====== 29. ТЬМА НАД ЗОЛОТЫМИ ВОРОТАМИ ======

ГЛАВА 29. ТЬМА НАД ЗОЛОТЫМИ ВОРОТАМИ Рим, апрель 2008 года

Под запах жареных каштанов

эпохи пьяные в обнимку

сидят на лестнице Испанской

и пьют дешевое вино,

в окне – мятежный лорд английский,

в дверях – грудастая сеньора,

фонтан кивает базилике,

но та уснула крепким сном.

Идут колоннами китайцы,

жует биг-мак американка,

спешит в бутик блондинка-russian

(или в дешевый “Бенетон”),

а в яростном огне заката

кружит мышей летучих стая

и рвет в клочки багрянец неба,

но городу – не до того.

Сквозь роскошь мраморных палаццо,

церквей усталое молчанье,

античных колоннад надменность

и пиний мудрую печаль

потоки времени струятся

и в море близкое уходят.

(Апостолы здесь тоже ходят.

Но незаметно. По ночам)

Саша набрасывал эти строки в блокнот на знаменитой Испанской лестнице в Риме в разноязыкой толпе туристов, съехавшихся в вечный город со всех концов света. Среди туристов, сидевших лестнице, незаметно расположились и телохранители Саши, неотступно сопровождавшие его с того дня, как он вместе с Эмом покинул старую сицилийскую крепость, чтобы отправиться в путешествие по Италии. Когда Эм предложил ему проехаться в Рим, Саша сначала колебался. Парижские события были слишком свежи в памяти. И его приводила в ужас мысль, что подобное может повториться. Первым его желанием было оставаться под защитой стен Казиньяно. Но он понимал: в развернувшейся войне старая крепость не сможет его защитить. В Риме они поселились на небольшой вилле близ холма Пинчо. Первоначально планировалась гостиница, но служба безопасности резко возражала. Что ж, вилла, так вилла. Эм был в восторге от перспективы пожить на настоящей римской вилле. А Саша ценил уединение. Однако с Эмом об уединении нечего было и мечтать. Импульсивный голубоглазый красавец был фонтаном энергии. У него постоянно рождались какие-то идеи: побывать там, посмотреть это, встретиться с тем-то… А еще он знает отличное местечко… Большинство идей Эма зарубалось на корню сотрудниками службы безопасности. Но парень не унывал. Он таскал Сашу по Риму и все время смотрел на него влюбленными глазами. Саша делал вид, что не замечает этого, как не замечает как будто случайных прикосновений Эма, его вздохов, которыми то и дело перемежались его улыбки, смех и щебетание. Но внутри у него был полный раздрай. Он видел, что Эм тянется к нему, что Эм хочет не просто секса, но чего-то большего. И одна часть души Саши пребывала в смятении, вопила: «Нет, нет! Отойди от меня! Я люблю другого!» Но другая часть его души, тот самый таинственный незнакомец – смотрел на Эма так, словно голубоглазый парень был его собственностью еще до сотворения мира. Это была не любовь. Точнее, не любовь в ее привычном понимании. Это было нечто вроде привязанности повелителя к преданному слуге. И… чувство ответственности за этого слугу. Саша не хотел разбивать Эму сердце, потому что знал: это отзовется болью и в его собственном сердце. В Риме они спали вместе. Саша не скрывал этого от Старшего, который требовал одного: если его Младший спит с другим, то должен быть только сверху. Признаться, Саша уже соскучился по сильной руке и по своей привычной роли быть снизу. Но запрет Старшего был для него священен. Саша занимался с Эмом не только фистингом, но и обычным сексом, однако отверстие у Эма было слишком уж сильно разделано. Парень был способен принять даже не одну руку, а сразу две, и это было правдой. – Знаешь, я так боялся, что тебе это не понравится, – признался он в первую римскую ночь, прижимаясь к Саше. – Многим не нравится. Все хотят узких, неразработанных. А я… Знаешь, я даже об операции подумываю. Чтобы снова сузиться. Саша едва удержался, чтобы не хмыкнуть. – А ты? – заглядывая ему в глаза спросил Эм. – Ты как считаешь? Саша хотел спросить: «А почему ты спрашиваешь меня?», но предугадал ответ. «Потому что ты мне очень нравишься». Или еще хуже: «Потому что я тебя люблю». Ему не хотелось это слышать. Поэтому он, помедлив, произнес: – Не знаю. Сам решай. – Тебе все равно? –в голосе Эма прозвучали нотки разочарования. – Ты классно берешь в рот, остальное не важно, – нашелся Саша. Он не лгал. Эм действительно потрясающе делал минет. – Ты уходишь от ответа! – Эма не так просто было сбить с толку. – Эм, это не тот вопрос, который я должен решать, согласись. – Но как бы ты хотел? – упорствовал Эм. – Мне понравилось фистовать тебя, – сказал Саша. – Это было здорово! – Но ведь тебе не очень понравилось, когда ты просто брал меня? – Почему? Понравилось… – Врешь! – голубые глаза буквально впились в Сашу. Тот фыркнул. – Эм, прекрати. Вообще-то прежде я всегда был нижним. А сверху… лишь изредка. Поэтому найди себе другого эксперта. – Мне не нужен другой, – жарко прошептал Эм, его глаза сузились, в них появилась непреклонная решимость. Перед Сашей был не изнеженный юноша, а сильный, даже опасный парень. – Мне. Нужен. Ты, – четко проговорил Эм. – Понимаешь? Я принадлежу тебе. И не смогу принадлежать никому больше. Никому. Саша вздрогнул. Слова Эма резонировали с тем, что он сам чувствовал. Он открыл было рот, чтобы расставить точки над i, но понял: это бесполезно. По крайней мере сейчас. Вместо этого он впился в губы Эма. Саша чувствовал, что делает не просто то, что может, но то что должен. Должен… Почему – он не понимал. Пока не понимал. Эм застонал, снова став мягким, податливым, пластилиновым, обвил Сашу нежными, гибкими руками, а тот, не давая ему опомниться, заставил встать на четвереньки и безо всякой смазки вторгся в него. Эм вздрогнул, вскрикнул, но тут же расслабился, а Саша действительно ощутил пустоту за сфинктером. Он заставил Эма свести ягодицы и принялся жестко толкаться в него, засаживаясь целиком. Саша чувствовал, как Эм старательно напрягает мышцы, чтобы максимально сузить отверстие, выгибается, чтобы ему задевали простату. Все это было немного странно. Саша не ощущал физического удовольствия от этого резкого, механического секса и ловил себя на мысли, чтобы это быстрее закончилось. Эм как будто почувствовал его настроение. Он выскользнул как змея, перевернулся и мгновенно заглотнул член Саши. Голубые глаза вновь преданно смотрели на парня, язык ласково и умело работал. Эм мычал от удовольствия, а Саша расслабился и почувствовал, что вот теперь ему действительно хорошо. Ему нравилось. Да. Это было здорово. Саша ощущал себя мужчиной – молодым, сильным, привлекательным. Эм жадно высасывал Сашу и устремлял на него преданный взор. И это была не игра. Это был не просто секс. Это снова было нечто большее. Лучше бы это было просто сексом, подумал Саша в истоме падая рядом с Эмом. …И сейчас, закончив записывать стихотворение, Саша задумчиво смотрел на площадь, заполненную веселыми толпами, на багровое пламя заката над Римом, и в душе его росла тревога. Смутная, неясная… Как будто что-то вскоре должно произойти. Эм сидел рядом и прижимался к нему. – Я люблю тебя, – прошептал Эм. – Ты слышишь? Я люблю тебя. Саша окаменел. Эм все-таки произнес это! А изящный голубоглазый красавчик снова неуловимо изменился, как будто превратившись в сурового мачо. В глазах была непреклонность, лицо посуровело, даже голос, юношеский и звонкий, теперь звучал глухо и мужественно. – Я люблю тебя, – повторил Эм. – Я – твой. Как будто я всегда тебя знал. Хотя даже не подозревал, что ты есть на свете. Когда я тебя увидел, то сначала подумал, что ничего особенного в тебе нет. А потом… Я не мог оторвать от тебя глаз. И не могу. Ты завораживаешь. Твои глаза… они меня затягивают, не отпускают. Всё, всё в тебе: улыбка, походка, движения… Лицо, тело, голос… все! Но главное не это. Я… мне кажется, что я предназначен принадлежать тебе. Быть твоим, понимаешь? Даже не важно, любишь ты меня или нет. То есть важно, но это ничего не изменит. Я могу быть только твоим. Твоим! Саша молчал. Он знал, что Эм говорит правду. Потому что сам чувствовал то же самое. Они как будто изначально были предназначены друг другу. И дело было не в любви. Точнее, не в той любви, которую обычно понимают под этим словом. Это была связь на куда более глубоком уровне, это была связь предназначения для какой-то цели, пока неизвестной им обоим. Один был предназначен служить другому. А другой обязан был принимать его службу. Эм преданно смотрел на Сашу и видел в серых глазах отражение багрового заката над римским небом. Саша сжал его узкую, женственную руку. – Я верю, – тихо сказал он. – Верю. Но… я тебя не люблю. Саша произнес это с каменным лицом, хотя внутри все полыхало от боли. – Я знаю, – прошептал Эм. –Но я-то люблю! Я принадлежу тебе. Тебе. Эм произнес это с убежденностью, о которую все возражения разбились бы как океанские волны о несокрушимую скалу. Саша видел это, но все-таки сказал: – Ты ничего не знаешь обо мне. – Я живу в другом мире, по другим законам. – Пусть так, – на Сашу по-прежнему смотрел сильный, упрямый парень. – И мы с тобой живем в разных странах… – У нас с мамой в Москве осталась однушка на Профсоюзной, – Эм ухмыльнулся. – Эм, поговорим позже обо всем этом, ладно? – в голосе Саши появилась твердость. – Все сложно, слишком сложно, поверь. Просто поверь, – властно повторил он, и вновь в серых глазах отразилось полыхающее римское небо. *** Зальцбург, апрель 2008 года Игорь Сидюхин, сделав несколько шагов на костылях, рухнул в инвалидное кресло, которое заботливо катила за ним сиделка. Ну что ж, уже кое-что. Он, по крайней мере, начинает ходить. Хотя бы чуть-чуть. Врачи уверяют, что есть перспектива восстановления. Первая операция прошла не слишком хорошо, вторая успешно. Предстоят еще две. Тоже очень тяжелых. И к концу года, он, возможно, восстановится. Год. Нет, больше года потеряно! И не только время. Потерян бизнес, который Игорь создавал с таким трудом. Потеряны деньги, которые он так любил. Потеряна красота, которую уже не вернешь. Ну разве что Сашка даст денег на пластическую операцию… При мысли о Сашке Игорь тихо завыл. Сиделка смотрела на это безучастно. Она уже привыкла, что у ее русского подопечного бывают приступы меланхолии, переходящие в истерики. Сашка! Сашка! Игорь стиснул зубы. Да, он понимал, что если бы не Сашка, то лежать бы ему сейчас в провонявшей мочой и говном квартире на окраине Подольска, а не в австрийской клинике. Но все равно ему было больно и обидно. И пусть Сашка был не виноват в бедах Игоря, но именно к Сашке он испытывал ненависть. Ненависть за то, что он, Игорь, стал инвалидом, потерял бизнес, деньги, здоровье, красоту. А у Сашки – два крутых ебаря, которые готовы глотки ради него друг другу перегрызть. Сашка теперь катается как сыр в масле. А все благодаря кому? Благодаря ему, Игорю! Если бы он тогда не подобрал этого ебанутого недоумка, боявшегося собственной тени, не сделал бы из него шикарного мальчика, на которого выстраивались очереди клиентов, то это чмо так и прозябало бы на задворках. Кропало бы свои дебильные стишки и дрочило бы под одеялом. Это он, Игорь, разглядел в этом сероглазом заморыше, запуганном маменькином сынке настоящую секс-бомбу, он сделал из него порнозвезду! И что теперь? Ну да, Сашка спас его, Игорь это понимал. Но с ненавистью ничего поделать не мог. Он желал Саше самому подыхать в какой-нибудь вонючей дыре на окраине Подольска. То, что произошло, было слишком несправедливо! На самом деле Игорь всегда втайне сам мечтал найти богатого любовника – желательно иностранца и переехать жить к нему. Поэтому он всегда крайне аккуратно вел свой бизнес, связанный и с проституцией, и с наркотой. Он прятал свой бизнес под крышей Силецких, формально являясь лишь совладельцем-фитнес клуба, то есть вполне респектабельным молодым человеком. Но он всегда хотел именно такой жизни, какую, в его представлении, получил Сашка. Именно такой, с богатым любовником, особняками, личными самолетами, яхтами, прислугой, первоклассными отелями, кучей денег. Он много лет наблюдал мир богачей, поставляя в него юношей для утех, и ему этот мир нравился. Он завидовал тем, кто нежится на солнце, никогда не заходящем в этом шикарном, сверкающем, утопающем в роскоши мире. Но сам он вынужден был смотреть на этот мир из тени. Не высовываясь. Потому что для чванливых и брезгливых обитателей мира роскоши он был презренным сутенером, знакомства с которым стыдились и которому не подавали руки при встрече. Игорь быстро понял, что между ним и этим миром существует невидимая, но непробиваемая стена. Что он никогда не будет допущен в этот мир как полноправный его обитатель. Его удел – стоять у черного входа, пропихивать туда очередного безмозглого красавчика и принимать бабло, а потом тихо исчезать. Среди мальчиков Игоря было немало амбициозных типов, которые были уверены, что их путь лежит прямо в этот мир. Что однажды они встретят клиента, который в них влюбится без памяти, и тогда им будет обеспечена жизнь на пуховых перинах, розовых лепестках, в окружении слуг, сдувающих с них пылинки, и завистливых взглядов неудачников. Но Игорь-то знал: почти никому из его красавчиков ничего не светит. Пока они работали на него, он заботился об их здоровье, выделял кредиты на косметические процедуры. Ему нужны были молодые, красивые, здоровые шлюхи. Но все равно они быстро выходили в тираж. Из свежих мальчиков с атласной кожей, невинными глазками они порой за считанные месяцы превращались в манерных, потасканных пидовок, донельзя самовлюбленных и не замечающих, что их ценят все меньше и меньше, а потом… потом уходящих в никуда. Одни спивались, другие превращались в нарков. Третьи превращались в дешевых шлюх. Правда, были и те, кому везло начать обычную жизнь. Чаще всего жизнь официанта, бармена, продавца… Эти хотя бы вырывались из мира, полного обманчивого блеска роскоши и темного кошмара погибели. Игорь хорошо все это знал, но всегда подогревал в каждом из своих подопечных уверенность в том, что вот его-то как раз заметят. Что как раз у него есть шансы найти принца на белом мерседесе, срущего на золотом унитазе и купающего любовника в ванной с шампанским. Мальчики охотно велись на эти сказки, которые Игорь не уставал им рассказывать. А сам он незаметно ухмылялся, зная, что этого парня ждет не вилла на Лазурном берегу с охренительно богатым ебарем, а опухшая от пьянства морда, исколотые вены и смерть в придорожной канаве. Или, если повезет, то прозябание где-нибудь в сфере услуг. Игорю не было жалко этих шлюшек. Они были для него расходным товаром: лишенные мозгов куклы, не более. Сашка с самого начала был исключением. Игорь всегда охотился на броских красавчиков модельной внешности, а Сашка совсем не был таким. Симпатичный, не более. Но было в нем что-то притягивающее словно магнитом. Не отпускающее. То ли глаза. То ли губы. То ли еще что-то… Непонятно. Но Игорь сразу запал на него. Гей-радар работал без сбоев, он сразу понял, что парень – по теме. И что он очень зажат. И всего боится. Тепличный маменькин сынок. И Игорь подкрадывался к нему осторожно, как хищник к добыче, чтобы не спугнуть. Изучал странного паренька. Сделал вывод, что тот переполнен комплексами, извращенными желаниями, как следствие жесткого материнского воспитания. Этим пареньком было легко манипулировать. Достаточно было отдавать приказы, самые нелепые, и тот с готовностью их исполнял. Это поначалу даже пугало Игоря. Он впервые сталкивался с такой покорностью, с таким желанием подчиняться. Но незаметно Игорь привязался к этому парню. Он не просто разыгрывал перед Сашей влюбленного. Он действительно был влюблен. Игорь даже время от времени подумывал, что не надо бы втравливать сероглазого мальчика в темные дела. Пусть лучше принадлежат ему. Только ему. Потому что… Но любовь к деньгам оказалась сильнее. В одной тусовке Сашу заметили. И сочли за одного из мальчиков Игоря. Тут же предложили большой гонорар за аренду сероглазого юноши. Вдвое больше, чем Игорь получал за самых востребованных из своих мальчиков. И судьба Саши была решена. Игорь был уверен, что Саша его возненавидят. Но этого не произошло. Обладатель серых глаз продолжал считать Игоря своим хозяином – во всех смыслах. И для него трах с клиентами был лишь исполнением приказов хозяина. Это вселяло в Игоря противоречивые чувства. Он понимал, что парень болен на голову. Но эта болезнь была для Игоря настоящей золотой жилой. За экстремальный секс с Сашей временами платили столько, сколько не платили остальным мальчикам, вместе взятым. Но одновременно Игорь стал рассматривать Сашу как свою собственность. Пусть даже он и выгнал его из своей постели, но все равно считал «своим». И плевать, что в заднице Саши уже побывали десятки чужих членов! Но свистопляска с Силецкими, Мурзиным и Хейденом застала его врасплох. Птичка упорхнула. Причем навсегда. И когда Игорь это понял, то почувствовал себя униженным, обокраденным, обманутым. И винил во всем не Силецких, не Мурзина, не Хейдена, а Сашу. Игорь выл волком. Он не только потерял лучшего своего мальчика, но и стал от него зависим. Во всех смыслах. Он был заточен в мире серых глаз и не знал, как вырваться из этого мира, в котором не было любви. Любви к нему, Игорю. Телефон Игоря зазвонил. Он вздрогнул. Ему давно уже никто не звонил. Он никому не был нужен. Даже Саша уже месяц не давал о себе знать. Пару раз Игорь сам звонил Саше, но абонент был недоступен. Высветился незнакомый номер. Судя по первой цифре «7», звонили из России. Интересно, кто там о нем еще помнит? Игорь нажал на кнопку ответа. – Это Валентин Владимирович, – послышалось в трубке. – Силецкий. Игорь похолодел. – Я знаю, где ты находишься, – доносилось из трубки. – В клинике под Зальцбургом. Учти, подонок, я тебя и там могу достать. И я тебя прикончу, обещаю. Но у тебя есть шанс. Ты должен убедить этого сученыша Забродина приехать к тебе. Мне нужно, чтобы он был в Австрии. Понял? Звони ему прямо сейчас. Чем быстрее он появится в Зальцбурге, тем будет лучше для тебя. Время пошло. Всё. Рука Игоря задрожала, глаза расширились от ужаса. Он затрясся, выронил телефон, захрипел и голова его бессильно свесилась на бок. – Герр Сидюхин? – обеспокоенно спросила сиделка. – Герр Сидюхин, с вами все в порядке? Она схватила его за руку. Пульс не прощупывался. Ахнув, сиделка принялась толкать коляску к больничному корпусу. *** Москва, апрель 2008 года Мурзин стоял со стаканом виски в руке на приеме в неприметном особняке