— Тут ты прав, — Вставил Смит. — Тем более, что у нас сейчас есть хоть какая-то достоверная информация об этой организации. Её критически недостаточно, но это много больше, чем у нас имелось ещё год назад. Да, Котёл необходимо уничтожить, слишком глубоко они пустили свои корни во все сферы жизни моей страны, чтобы не обращать на них внимание. Но, что касается Косты-Браун… — Смит тряхнул головой. — Она опутана законами больше, чем мы с тобой. У неё больше нет власти над этим городом, и ей либо придется утереться, либо нас ожидают крупные проблемы. Но, думаю… насколько понимаю то, что видел в отражениях твоей памяти… нам теперь можно не опасаться новых покушений.

— Возможно, но исключать ничего нельзя. И не стоит забывать о Триумвирате, — Кивнуло отражение. — Александрию я убью. — Пелид рубанул рукой по воздуху. — Тут не о чем говорить. Но тот содомит может неприятно удивить; ты встречи с ним не переживешь, если он не полный кретин или если он не попытается тебя захватить. Ну, тогда он сам себе дурак будет и смерть встретит такую же бездарную. Эйдолон… с ним всё сложнее. Ублюдок, пожелай этого, может этот город стереть с карты мира. Ультимативная единица как СКП в частности, так США в целом. Но, пока до этого не дошло, у нас есть шансы. Но, если они решат поохотиться на нас втроём, тут останется только бежать. — Покачал головой Пелид. — Хорошо, что Коста-Браун не может просто взять и натравить этих клоунов на нас с тобой.

— Когда я уйду, ситуация изменится, я вижу это в твоих мыслях. Они перестанут быть для тебя угрозой.

— Перестанут, — Вмиг растеряв благодушие, согласилось отражение. — Мне жаль, что это случилось так рано. Я не желал тебе такого. Но глупость, которую ты совершил… за неё придётся заплатить, и я тут бессилен. Ты умираешь Смит, умираешь много быстрее, чем должен был, происходи все те процессы плавно, так, как им было положено. И то, что я на несколько лет раньше обрету ещё один клочок своего могущества, когда ты умрешь, станет небольшим утешением для меня, и оскорблением для Лили.

— Не напоминай о ней, — Смит отвел взгляд, — Позже… — Он запнулся. Он продолжил говорить в слух. Его голос звучал тихим, едва слышимым шёпотом, — …она сказала, что позже заставит тебя открыть переход в преисподнюю, чтобы задать мне трепку. — Смит замолчал, посмотрев на Пелида. — Тебя ждут трудные времена, когда она примется выполнять своё слово.

— Я рад, что тебе доставляют удовольствие муки, что меня поджидают в будущем, — Смешливо произнес Пелид, перехватив взгляд Смита. Секунду его голубые глаза искали что-то на его лице. — Сейчас ты потребуешь, чтобы я не говорил ей правду? — Смит коротко кивнул. — Напрасно, Лили - дочь моя, сестра моя, друг мой. Она дорога мне, не меньше чем тебе. — Он медленно покачал головой. — Я не причиню ей такой боли, даже если придется вдребезги разругаться с ней. Истина о твоей смерти останется между нами.

— Но ты все же сказал ей, что я умираю. — Смит не смог не бросить этот упрек.

— Она имела право знать. И я просто был зол на тебя. Признаю это. Из всех человеческих смертей ты, именно ты, Смит, избрал самую паршивую.

— Хорошо, — Смит помассировал лоб, — Не мне корить тебя за это, не тогда, когда я заварил всю кашу.

Именно по этой причине он не стал упоминать того, что его в любом случае ждала та самая участь, и Пелид это всегда знает. Смит промолчал об этом, не желая начинать новый виток бессмысленного спора о том, кто виноват и виноват ли вовсе. У них есть дела и по важнее этого. Совещание вот-вот начнется, Пиггот с Оружейником скоро присоединятся к ним. Можно было бы обойтись и без них, но Протекторат с СКП будет проще контролировать, приобщив их к общему делу. Негоже в столь ответственный момент оставлять без внимания всё ещё действующие полувоенные подразделения противника.

***

В СКП что-то происходит.

Виктория Даллон понимала это, изредка выныривая из собственных переживаний. Видела во взглядах редких посетителей, иногда появляющихся в её «камере». Эти взгляды были уставшими. В них отражалось непонимание и беспокойство. Иногда, прежде чем вновь погрузиться в тяжелые думы, она размышляла над тем, что же такого случилось, что всё СКП гудит как растревоженный улей? Неужели вчерашние беспорядки не прекратились? Эти вопросы быстро тонули во мраке собственных переживаний. Чтобы там не происходило, это не могло разволновать её больше, чем собственные поступки, осознание тяжести которых настигло её, пусть и с задержкой.

— «Я – убийца».

Раз за разом, всплывали в её голове два страшных в своей сути слова. Они были словно те гвозди, что в крышку гроба. Она сама сколотила этот гроб, сама вырыла яму. Сама, всё сама. Никто не виноват в том, что она натворила, кем стала.

— «Убийца».

Она сама не знала, почему ещё не начала рвать на себе волосы, ограничиваясь лишь порывами. Не знала, почему ещё не убила себя. Может, дело в тех таблетках, которыми её напичкали местные сотрудники? Да, наверняка дело в них… или всё дело в слабости. Той немощи характера, что привела её к такому трагичному итогу, немощи, что не удержала её от роковых ошибок.

Вики, словно послушная ученица, сложила руки на столе. Соловьиными глазами осмотревшись вокруг, и убедившись, что ничего не переменилось, она вздохнула, моля Бога, чтобы сделал её камнем. Она хотела застыть, исчезнуть, раствориться. Что угодно будет лучше будущего, в котором ей придется посмотреть близким в глаза. Иногда Вики ловила себя на мыслях, что она пришла сюда, убегая от семьи. Лучше тюрьма, Птичья Клетка была бы предпочтительней минуты, мгновения, мимолетного перегляда с родителями. Вики до ужаса, до безумия боялась этой встречи, которая настанет скорее раньше, чем позже. Неотвратимость этого мгновения вводила девушку в панику.

К этому моменту она поняла, что её не посадят, что ей не стоит ждать справедливости внутри этих стен. Окружающие не посчитали её признание чем-то стоящим разбирательства. Ей это ясно дала понять Пиггот, во взгляде которой читалось едва ли не презрение к ней, к тому, что она тратит её время своими пустяковыми проблемами.

Ей дали понять это те люди, что суетились вокруг неё половину ночи. Это не были надзиратели. В их взглядах читались жалость, сочувствие и соучастие. Так не смотрят на убийц. У убийц не должны справляться об их самочувствии. Это было неправильно и это злило Викторию, место которой в тёмной клетке, но не тут, не в комфортной комнате отдыха в компании с холодильником и телевизором.

Что это было? Почему к её поступку так отнеслись? Разве имела она право убивать тех людей? И разве имели эти люди право оставлять её проступок безнаказанным? С каких пор убийц игнорируют? Или дело в другом? Может, все дело в Новой Волне, ссориться с которой Пиггот не с руки? Может, никто не хочет конфликтовать с Панацеей? Может ли быть такое?

У Виктории было достаточно времени, чтобы задаться этими вопросами, но ей казалось, что всего времени мира не хватит, чтобы найти ответы на эти вопросы, не без помощи тех, кто может знать на них ответы. Но давать ответы ей никто не спешил, ей предлагали поесть, предлагали кофе и чай, предлагали сон, но не ответы, в которых она нуждалась больше всего. Ей тут не дали ничего, в чём она по-настоящему нуждалась.

С другой стороны, разве это не хорошо? Она ведь помнила, зачем пришла сюда изначально, какая цель двигала ею до того как впасть в черную меланхолию. Если ей не предъявят обвинений, то это значит, что репутация Новой Волны не пострадает? Идея не исчезнет под грудами словесных помоев, что последовали бы в случае публичного суда. Репортеры хуже злодеев, им бы только дорваться до сенсаций, а там трава не расти. Но её не обвинили, не бросили в камеру, значит, это всё отменяет; значит, её страхи были напрасными; значит, можно уйти…

Вики тряхнула головой. Всё это не значит ни хера. Она убийца, и этого не отменить. Она не сможет смотреть в глаза своим родным. Она - чудовище, то самое, которых она ненавидела всю сознательную жизнь.