«Не надо, - отозвался он. – Тяжелый танк, помнишь? Ты и так помогла, дала мне передышку, и я смог прокинуть нервную связь в обход поврежденного узла. Все будет хорошо, не волнуйся!»
«Правда? – я вгляделась в его бледное измученное лицо. - Точно-точно? Обещаешь?»
«Обещаю, - Доктор попытался улыбнуться. – У меня к тебе поручение. Пусть моя свиристелка и еще кое-что пока побудут у тебя. Возьми в правом нагрудном кармане».
Неохотно отпустив его руку, я нащупала на клапане кармана шарик, управляющий застежкой, и вытащила оттуда два очень странных предмета: тяжеленный цилиндр величиной с мизинец, завернутый в металлизированный антистатический пластик, и английский ключ, неновый и от старого замка, но, стоило мне взять его в руки, и я ощутила горячие иголки в пальцах, а ключ блеснул легким золотистым огоньком, точно подмигнул. Я быстро спрятала оба артефакта в левый нарукавный карман своего скафандра и погладила Доктора по щеке.
Держись, - сказала я вслух. – Я никуда не уйду, буду здесь, рядом. Если что, зови.
Лучше добудь мне к завтрашнему утру, во что переодеться, - тихо ответил он, нащупывая управляющие точки застежек на груди, его изодранный комбез полностью разъехался по бокам, и фельдшер набросил на него одноразовую простыню. – Пока приведи себя в порядок и отдыхай. Поняла? Это приказ.
В ответ я смогла только кивнуть – в горле застрял тугой комок, и я сморгнула непрошенную слезинку. Машина остановилась, задний гидроборт опустился, медики проворно выкатили каталку с носилками и рванули с ней по пандусу приемного покоя нашего госпиталя. Я выбралась наружу следом за ними и проводила их мутным от слез взглядом. Подумать только, всего месяц назад поздним вечером я шла здесь, костеря на все корки мнительную Ираиду, и вот у этого самого поворота Кузнецов меня догнал, проводил до общаги, ловко напросился в гости, и мы с ним болтали о всякой всячине как друзья, не видевшие друг друга сто лет… Спустя всего три недели оказалось, что мы даже больше, чем друзья, и я вспыхнула как маков цвет, вспомнив, как он поцеловал меня, а я… я решила не рисковать, не мучить его своей ненормальностью… Вот идиотка! А он, умничка, не сдался, в очередной раз вытащил меня за шкирку из рамок, куда я сама себя загнала, показал мне, что все может быть по-другому… Да, хороший мой, обещаю тебе, у нас все будет по-другому – правильно. Как тогда, на сервисной галерее «Авроры», когда мы стояли рука в руке и чувствовали себя одним целым – друг с другом и со Вселенной. Только выздоравливай быстрее, родной, ладно?
Кто-то хлопнул меня по плечу, и я очнулась от своих мыслей, обнаружив, что стою столбом возле дверей в приемный покой с мокрыми от слез глазами, тупо сжимая в руках кузнецовскую свиристелку. Я повернулась в сторону раздражителя – это оказался Филин. Он снова потряс меня за плечо, а Кейт вытащила из поясной сумки одноразовую салфетку и решительным жестом вытерла мне щеки.
Я думала, Красный Шторм сделана из титановых сплавов и графен-композита, - она ободряюще улыбнулась мне, - но сейчас вижу – ты все-таки человек. Держись, милая. Доктор куда крепче нас. Он справится.
Это точно, - поддержал ее Филин. – Думаешь, откуда у него золотая нашивка? Когда его в тот раз привезли, он был в отключке, и на нем живого места не было – две бригады его штопали. И что ты думаешь - выкарабкался! Ты на нем хоть один шрам видела?
Н-нет, - выдавила я и тут же вспомнила, как быстро зажила у Кузнецова на щеке глубокая царапина от ежевичных колючек, которую он заработал в стычке с «мухами» ххазр. - А… долго он пробыл в госпитале после этого?
Не очень, - Филин пожал плечами. – Вскочил уже на следующий вечер и потребовал чаю с вареньем. На больничной койке его и семеро чертей не удержат. Доктор – он такой…
И вдруг спохватился:
Он что, тебе не рассказывал?
Нет, - я мотнула головой и попыталась вытереть нос рукавом, от шока забыв, что на мне скафандр. – А что он мне должен был рассказать? Предупредил, что ему нельзя общий наркоз и аспирин – вот и все, в общем-то…
Ну… он сильно отличается от нас, простых смертных, - Филин отвел глаза. Я ощутила, что он что-то недоговаривает, сконцентрировалась, и все его мысли оказались у меня как на радаре - как тогда с Ленкой, но сейчас все оказалось проще, то ли благодаря усилителю, то ли я научилась. – Да ты и сама это, наверно, заметила…
Тяжело не заметить, - встряла Кейт – видимо, обратила внимание, что я изменилась в лице. – Не переживай, Орлов и Маккензи свое дело знают. Доктор будет в порядке, завтра вы с ним увидитесь. Все будет хорошо.
Она улыбнулась нам и скрылась за дверями госпиталя, а я повернулась к Филину.
Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор, - выдала я. – За содействием. Вряд ли наши вещи привезли с «Авроры», а Кузнецову надо обеспечить, во что переодеться.
Как это – не привезли? – Филин почесал в затылке, отчего фуражка съехала ему на нос, и он нервным тычком пальца вернул ее на место. – Гонец уже должен был прилететь… Сейчас, обожди-ка.
Он вытащил телефон спецсвязи, потыкал пальцем в экран и выдал в гарнитуру:
Сидоров! Что там слышно про спецборт с «Авроры»? Что? Амур пролетают? А, ладно. Добро.
Не грузись, Унгерн, - изрек Филин, дав отбой телефонному разговору, и хлопнул меня по плечу, что при других обстоятельствах было бы довольно забавно – при всей своей выправке начальник ОКУ был ниже меня на полголовы, да еще и ушиб руку об наплечник скафандра. – «Гонец» с вашим шмотом будет через сорок минут. Как раз успеешь переодеться.
Он вызвал служебку и подбросил меня на ней до техцентра, где экипировщики освободили меня от скафандра, а я таки умудрилась вытрясти из них облегченные спецназовские берцы нового образца, которые я давно хотела, но мой маленький размер все никак не попадался. Получилось это совершенно нечаянно – в моей бедной голове крутились совершенно другие мысли. Все кузнецовские странности, нестыковки и непонятки сложились в четкую, ясную и логичную картину, все его удивительные способности обрели однозначное объяснение: они нечеловеческие, потому что он действительно не человек. Дмитрий Кузнецов – всего лишь имя в его удостоверении офицера, а как его зовут на самом деле, никто не знает – его всегда устраивал позывной. Его народ – цивилизация непредставимой древности и могущества, он настолько «иной», что даже страшно представить. Что там разговоры с котом – как вам изгнание хищного пришельца-проглота объединенными силами двух львиных прайдов, стаи гиен и трех белых носорогов? Что там сверхточная стрельба по киборгам, если он смог сбить гиперзвуковой снаряд из снайперки? Правда, он стрелял из ОРСИС Т-6000, зато с рук и из маневрирующей среди гор вертушки. А на бегу рассчитать, как раскидать десяток гранат, чтобы лава не вовремя проснувшегося вулкана не накрыла аэродром, и выиграть последнему гражданскому борту время для взлета? А за пару часов придумать, как синтезировать газ, которым потом надо будет выдуть в космос захвативших орбитальную станцию пришельцев? А повести ДРГ в разведку боевых позиций сухопутных киборгов ххазр, вывалившихся из транспортника, сбитого на Алтае, вызвать их огонь на себя и дать ребятам возможность срисовать все их огневые точки? Вот как он заработал свою золотую нашивку, а не в Ираке, как я думала – в памяти Филина я отчетливо разглядела момент, когда возвратившиеся в расположение уцелевшие разведчики принесли Доктора в бессознательном состоянии, всего в заплатках от пшик-повязок, и две бригады хирургов – Орлова из ОКУ и Маккензи из UNIT – сменяя друг друга, работали весь остаток ночи, зашив на нем десяток не самых приятных ран. Я засекла еще какие-то смутные воспоминания о его корабле, но ничего не уловила, кроме потрясения и восторга.
Короче говоря, в моих мыслях творился полный бедлам. Теперь я знала правду о Кузнецове, точнее, о Докторе, и я в упор не понимала, как к этому относиться. И дело было вовсе не в нем, а, как обычно, во мне. Некоторые его нечеловеческие свойства совершенно очевидно развивались и у меня, из чего с пугающей очевидностью следовало, что я тоже не человек, а какое-то непонятное переходное звено - полное и абсолютное недоразумение.
