Падает небо

Клочьями смога,

Ворон из склепа –

Черное око,

Каркнет и клюнет,

И –

слепота,

слепота…

Лед поцелуев,

Жизнь суррогатов,

Плавно танцуя,

Движемся к аду,

Нам не свернуть,

Ведь –

слепота,

слепота.

Странные строки, рождавшиеся под рваный ритм музыки. Но они «зашли» исполнителям. Почему – Саша не знал. Но это рождалось в нем – непонятное, странное… вплетавшееся в чужую музыку и становившееся ее частью. Саша иногда казался себе не человеком, а существом из другого мира, вплетающимся в чужие слова, в чужие мысли, в чужие жизни… Нет, он не считал себя хищником, высасывающим из других жизненные соки. Скорее, это он отдавал – отдавал нечто сокровенное, что было только в нем. Даже когда он трахался с клиентами за деньги, он отдавал нечто большее, чем свое тело. Даже когда Игорь трахал его прилюдно и заставлял скакать на дилдаках, даже тогда Саша отдавал нечто большее. Он сам не знал, что именно. И не знал как. Но чувствовал, что именно в этом заключается его странная «популярность», на которой Игорь так долго делал деньги. Именно на это непонятное, непостижимое запали два альфа-самца – Мурзин и Хейден, которые могли взять себе красавчиков куда поярче (впрочем, Саша красавчиком себя никогда не считал). Наверное, поэтому к нему тянулись и другие, те же парни-музыканты, которые требовали от него все новых и новых текстов. Не потому что тексты были гениальные (Саша скептически относился к своим литературным талантам). Просто он снова непостижимым образом отдавал нечто большее. Всем. Не потому что хотел этого, не потому что любил людей (скорее, наоборот, не любил и боялся), а потому что просто не мог иначе. Он хранил свой тайный мир, выстроив сложную, извращенную защиту (Саша понимал, что является конченым извращенцем), чтобы делиться с другими тем, что было в этом тайном мире. Это получалось помимо его воли, само собой. И потому ему иногда казалось, что он то ли пришелец-инопланетянин, то ли обитатель какого-то другого мира, явившийся на Землю с миссией отдавать другим что-то незримое, но очень им нужное. Конечно, так он думал в шутку. Приятно ведь иногда думать, что ты особенный, не такой как все. И сейчас дома, пропылесосив квартиру и стерев пыль, покрывшую все мыслимые и немыслимые поверхности, он погрузился в один из своих миров: Англию и Шотландию

XVI

века, где его главный герой, вымышленный деверь Марии Стюарт граф Леннокс плел отчаянные и жестокие интриги в борьбе за власть и… за свою королеву. То есть делал именно то, что сам Саша не стал бы делать ни за что и никогда. «…В Лондон, полный сырости и тоски, стремительно врывалась весна, город превратился в стремительный, бурлящий поток, и так хотелось верить, что жизнь вскоре станет иной, полной радости и счастья. Да, страх по-прежнему витал в воздухе, страх скрывался за каждым углом, страх тенью летел за мной, но в этот день он был не властен надо мной. Все в этот день доставляло мне радость: шарлатан, показывавший дешевые карточные фокусы на ярмарке у Темзы, хорошенькие торговки за прилавками, на которых лежали серебристые груды рыбы, пьяные моряки, горланившие непристойные, но такие уморительные песни… Жизнь бурлила и пела, и я был всего лишь пылинкой, мчавшейся в неизвестность на крыльях веселого молодого ветра. И мои вечные спутники-призраки, танцевавшие монотонный танец, теперь растерянно летели сквозь бурлившую жизнь, тщетно пытались ухватиться за нее и с немым проклятьем исчезали во мгле…» Саша стремительно набивал эти строки в лэптопе, и он действительно видел себя в Лондоне, в том Лондоне, который существовал только в его воображении, но этот весенний средневековый город сейчас был более реален, чем холодная посеревшая ноябрьская Москва с холодным дождем, стучавшим в окно… Из этого состояния его выдернул телефонный звонок. Причем звонил не мобильный, а городской, не звонивший уже много лет. Саша аж подскочил от неожиданности и уставился на древний кнопочный аппарат, как будто тот заговорил человеческим голосом. – Слушаю, – с опаской произнес Саша, сняв трубку. – Это Йен. Здравствуй, – послышалось в трубке. Саша решил, что сходит с ума. – Ты? Ты? – проговорил он от неожиданности по-русски, а затем, опомнившись, перешел на английский. – Как ты узнал этот номер? Как ты вообще узнал, что я здесь нахожусь? Ты… Твои люди за мной следят? – Да, – послышался спокойный голос в трубке, – именно так. – Мне это не нравится, – холодно сказал Саша. – Я… – Да, ты можешь обо всем рассказать этому своему Мурзину, – в голосе Йена послышалось презрение и даже ненависть. – Это твое дело, ты волен решать сам. Просто выслушай меня. Я кое-что знаю. И кое-что хочу предложить тебе…

====== 13. ПЛАМЯ ГОТИКИ ======

ГЛАВА 13. ПЛАМЯ ГОТИКИ Подмосковье, декабрь 2007 года Саша ничего не сказал Старшему о звонке Йена. Старший ведь не запрещал ему общаться с кем-либо. Запрет был лишь на сексуальные контакты, но его Саша и не нарушал. Не потому что не заглядывался на других парней, нет. Ему было всего 22 года, и в таком возрасте, когда гормоны буйствуют вовсю, это было естественным. Но своей сексуальной жизнью Саша был более чем удовлетворен. Странная жизнь в донжоне с его строгой иерархией ему нравилась. Как будто он попал туда, куда всегда мечтал попасть. Это был очень замкнутый мир. Саша ни с кем не общался, кроме Старшего, двоих рабов и телохранителя – Владимира. С прислугой и охраной общались рабы, это была их обязанность. Помещения убирала прислуга, но под присмотром рабов. Причем это неизменно делалось так, что никто Сашу не видел, на этот счет существовали четкие инструкции Старшего. Все просьбы Саши прислуге тоже передавались через рабов или через Владимира. Подать стакан воды, приготовить ту или иную одежду – все это Саша приказывал рабам, а они либо делали это сами, либо передавали распоряжение прислуге. Саша на удивление быстро привык к этому положению и воспринимал это как нечто естественное, словно ему всю жизнь прислуживали рабы. Нет, он не изводил их капризами, не придирался, не пытался без нужды демонстрировать власть, которую получил так внезапно и совершенно того не желая. Как-то само собой получилось, что он сразу установил дистанцию между собой и рабами. Невидимую черту, через которую те не могли переступить. Его отношения со Старшим были довольно странными, хотя вполне объяснимыми. Старший считал Сашу своей собственностью, но не какой-то живой игрушкой. Он действительно полюбил Сашу, полюбил горячо и отчаянно, сам того не ожидая. Изначально он видел в Саше только идеального саба. Саша, как казалось Старшему, идеально вписывался в выстроенную им систему иерархии. Он был последним недостающим звеном, без которого система не была совершенной. И Старший не ошибся. Саша по своим качествам действительно идеально подходил на роль Младшего партнера. Талант подчинения удивительным образом сочетался в нем с глубоким чувством собственного достоинства. Его можно было вывалять в грязи, но грязь к нему не приставала. Почему – оставалось загадкой. И для Старшего, да и для самого Саши, который, впрочем, об этом никогда не задумывался. Саша, как оказалось, мог легко отдавать приказы. Не мучаясь сомнениями, неловкостью, чем-то еще. Но при одном условии: для приказов должна быть санкция Старшего. Без этой санкции Саша не решился бы даже спросить который час. Поэтому как Младший господин он был на своем месте. И все было бы отлично, если бы… Если бы Старший не влюбился в него. Влюбился стремительно, не успев даже понять, как это произошло. Так обычно влюбляются подростки, но Старшему было 42 года, и никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Младший стал для него драгоценностью, которую следовало оберегать. И еще… было еще кое-что. Старший внезапно узнал о Саше то, чего не знал даже сам Саша. Эти сведения были для Старшего громом среди ясного неба. И он, не склонный верить в совпадения, задумался о том, что ничего в мире случайного не бывает… Все усложнялось. Впервые в жизни Старший принимал решение не сам, а долго советовался. Советовался с тем, кому доверял всецело. А потом долго думал. И чем дольше думал, тем яснее понимал: Сашу отпускать нельзя. Он теперь в ответе и за Сашу тоже.