались Саши сами собой. Свинцово-серые глаза на экране монитора вспыхнули. – Люблю больше жизни! – прозвучал хриплый и неожиданно низкий голос. – Йен, я тоже люблю тебя. Но… – Но ты просто трусишь, – с горькой усмешкой заметил Йен.

- Возможно, – глаза Саши были холодными. – Потому что я боюсь тебя убить.

Саша заметил, как вздрогнул Йен. *** Москва, апрель 2008 года «Тело исчезнувшего в Москве подданного Королевства Нидерландов Ханса ван дер Стуула было выловлено в Нагатинском затоне на юге российской столицы. Известно, что ван дер Стуул прибыл в Москву по делам своего бизнеса, связанного с установкой охранных систем. Он перестал выходить на связь с минувшей среды, что вызвало беспокойство его деловых партнеров в Москве. Тело голландца со следами сильных побоев и обезображенным лицом было выловлено из Москва-реки в понедельник. Погибший был опознан своими московскими партнерами и срочно прибывшими в Москву коллегами из Нидерландов. Возбуждено уголовное дело по факту убийства. Московские партнеры ван дер Стуула отмечают, что тот не раз посещал российскую столицу и регулярно бывал в развлекательных ночных заведениях. Согласно информации служащих отеля, в котором остановился ван дер Стуул, голландец покинул своей номер около 21:00, после чего вышел из отеля и с тех пор его никто не видел. Приоритетной считается версия убийства с целью ограбления. Рассматриваются также версии конфликта на бытовой почве. Убийство в связи с коммерческой деятельностью следствие считает маловероятным» Валентин Силецкий читал эту заметку, сидя в лимузине, на его лице была мрачная, торжествующая усмешка. Он уже знал, что Киллерс убит. Но чтение этой заметки, которую помощник распечатал для него в интернете, доставило Силецкому новую порцию мрачного удовлетворения. Да, его сына, его Влада, было уже не вернуть. Но все, кто имел отношение к его гибели, поплатятся. Черед Киллерса настал. Хейден выполнил свою часть сделки и дал Силецкому прекрасную наводку, сообщив имя, под которым Киллерс прибыл в Москву, и место его проживания. Остальное было делом техники. Теперь предстояло расправиться с Мурзиным. Осада уже началась. Идут обыски, к Мурзину подбираются все ближе. Арест – лишь вопрос времени. А из тюрьмы он живым не выйдет, уж Силецкий позаботится. А затем… затем настанет черед самого Хейдена и этой шлюхи с яйцами – Забродина. Им тоже не уйти. Они заплатят за все. Своими жизнями. Жаль только, что тот сутенер сдох так легко. Впрочем, на него Силецкому было наплевать. Хейден сдал дружка, думая, что выторгует жизнь своей подстилке. Он ошибается. Очень сильно ошибается. Но это его проблемы. *** Подмосковье, апрель 2008 года В комнате боли перед Старшим стояли Владимир и Олег. Их лица осунулись, покрылись щетиной. Владимир, прежде неизменно ходивший в костюме с галстуком, теперь был в серой футболке и спортивных штанах. На Олеге не было ничего кроме черных трусов-боксеров. Он сильно похудел, у него был взгляд обреченного человека – озлобленного и отчаявшегося. Владимир же и сейчас выглядел спокойным, его взгляд по-прежнему был цепким, сканирующим. Они больше месяца провели в подземелье. Причем в разных помещениях. – Он просил меня не убивать вас, – произнес Старший. – Хотя я очень хотел. Так что благодарите его за то, что живы. Пока живы. Потому что последнее слово за мной. Я многое могу простить. Но не предательство. А вы меня предали. Точнее, предал меня ты, – Старший презрительно посмотрел на Олега. – И не только меня. Ты мог не принимать его в качестве своего Младшего господина и уйти. Но ты предпочел натравить на него убийц. Олег молчал, склонив голову. – А ты, – Старший перевел тяжелый взгляд на Владимира, – нарушил установленные мною запреты. И проболтался своему любовнику о том, о чем должен был молчать. И в результате этого мой мальчик едва не погиб. – Я виноват, – хрипло произнес Владимир. –Я не должен был… Убей меня, но только пусть Олег живет… Олег бросил быстрый как молния взгляд на своего любовника. – А ты что скажешь? – с недоброй усмешкой обратился Старший к Олегу. – Твой любовник готов погибнуть, чтобы ты жил. А ты сам? Олег молчал, опустив голову. Молчание затягивалось. – Оставь его в живых, – снова хрипло проговорил Владимир. – Убей лучше меня. – Твой любовник, кажется, не горит желанием спасать тебя, – скривил губы Старший. – Все равно, – Владимир смотрел в глаза Старшему. – Я хочу, чтобы он жил. Я люблю его! Старший бесстрастно молчал. – Я хочу жить, – вдруг вырвалось у Олега. – Да, хочу! Ты это хотел от меня услышать? – Олег посмотрел в темные глаза Старшего с отчаянием и яростью. – Да, я не хочу умирать! Не хочу! Но я больше виноват, чем он! – Олег указал на Владимира. – Он вообще не виноват! Я хочу жить! Но он не виноват… Последние слова Олег повторил несколько раз, словно заведенный. – Это хотя бы честно, – холодно заметил Старший. – Откровенно говоря, я очень хочу пристрелить вас обоих. Плесень предательства – самая отвратительная плесень. Под какую бы любовь она ни маскировалась. Вы хотели убить человека, которого я вам доверил. Вы хотели убить человека, которого я люблю. Такое не прощается. При этих словах Старшего Владимир шагнул к Олегу и крепко сжал его руку. В глазах Владимира по-прежнему не было страха. Что было в глазах Олега – никто не знал. Он стоял, уставившись в пол. Старший перевел взгляд на Михаила. – Начинай. Тот кивнул и приблизился: огромный, мрачный, безмолвный. Он выглядел устрашающе, глаза его горели лютым огнем ненависти. Михаил схватил Олега за спутавшиеся, грязные волосы. Владимир дернулся, пытаясь защитить любовника, но тут же получил удар в живот, а затем по голове и медленно осел на пол. Олег тихо ахнул. Но его потащили к перекладине. Олег не сопротивлялся, только вскрикивал от боли. Михаил сорвал с него одежду и подвесил, совершенно голого, на красных толстых веревках с хитроумными, красиво завязанными узлами, как в гамаке. То же самое он проделал с бесчувственным Владимиром. Казалось, тяжесть его тела нисколько не смущает раба. Бугристые мышцы красиво вздувались, он поднимал бесчувственного человека легко и быстро. Так же быстро его обвязал и подвесил. Старший молча наблюдал за происходящим. Михаил взял со стола флакон с нашатырем и поднес его к носу Владимира. Тот открыл глаза, сморщившись – и от резкого запаха, и от боли в голове. Несколько мгновений он как будто не понимал, что происходит, а затем задергался, пытаясь освободиться. Но веревки держали его крепко. Владимир скосил глаза на любовника, подвешенного рядом, поймал его полный отчаяния взгляд и застонал, стиснув зубы. Красные веревки больно впивались в голые, скрючившиеся тела. Но хуже всего была неумолимость, которая была в глазах Михаила. Это не было наслаждением от мучений других. Раб выглядел как палач, вершащий возмездие. Он зажег свечи на столе, взял стальные зажимы с заостренными зубцами, подошел к Олегу, нацепил зажимы на его грудные соски и резко надавил, выкручивая. Раздался отчаянный крик, Олег забился в веревках, но Михаил не ослаблял хватку. Крик перешел в дикий вой. Глаза Олега стали белыми. То же самое Михаил проделал с Владимиром. Тот сначала пытался не орать, стиснув зубы так, что, казалось, челюсть вот-вот хрустнет, но тоже не выдержал и испустил животный крик, похожий на вой. На лице Михаила не дрогнул ни один мускул. Он двигался со своей обычной грацией крупного, сильного хищника, и в каждом его движении чувствовалась неумолимость. Он взял две горящих свечи, встал между связанными жертвами и начал медленно поливать их расплавленным воском. Жертвы испускали вопли, бились в своих путах, но ничего не могли поделать… Пытка воском сменилась пыткой электрошокером малой разрядности, причинявшим адскую боль. И снова жертвы бились, дергались, снова издавали душераздирающие крики. Затем пришла очередь особых дилдо. Они и так были устрашающих размеров. Но с помощью особого механизма они раскрывались еще шире… Олег смотрел на это молча. Но Владимира вид этих девайсов привел в ужас. – Нееет!!! – заорал он. – Нееет! Только не это!!! Неееет!!! Он стал дергаться с такой силой, что, казалось, державшие его веревки не выдержат и лопнут. Но они оказались более чем прочными. Олег поначалу держался, но затем боль в заднем проходе стала нестерпимой, он стал выть, дергаться, материться. Владимир же заорал сразу. И его проклятья, казалось, должны были слышать не только в доме, но и в радиусе пяти километров. Однако звукоизоляция в подземелье была слишком хорошей. Эта пытка продолжалась не так уж долго, всего-то минут пятнадцать. Но жертвам эти четверть часа показались вечностью. Они почти обезумели от боли. Михаил смотрел на них немигающим взором кобры. – Ну что? – прохрипел Владимир с кровавой пеной на губах. –Когда уже добьешь? Губы Михаила искривились. Он вопросительно посмотрел на Старшего, но тот как будто ничего не видел и не слышал. Михаил взял лежавший на столе пистолет и приставил его к виску Владимира. *** Казиньяно, апрель 2008 года Йен понимал, что в бизнесе и политике доверие – понятие эфемерное. Но предательство Нбеки больно ранило его. Он ведь знал Нбеку еще простым парнем, они даже спали вместе… Йена трясло при одной мысли о Нбеке. Но приходилось вести с ним дела, ибо Йен вовсе не собирался отказываться от своего участия в проекте «Сокоде».