Бесстрастные, холодные созданья

С улыбками глядят сквозь времена.

Они давно мертвы. В них нет желанья.

Их миссия уже завершена.

Им нечего хранить. Руины храма

Не выдадут священных древних тайн –

Конец известен, только нет начала,

И до него уж не добраться нам.

И камни век свой тихо доживают,

Над ними тени прошлого витают,

Но грань времен нельзя преодолеть!

На наши заблужденья и догадки

Взирают сфинксы мертвые украдкой:

Разгадка тайны означает смерть!

Как ни странно, многие стихи Саши рождались именно тогда, когда его трахали клиенты. И чем омерзительнее был клиент, тем быстрее рождались стихи. Психика защищалась, унося его от мерзости происходящего в мир, скрытый туманами серых озер, в мир, куда никто не мог войти, в мир, где он был единственным повелителем. И сейчас Саша равнодушно смотрел на бугая, как будто видел его впервые. – Сколько хочешь? – спросил тот, сразу переходя к делу. – Давай! Я хочу еще раз тебя трахнуть! Забыл уже, сколько Игорь твой брал. Саша пожал плечами. Он действительно не знал, сколько Игорь брал с клиентов. Никогда этого не спрашивал ни у них, ни у Игоря. Столько, сколько давал ему денег Игорь, Саше хватало более чем. – Ну что умолк? Я ж знаю, кто ты! Ты ж ебешься как кошка! – продолжал бугай. Саша попытался пройти, но бугай крепко схватил его за плечо. – Отпустил, – спокойно процедил Саша. – Да ты… – начал было бугай. – Go away, piece of shit, – послышалось рядом. Саша обернулся. Рядом стоял рыжеватый блондин с холодными зелеными глазами. Прежде Саша его не встречал. Этот блондин, ясно, что иностранец, уступал бугаю и ростом и телосложением, но в его облике было нечто опасное, хищное, а холод в глазах был пугающим. Рыжеватый иностранец был одним из тех людей, на которых достаточно бросить взгляд, чтобы понять: с таким лучше не связываться. – Так бы и сказал, что тебя уже сняли, – пробурчал бугай и спешно ретировался. – Эрик, – произнес блондин, потягивая Саше руку. – Мне говорили о вас, – произнес Саша по-английски, пожимая руку своему неожиданному избавителю. – Но я не знал, как вас здесь найти. – Я сам вас нашел, – ответил Киллерс. – Вы принесли? Саша молча кивнул. – Отлично. Я буду рядом. Мне хотелось бы, чтобы вы говорили по-английски и я понимал смысл разговора. По-русски я знаю только бранные слова. – Этого более чем достаточно, – на лице Саши мелькнула улыбка. Киллерс повел его через шумные залы с гремящей музыкой и извивающимися на танцполе телами в погруженное в полумрак пространство вип-зоны. Они вошли в небольшую ложу на втором этаже, откуда был прекрасно виден зал с танцполом и сценой, где ближе к полуночи должно было начаться какое-то шоу. В ложе за столиком сидел Влад Силецкий. – Явился, выперд-губошлеп, – процедил он, увидев Сашу. – Speak English, please, – резко произнес Киллерс. В глазах Силецкого мелькнула злость. Саша молча уселся за столик. Стоять перед Силецким он не собирался. Что-то в Саше все-таки изменилось. Теперь Силецкий был в лучшем случае для него никем. В худшем – врагом. – Принес? – угрюмо спросил Силецкий по-английски. – Принес, – Саша смотрел на него своим фирменным «невидящим» взглядом. – Давай, – протянул руку Силецкий. – Сначала доказательства, что ты его отпустил. И мою расписку. – Бумажку эту туалетную можешь забрать, – Силецкий брезгливо бросил на стол лист бумаги, в которой Саша сразу узнал ту самую расписку на 500 тысяч евро. Саша взял расписку, достал зажигалку и тут же спалил дотла проклятую бумажку. – Теперь доказательства. – Флешку сначала, – угрожающе произнес Силецкий. – Пока не удостоверюсь, что ты отпустил его, ничего не получишь. – Это ты у Мурзина наглости насосала, блядина? – поинтересовался Силецкий. – Влад, заканчивайте разговор, – вмешался Эрик. – Киллерс, не указывайте мне, – процедил Силецкий. – Тем не менее, – на Киллерса отповедь Влада не произвела ни малейшего впечатления. – Не будем терять время. – Я хочу убедиться, что он принес флешку, – проговорил Влад. Саша вздохнул, достал черную флешку. – И что? – с сарказмом спросил Влад. Саша вынул из сумки маленький ноутбук, вставил в него флешку, повернул экран к Владу. Тот подался вперед, вперился взглядом. Перелистнул страницы. – Убедился? – спросил Саша. – Вроде оно, – неохотно произнес Силецкий. – Но… – Тогда идем, – холодно и четко произнес Эрик, и было в его голосе нечто, что заставило без слов подчиниться и Силецкого, и Сашу. Они прошли полутемными коридорами, спустились по лестнице и вышли на задний двор, заставленный дорогими иномарками. Возле черного минивэна стояли трое амбалов. Влад кивнул им. Они открыли дверцу, и Саша увидел Игоря. Тот лежал в неестественной позе, запавшие антрацитовые глаза горели страхом, полупарализованное лицо было перекошено. – Сашон, ты все сделал? – жалобно прошамкал Игорь. – Они же убьют меня! Саша сжал кулаки. Его раздирали противоречивые чувства: жалость и отвращение. – Забирайте красавца, – хмыкнул Влад. – А ты – давай флешку. Эрик кивнул двоим мужчинам в черном, стоявшим чуть поодаль. Они вытащили Игоря из машины и понесли его к серебристой «тойоте». Саша протянул Владу флешку. – Отлично, – процедил тот. – Ну а теперь, сученыш, залезай в машину. И без воплей. Твоя охрана осталась, с другой стороны, так что рассчитывать тебе не на кого. Саша не двинулся с места. Было даже не ясно, а слышал ли он слова Влада. Эрик не понимал по-русски, но и без слов понял смысл сказанного Силецким. – Сделка, – произнес он холодно. – Флешка в обмен на Сидюхина. – Я выполнил сделку, Киллерс, – с усмешкой процедил Влад. – Честно и до конца. А эта шлюха с яйцами понадобится мне для переговоров с Мурзиным. В машину его! Живо! – приказал Влад своим людям. Трое амбалов схватили Сашу и поволокли в минивэн. Но Киллерс в мгновение ока выхватил пистолет и приставил к голове Силецкого. – Отпустить! – скомандовал он. Амбалы, ни черта не понимавшие по-английски, замерли. Саша, которого держали за руки, не пытался вырваться. Лицо его было напряженным, но страха на нем не было. – Переведи им! – приказал Киллерс Силецкому. – Отпустите мальчишку!- просипел он. – Отпустите! Амбалы послушно выпустили из рук Сашу.

- Быстро туда, – кивком указал Киллерс Саше. – Тебя ждут.

Сам он и не подумал выпускать Силецкого. – Отпусти! – заскулил Влад. – Я отпустил мальчишку, теперь ты отпусти меня! – Отпущу, – сквозь зубы бросил Киллерс. – Когда буду уверен, что меня не изрешетят. Он сделал шаг назад, прикрываясь Владом. Саша стоял за спиной Киллерса. И тут он заметил человека, прятавшегося в тени за минивэном. В руках этого человека был пистолет, и он целился в Эрика. Саша рванул Эрика на себя, тот потянул Силецкого, раздался выстрел, и пуля попала Владу в шею, из которой брызнул фонтан крови. Амбалы открыли огонь, но тут уж среагировал Эрик, который рухнул на асфальт и прикрыл собой Сашу. Между тем стрельба шла уже с двух сторон, потому что на выстрелы охранников уже мертвого Силецкого пошел шквал огня с той стороны, куда унесли Игоря. Саша лежал, придавленный Эриком, а над ними свистели пули. Стрельба длилась всего минуту, хотя эта минута и показалась Саше вечностью. Потом все стихло. К ним подбежали. Саша поднял голову, увидел Владимира. За ним был кто-то высокий, но Саша не мог его рассмотреть. Прямо над ухом послышался стон Эрика. – Ты ранен? – спросил Саша. – В руку попали. Ерунда… Ты цел? – Ты цел? –раздался голос Владимира. – Я… да. – Живо в машину. Сашу за шкирку подняли на ноги и повели к стоявшим поодаль машинам, телохранители окружали его плотным кольцом. Раненого Эрика уводил в другую сторону высокий человек в черной куртке… На месте в лужах крови остались лежать мертвые Силецкий и его охранники. Через несколько минут зазвучали сирены приближающихся полицейских машин. *** – Ерунда, ты же видишь – царапина, – бормотал Эрик, в то время как высокий широкоплечий человек обрабатывал его рану в предплечье, покрытом рыжеватыми веснушками. Эрик был в брюках, его мускулистый торс был оголен. На человеке рядом с ним была только футболка и джинсы. Мужчина лет сорока, коротко стриженый, с едва заметной проседью. – Да, я вижу, ничего страшного. Просто промою и забинтую. Они находились в квартире в Марьиной Роще. Дом был элитным, с охраняемой автостоянкой, в подъезде дежурил консьерж. Но квартира выглядела необжитой. – Я здесь редко бываю, – поймав любопытный взгляд Эрика, пояснил мужчина. – Сам знаешь… – Знаю, – кивнул Эрик. – Теперь знаю. И… – Счастлив ли я? – темные брови поднялись, на чувственных губах появилась улыбка. – Я нашел лучшее, что мог найти. Если бы не было тебя. Их губы сблизились, они застыли в долгом поцелуе. – Я мечтал, что мы будем вместе, – проговорил собеседник Эрика. – Знаешь, тогда, в Сомали, я строил безумные планы. Как мы бросим все, смоемся далеко-далеко. В Австралию. Или в Южную Америку. Будем жить вместе, и чтобы никто не знал, кто мы и откуда. Только ты и я. Всегда. – Представь, и я об этом мечтал, – в обычно холодных глазах Эрика появилась грусть. – Бросить все, уехать с тобой. Но мы же оба знали, что это невозможно. Я хотел тебя забыть, очень хотел! Изменил свою жизнь. Открыл фирму. Жил работой, работой, работой.. А постоянного завести так и не смог. Пытался, но ни черта не получалось. Потому что это был не ты. Всякий раз не ты. А ты все не шел из головы, хотя я не знал, где ты, и что с тобой. Помнишь ли ты вообще обо мне. – Я всегда помнил. И… – Но все же у тебя есть постоянный… И не один, – едко сказал Эрик. – Это другое, – не повел бровью его собеседник. – Совсем другое. – Я сто… нет, миллион раз жалел, что мы тогда расстались, – проговорил Эрик. – Черт, почему? То есть понятно, почему. Нам нельзя было оставаться вместе. – А я иногда жалел, что мы вообще встретились, – тихо сказал его собеседник. – Я тогда увидел тебя… Ты был ранен, как сейчас. Мне сначала хотелось тебя прикончить. Но я заглянул в твои глаза. Нет, ничего кроме ненависти я в них не увидел. Ты бы выстрелил в меня сам, если бы мог. Правда? – Да, – спокойно сказал Эрик. – Правда. И я был уверен, что ты меня прикончишь. А ты стал меня выхаживать… Я тебя все спрашивал, почему? А ты говорил: не знаю. – Теперь знаю. И ты знаешь. – Давно ты меня обнаружил? – Когда закрутились дела в Чамбе. А потом ты приехал в Москву. Я не знал, как поступить. У меня… своя жизнь. У тебя – своя. – Но ты все-таки пришел. Из-за него? Темноволосый мужчина кивнул. – Когда я его увидел на фотографии и на видео, сразу подумал о тебе, – проговорил Эрик. – И решил, что у меня паранойя. Ты везде мне чудишься. – Неудивительно, – мужчина поцеловал Эрика в лоб. – Он знает? – спросил Эрик. – Нет. – Почему? Мужчина поморщился, покачал головой и ничего не сказал. Воцарилось молчание. – Я люблю тебя, – проговорил Эрик, и его холодные зеленые глаза засверкали словно изумруды, – всегда любил и люблю. И буду любить. Что бы ни было. Он обнял мужчину за плечи и прижался к нему, словно потерявшийся ребенок, который, наконец, нашел родного человека. – Люблю, люблю, люблю, люблю, – шептал он, уткнувшись в шею мужчины. – Я тебя… – тихо пошептал тот. Его крупные чувственные губы властно впились в губы Эрика, они оба принялись срывать с себя остатки одежды, и снова Эрик нырнул в объятия того, кого он так и не смог забыть. Эрик, несгибаемый и сильный, привыкший отдавать приказы, порой стоившие жизни многим людям, Эрик, не раз в жизни шедший под пули и лишь чудом остававшийся в живых, теперь Эрик был мягким, нежным и податливым, позволяя своему сильному, крупному партнеру со стальными мышцами обнимать себя, подставляя свое гибкое, поджарое тело для его поцелуев. Сильные руки мужчины ласкали член, мяли яички Эрика, и тот стонал, выгибаясь от наслаждения и осознания того, что это делает тот, кто до сих пор любит его, тот, кого он любил всегда, несмотря на годы и расстояния, тот, кого он всегда будет любить, потому что не может по-другому. – Ты… ты… как хорошо, что это ты, – бормотал Эрик. Его зеленые глаза расширились, потемнели, и в них как будто засверкали звезды африканского неба, когда они в последний раз были вместе в сомалийской пустыне, зная, что скорее всего им не придется встретиться. И сейчас та прекрасная и невыразимо печальная африканская ночь с ее звездами и ветром пустыни как будто возвращалась снова, и крупные южные звезды были сверкающим покровом их любви. Эрик выскользнул из объятий любовника, заставил его перевернуться на спину и взял в рот его крупный член – нежно и осторожно, пробуя его на вкус, лаская языком, целуя налившуюся кровью головку. Он так долго мечтал об этом, так часто видел это во сне, который неизменно заканчивался пробуждением, полным разочарования и холода. Сейчас он страшился, что все это будет лишь сном, прекрасным сном, который исчезнет без следа, и вновь наступят холодные безрадостные будни, которые можно заполнить разве что адреналином от риска, чтобы заглушить тоску в сердце. – Знаешь, – вдруг сказал Эрик, рассматривая член любовника и играя с ним, – я ведь еще вчера утром проклинал судьбу за то, что она занесла меня на Рождество в Москву. Чужой город, мерзкая погода. И я думал, что это – вся моя жизнь. Одиночество и холод. Я так думал еще вчера. А теперь думаю, что это самый прекрасный Новый год в моей жизни. Я обрел потерянный рай. И мне страшно, что такого больше не повторится. – Не бойся, – тихо сказал его любовник. – Не бойся. Лучше иди ко мне. Эрик легко, как кошка, вспрыгнул на кровать и оседлал крупного мужчину, лежавшего на спине. Тот протянул ему тюбик с лубрикантом и презервативом. Эрик губами лихо раскатал презерватив по вздыбленному члену, смазал лубрикантом и медленно принялся насаживаться. Он не сразу нашел нужную позу и не сразу крупный член стал входить в него. – После тебя там редко кто бывал, – виновато улыбнулся Эрик. – Я почти всегда был сверху. – С тобой я могу быть только сверху, – лицо мужчины помрачнело. – Мне другого и не нужно, – белозубо улыбнулся Эрик. Он, наконец, насадился на член, застыл, чтобы привыкнуть, закусив губу. – Узкий, – прошептал мужчина, – какой же ты узкий. – Считай, девственник, – шутливо улыбнулся Эрик, и мужественно задвигался. Да, ему было больно, боль была резкой, раздирающей, но одновременно она дарила счастье. Потому что он мог смотреть в глаза того, кого любил, о ком мечтал долгие 15 лет, безо всякой надежды увидеться. Эрик насаживался все глубже и глубже, резче и резче, он тонул в любимых глазах, его сводили с ума сильные руки, обхватившие его ягодицы, а он ласкал руками смуглое, сильное, поросшее красивыми волосками тело. Этому мужчине Эрик с легкостью и радостью отдавал первенство. Он хотел раствориться в нем без остатка, потому что любил. И сам был любимым. И когда его любовник с рычанием, сбросил его, опрокинул на спину, приподнял его таз и раздвинул ноги, Эрик едва не захлебнулся от восторга. Он смотрел на мужчину, который теперь был сверху и яростно вбивался в него, смотрел, как тот пожирает его взглядом, в котором была не столько похоть, сколько сумасшедшая радость и в которых, казалось, сверкали крупные звезды темного неба над Сомали. Любовник обхватил Эрика за плечи, заставил приподняться, прижимая к себе и одновременно оставаясь в нем. От прикосновения к животу – сильному, покрытому кубиками пресса, Эрик застонал, чуть заерзал и, не выдержав, со стоном излился. Его любовник сделал еще несколько рывком и зарычал, словно хищник, желающий растерзать добычу, вот только в глазах его была страсть – опьяняющая и всепоглощающая. – Люблю, люблю, люблю тебя, – прорычал он, опуская любовника на постель и тяжело падая на него. Они еще долго лежали вместе, не двигаясь. Телефон Эрика стоял на бесшумном режиме. Множились неотвеченные вызовы. Пять, десять, пятнадцать… И всякий раз на экране высвечивалось имя Йена Хейдена. *** Лондон, 31 декабря 2007 года Йен стоял у окна своей лондонской квартиры в Белгравии. Обычно оживленная улица в этот предновогодний день была пустынной. Шли к концу рождественские каникулы, сегодня ночью отгремят и отсверкают фейерверки в честь нового года, а затем… Затем тысячи, десятки, сотни тысяч людей потянутся к станциям метро, автобусным остановкам или автостоянкам, чтобы отправиться в офисы, на предприятия и так далее. Начнется обычная жизнь. Для кого-то счастливая. Для кого-то холодная и одинокая. Для кого-то похожая на темницу. Для кого-то полная свободы и ее ледяных ветров. Ибо свободы без ледяных ветров не бывает. На вершинах свободы всегда стоит лютый холод, и счастлив тот, кто не погибнет в этом холоде. Йен знал, что не погибнет. Но не знал, будет ли он счастлив. По крайней мере, сейчас в этот одинокий предновогодний день он точно не был счастлив. Уже 2 января ему предстояли важные встречи в Лондоне. Бизнес, бизнес, бизнес. Ради воплощения его надежд, его мечты. Эта мысль всегда придавала Йену сил, но теперь не радовала. Йен смотрел в лондонское небо – серое, но так непохожее на те глаза, что не давали ему покоя. Он отдал бы и свои надежды и свои мечты за то, чтобы всегда видеть эти серые глаза-озера, тонуть в их прозрачной глубине, зная, что никогда не доберется до дна таинственного мира, что жил в этих глазах. Раздался звонок телефона. Йен сначала даже не понял, кто говорит. Голос в трубке звучал на английском, но с чудовищным акцентом, причем человеку, говорившему, точнее, оравшему, явно не хватало словарного запаса, поэтому в трубке то и дело раздавались выражения, которые Йен, не раз бывавший в России, быстро идентифицировал как русский мат. Но все же, продравшись сквозь акцент, бессмысленные фразеологические построения и русский мат, Йен стал понимать в чем дело. И лицо его мрачнело все больше и больше. Звонил Силецкий-старший. Валентин Силецкий, отец Влада. С Силецким-старшим Йен встречался всего пару раз. Все дела с этим семейством он вел через Влада. Хотя тот не вызывал у Йена ничего кроме неприязни, и Йен предпочел бы никогда с Владом не встречаться. Но из воплей Силецкого-старшего выходило, что встречаться больше не придется. Владислав Силецкий был мертв. Силецкий-старший вопил, что Хейден вошел в сговор с Мурзиным и привлек Киллерса для того, чтобы тот организовал убийство Влада. А в качестве наживки использовал “шлюху Мурзина” и «педика-сутенера», в результате Влад был убит на задворках какого-то ночного клуба в Москве. Силецкий орал, что и Хейден, и Мурзин, и Киллерс заплатят за убийство его единственного сына и наследника. И что от «шлюхи Мурзина» и «пидора-сутенера» тоже не останется и мокрого места. Йен слушал этот поток брани и проклятий, продираясь сквозь ломаный английский и русский матерный Силецкого-старшего. Он мог бы сказать, что Силецкие первые повели себя вероломно, устроив нападение в Париже и атаку в СМИ. А также что Киллерс не является его сотрудником и действовал по собственной инициативе. Но было ясно, что объяснять что-либо Силецкому бесполезно. Поэтому Йен просто отключил звонок. И тут его молнией пронзила мысль: Саша! Саша! Силецкий ведь сказал, что Саша был на месте перестрелки… Что с ним?? Йен тут же позвонил Саше. Он звонил по двум известным ему мобильным номерам, но оба номера молчали. Молчал и телефон московской квартиры Саши. Саша… где он??? Йен принялся звонить Эрику, но и телефон Эрика молчал. Йен проклинал Эрика последними словами, потому что именно Эрик заварил эту кашу. Когда выяснилось, что Сидюхина похитили, Йен вовсе не настаивал на его поисках. Черт с ним, главное, чтобы с Сашей было все в порядке! Он тогда получил от Силецких гарантии, что Сашу не тронут. Но Эрик повел себя более чем странно. Сначала он вполне логично пытался отмахаться от операции по вывозу Сидюхина из России, говоря, что это напрасная трата времени, сил денег и так далее. Йен был с ним согласен, но он дал обещание Саше. А потом, когда все изменилось и судьба Сидюхина перестала интересовать Йена, Эрик, нывший, как ему плохо и одиноко в Москве, вдруг возжелал во что бы то ни стало довести дело до конца. И даже не поставил Йена в известность о том, что организует встречу Саши с Силецким-младшим! Какого черта? Эрик всегда действовал согласованно с Йеном, что произошло там в Москве, какая муха его укусила?? И что теперь? Где Саша, что с ним?? Из слов Силецкого выходило, что Саша жив. Но он где сейчас? А если он в руках у взбешенного Силецкого? Йен метался по комнате словно раненый тигр. Еще немного и он начал бы крушить мебель. Попытки взять себя в руки ни к чему не приводили. Саша, Саша, где ты, где?? Йен пытался дозвониться и до детективного агентства в Москве. Но было 31 декабря, вечер. Понятно, что русские уже начали выпивать, ибо для них Новый год куда важнее Рождества, и детективы не исключение. Номера молчали. Оставался один выход. Унизительный. Йен никогда бы на это не пошел, но понимал, что если не засунет свою гордость в задницу, то просто сойдет с ума. Он набрал номер Мурзина. Не слишком рассчитывая, что тот ответит. И действительно, тот не ответил. Йен долго слушал далекие, длинные гудки, а затем в ярости запустил телефоном в стенку и разразился отборными ругательствами. Потом подобрал телефон, отправил Мурзину sms: «Что с Сашей?» и бессильно рухнул в кресло. Последний час, должно быть, стоил ему нескольких лет жизни. И тут телефон ожил и зазвонил. Йен не поверил своим глазам. Мурзин! – С наступающим Новым годом вас, мистер Хейден, – голос Мурзина был спокойным, в нем не чувствовалось насмешки. – Я получил ваше послание с вопросом. Не беспокойтесь, с Сашей все в порядке. Он не пострадал. – Он мог погибнуть! – Мистер Хейден, ваши упреки оставьте, пожалуйста при себе. – Где сейчас Саша? – В двух шагах от меня, – теперь в трубке раздался смешок. – Спит. – Спит? – в Йене закипела ярость. Ярость от того, что Саша спит рядом с Мурзиным. – Да, – спокойно подтвердил Мурзин. – Происшедшее стало для него сильным потрясением. Он уже второй раз за две недели оказывается на линии огня. – Он… в порядке? – голос Йена вздрогнул. – Да. Ему дали снотворное. Но через пару часов я его разбужу, нам пора будет встречать новый год, – голос Мурзина звучал совершенно обыденно. – Я хочу удостовериться, что с Сашей все в порядке, – заявил Йен. – Хейден, кажется, вы перепутали меня с кем-то из ваших сотрудников, – невозмутимо произнес Мурзин. – Напоминаю, что ничем вам не обязан. – А я напоминаю вам, что Саша оказался в опасности из-за вашего конфликта с Силецкими! – резко возразил Йен. – Хейден, давайте воздержимся от истерик. Я сообщу Саше о вашем звонке. Если он захочет, то позвонит. К тому же, есть повод: поздравить вас с новым годом. От вас, кстати, мне поздравлений, видимо, не суждено дождаться, – едко заметил Мурзин. – Боюсь, с моей стороны это было бы неискренне, – бросил Йен. – Согласен. Но, Хейден, как бы там ни было, я хочу сказать вам кое-что вполне искренне. До сих пор был конфликт между нами. А сейчас началась тотальная война всех против всех. Я, вы, Силецкие, Нбека, французские власти, еще кто-то… Все воюют против всех. Я старше вас и видел больше. Поверьте, в таких войнах побеждают те, кто в них не участвует и ждет момента, когда враги обескровят друг друга. Мы с вами уже оказались вовлечены в эту войну. Да, мы с вами войдем в клинч. Возможно, даже в смертельный. Но обещаю вам одно: я сделаю все, чтобы Саша был в безопасности. И прошу вас, чтобы вы со своей стороны сделали тоже самое. – Обещаю, – тихо произнес Йен. – Это я вам обещаю.