Дитер торопливо заставил красавца раздвинуть ноги. Тот охотно повиновался, но Дитеру вдруг невыносимо захотелось попробовать красавца на вкус. Вообще-то, Дитер делал это редко, но блондин как будто все переворачивал с ног на голову, и Дитер не выдержал. Не помня себя, он прижался головой к паху красавчика, а тот содрогался всем телом все сильнее и сильнее… И, наконец, излился, и в темных глазах блондина появилось странное торжество.
Но молодой немец быстро пришел в себя и живо опрокинул юнца на спину, закинул гладкие безволосые ноги себе на плечи. Тот вскрикнул, и буквально через минуту Дитер уже сам почувствовал разрядку. Никогда еще он не ощущал такого наслаждения. Блондинчик вроде бы не делал ничего необычного, но в то же время был чем-то невероятным. И Дитеру страстно захотелось, чтобы блондин оставался с ним и только с ним. И чтобы рядом не было никакого Гюнтера, который по-прежнему мирно дрых рядом.
Между тем белокурый красавчик, видимо утомившийся, задремал и стал уморительно посапывать. Дитер отправился в душ, прикидывая, как еще можно оприходовать прибившегося к нему похотливого зверька. А когда вышел, то зарычал от ярости. Ему захотелось избить и этого мудака Гюнтера, нагло похитившего красавчика, и похотливого мерзавца, готового жадно набрасываться на любого, кто был рядом.
А на лице Гюнтера была глупая блаженная улыбка, он грубо лапал изнеженного красавчика, и Дитеру хотелось со всей силы въебать по этой тупой физиономии! А красавчик, краем глаза заметив Дитера, тут же выгнулся, явно приглашая присоединиться. Дитер разинул рот от этой похотливой наглости, но тут же трясущимися руками натянул резинку и ринулся в атаку. Блондин вскрикнул, но Дитер был безжалостен, как будто заставляя его расплачиваться за все грехи. В какой-то момент оба немца рухнули на это белое, гладкое тело, почти стукнувшись лбами. Гюнтер утробно заревел, мгновение спустя и Дитера накрыла горячая волна.
Из номера они вылезли втроем только для того, чтобы наскоро позавтракать. Красавчик напялил узкие джинсы, обтягивающую майку и шел по коридорам отеля, бесстыдно виляя бедрами. Внизу, в буфете, он бросал наглые, откровенные взгляды на других парней, отчего Дитер почувствовал прилив ревности, да и Гюнтер недовольно хмурился. Дитер обдумывал, как бы спровадить своего приятеля, чтобы остаться с красавчиком наедине. Однако по взгляду Гюнтера было ясно, что тот имеет на блондина те же самые виды. А блондин уже вовсю строил глазки какому-то чернявому французику, уныло поедавшему круассан.
После завтрака парни буквально поволокли блондинчика обратно в свой номер. А тот вдруг закапризничал, надул губы и заявил, что хочет погулять по Парижу, сходить в Лувр и музей Клюни, но немцы живо пресекли эти поползновения.
- Какой еще Париж, какие музеи? У нас тут шикарный секс!! – заорал Дитер.
Полушутя-полусерьезно он предложил Гюнтеру свалить из номера. Тот огрызнулся и посоветовал Дитеру самому свалить в какой-нибудь музей. Блондинчик тем временем курил тонкую дамскую сигаретку и насмешливо поглядывал на двух сцепившихся из-за него самцов. Через пару минут он снова был уложен в постель. У Дитера и Гюнтера развернулась не то шутливая, не то серьезная борьба за красавчика. В результате красавчик испуганно завизжал, что парни порвут его драгоценное тело. Очевидно, чтобы изменить ситуацию, он перешел к решительным действиям, встав на четвереньки и призывно выгнувшись.
Парни прокувыркались в постели втроем до вечера, напились шнапса, протрезвели, снова напились… Дитер и Гюнтер уже не пытались скрыть свою войну за блондина, а тот лишь подзуживал их, строя глазки то одному, то другому.
Дело шло к нешуточной драке, но вечером красавчик с томным видом заявил, что теперь хочет погулять и потанцевать. Дитеру никуда идти не хотелось. Он предложил пару часов отдохнуть, а затем устроить новый перепихон: на сей раз со связыванием и, возможно, фистингом. Гюнтер тут же заявил, что Дитеру и впрямь лучше остаться, а он прогуляется с красавчиком по барам и клубам. Дитер вскочил, словно подброшенный пружиной. А красавчик смылся в свой номер: переодеваться и прихорашиваться. Через полчаса он стоял перед двумя парнями: в кожаной курточке, латексных обтягивающих штанах и высоких лаковых ботинках. Вьющиеся белокурые волосы и черный, сверкающий наряд делали его похожим на падшего ангела. Глаза двух немцев похотливо заблестели. Они покорно двинулись за своим блондином в рейд по парижским гей-местам.
Ферренс прибыл в Париж вечером и отправился в свою квартиру близ Вандомской площади, где сотрудники парижского отделения службы безопасности фонда должны были представить ему отчет о местонахождении и действиях Артура Алверта. Джеймс понимал, что поступил по-мальчишески, в одночасье сорвавшись в Париж вместо того, чтобы лететь в Брюссель на экстренные переговоры. Он перенес важные встречи в штаб-квартире Еврокомиссии, намереваясь отправиться в бельгийскую столицу сразу же, как только решит проблему с Артуром. Но что означало “решить проблему”? Этого Джеймс, обычно умевший ставить перед собой четкие цели и жестко их добиваться, и сам не знал. И это его злило. Он осознавал, что поддался порыву, непозволительному для человека его положения. Но ничего не мог с собой поделать. Джеймс задавался вопросом: чем его все-таки так зацепил этот мальчишка? Своей красотой? Нет. В сотый раз Джеймс твердил себе, что в постели у него побывали десятки (а то и сотни) молодых людей, многие из которых не уступали своей красотой черноглазому блондину. Дело было в другом. За годы управления фондом и его сетью Джеймс незаметно превратился в машину. Или в ходячего мертвеца. Власть, деньги, влияние, положение – все, из-за чего люди сходят с ума, предают, убивают – все это он получил, не затрачивая никаких усилий, просто в силу стечения обстоятельств, путь и трагического стечения. И все это медленно, но верно высасывало из Джеймса жизнь. Он возглавил великую сеть Ферренсов-Лэнтонов, но сам ощущал себя рыбой, попавшей в сеть и теперь обреченно бьющейся и задыхающейся на мертвом прибрежном песке. Джеймс всё больше жил на автопилоте. Без какого-либо интереса участвовал в закулисном решении проблем мировой политики, вершил судьбы простых смертных, автоматически занимался сексом, сначала меняя любовников после одной-двух ночей в постели, а потом заведя себе капризного и изнеженного Тони. Не потому что Тони так уж ему нравился. Скорее, потому что надоело затаскивать в постель все новых и новых красавчиков, а Тони вполне подходил для роли постоянного партнера. Джеймс не требовал от Тони любви, ему было глубоко безразлично, что испытывает к нему молодой виконт, хотя тот старательно разыгрывал влюбленность в Джеймса. Тони был неинтересен Джеймсу. Ему вообще ничто уже не было интересно, он лишь поддерживал видимость интереса к жизни, но чувствовал себя мертвецом, существующим лишь для… Он и сам не знал для чего.
Внезапное появление белокурого Артура с пугающе черными глазами не вернуло Джеймса к жизни (это было бы слишком громко сказано), но вселило надежду, что для него еще не все кончено, что жизнь еще может возродиться. Почему? Он и сам не знал.
Джеймс едва успел принять душ и переодеться, как ему доложили о приходе людей Молтона. Их доклад резко испортил Джеймсу настроение. Выходило, что мальчишка примчался в Париж накануне поздно вечером и поселился в дрянном отеле недалеко от квартала Марэ, где обычно останавливались молодые, не располагающие большими средствами геи, стекавшиеся во французскую столицу со всей Европы. Парижские сотрудники службы безопасности побеседовали с персоналом отеля и даже умудрились получить доступ к записям камер видеонаблюдения, а также проанализировали сигналы мобильного телефона Алверта. Оказалось, что мальчишка почти сутки провел в номере с двумя молодыми немцами из Дортмунда – Гюнтером Шоллем, работавшим менеджером в мелком музыкальном магазине, и Дитером Бонке, студентом, изучавшим строительство и архитектуру. На Шолля не было найдено ничего предосудительного. А вот Бонке, как установила служба безопасности, пару раз попадал в сводки дортмундской полиции по делам, связанным с распространением наркотиков в ночных клубах. Привлечь его ни разу не удавалось, но у полиции он был на заметке. Джеймсу все это крайне не понравилось. Его мальчик почти сутки провел в номере с двумя развратными типами, один из которых явно был связан с наркотиками. Джеймс едва не зарычал, представив, чем они втроем занимались. Он с ненавистью смотрел на фотографии Шолля и Бонке и видел грубых молодых мужланов, типичных пожирателей пива и сосисок. При мысли, что Артур сбежал от него в Париж (а Джеймсу было ясно, что эта внезапная поездка была ничем иным как бегством) только ради того, чтобы лечь под этих горилл, у Джеймса едва окончательно не помутился рассудок. Ему хотелось придушить Шолля и Бонке собственными руками. Он с ненавистью порвал их фотографии в клочья. Сотрудники службы безопасности следили за ним с каменными лицами, но Джеймс понимал, что именно они подумали о нем.
